Константин Соловьёв - "Пони бледный"
— Шесть дней, — сказал Сталин, — Это привычка. На меня не действует лживая магия единорогов. Я сам специалист по… другой магии. Был им у себя дома. Магии освобождения от иллюзий, магии труда, магии подвига. Она не дает вкусных тортов и не наделяет крыльями. Но это самая правдивая и нужная в жизни магия, товарищи. Я обучу вас ей.
— Мы станем левовруцинерами! — радостно возвестила Пинки Пай, — Ура, товарищи! Даешь социалистические завоевания октября! Вся власть советам поньяших и пегашьих комиссаров!
— Мы создадим оплот сопротивления Принцессе Селестии, — подтвердил Сталин, — Для этого я вас и пригласил. Мы начнем войну, сперва за мысли, затем за дворцы. У меня есть некоторый опыт. А у вас есть силы.
— За что нам бороться? — горько спросила Эппл Джек, роняя соломенную шляпу на пол, — Ты угостил нас кислым яблочком, Сталион. Но раньше мы могли смотреть на нарисованный сахар и во рту как будто бы делалось слаще…
— Не унывать, товарищи! — воскликнул Сталин. Он ощутил рождение в сердце теплой искры, той самой, что не раз заводила огромные многотонные двигатели народных чувств. Надо лишь перенести нескончаемую энергию веры в неизбежность коммунизма — и поршни тотчас застучат, — Мы будем бороться! За лучшее, светлое будущее! За мир без лжи и манипуляций! За счастье простых пони и пегасов!
— А мы, сахарок? — слабо спросила Эппл Джек, — Что будет с нами?
— Вы будете счастливы, — твердо сказал Сталин, распрямляя грудь и торжественно задирая морду — Ну прямо как бронзовая кобыла с памятника товарищу Толбухину, — одобрил насмешливо «внутренний секретарь» — Вы будете работать на будущее, а труд будет работать на вас. На месте насквозь прогнившего «Сладкого Яблочка» мы организуем колхоз-миллионер «Счастливый Работящий Пони». Там будут работать все жители Поннивилля и снимать рекордные урожаи. А ты, товарищ, станешь председателем колхоза и непременно получишь переходящее красное знамя.
— Почему красное? — опешила Эппл Джек.
— Это наш цвет! — Пинки Пай с готовностью развернула полотнище, которое прятала за спиной, — Цвет клубничного варенья! Товарищ Сталион сказал, что это хороший цвет!
— А зачем на нем подкова и молоток?
— Это символы трудолюбия и упорства!
— Ну тогда… — Эппл Джек осторожно подняла зубами соломенную шляпу и водрузила ее на прежнее место, челка цвета золотистой соломы тут же упрямо выбилась из-под нее, — То есть, я могу попробовать… Наверно. Правда? Мне всегда казалось, что маловато у нас рабочих копыт, да и жалко заставлять старую Грэнни Смит работать в таком возрасте…
— А вы, товарищ Рэйнбоу! — Сталин указал на пегаса мундштуком трубки, — Вы тоже обретете лучшую долю. Вместо того, чтобы летать на потеху коронованным бездельникам в составе «Вандерболтов», этих шутов на службе режима, вы станете отважным революционным летуном! Будете покорять полярные континенты и получать награды за новые рекорды!
Рэйнбоу Дэш нетерпеливо стала рыть копытом землю. Вот уж кого искра завела с полуоборота…
— А ты ничего, усатый! Но… Ты уверен, что эта твоя револьвуция — это достаточно круто? Я имею в виду, достаточно круто для такого прекрасного летуна, как я? Ну, ты же понимаешь, что летун вроде меня не может участвовать в чем-то, если оно как бы недостаточно круто?…
— Это невероятно круто, — твердо сказал Сталин, — Вы бросите вызов самому грозному и опасному противнику. И победите его. Круче этого не может быть ничего. Все революционеры неимоверно круты, оттого их помнят, любят и приглашают в школы на открытые уроки. А кроме того… Новая Эквестрия будет разительно отличаться от старой. Я даю слово, что уже через пять лет мы на двадцать процентов будем опережать Кристальную Империю по выплавке чугуна!
Рэйнбоу Дэш взмыла вверх огромной голубой ракетой и едва не снесла амбарную крышу. Вниз полетели осколки черепицы и дерева.
— Ну и вы, товарищ Флаттершай.
— Кто? Я? — Флаттершай деликатно попятилась, — Товарищ Сталион, должна сказать, что я всегда сочувствовала оппозиции…
— Вы станете опорой воспитания! Будете воспитывать и выхаживать лесных зверюшек, прививать им нормы социалистического общежития и трудовой сознательности. Больше никаких бесцельных бобровых погрызов! Фауна Эквестрии должна встать под знамена социалистического соревнования!
— Ну… Я… Ой… То есть, я… Конечно, я…
— Вместе мы сила, товарищи! — возвестил Сталин, ощущая, что нет теперь никакой одинокой искры, а есть ровное тепло слаженно-работающих механизмов, настроенных на одну частоту. Сладкое ощущение, которое Пинки Пай наверняка бы сравнила с клубничным вареньем, — И теперь, когда мы объединились и готовы дать бой ненавистным эксплуататорам и поработителям, надо определить наши цели. Поразив которые, мы обрушим диктаторский режим самозваной Принцессы.
— Ратуша! — воскликнула Рэйнбоу Дэш, — Плотина! Городской амбар! Библиотека! Забросать вокзал зажигательными бомбами!
— Не спеши, шустрое яблочко, — Эппл Джек легко поймала зубами пегаса за разноцветную гриву, вынуждая сбавить скорость, — Товарищ Сталион сказал нам, что больше всего Принцесса и ее единороги любит деньги… Для них это как сладкая картошка для колорадского жука, так? Ну, значит, я знаю, куда надо лягнуть их королевское величество. За дело… товарищи.
Глава пятая
«Поменьше политической трескотни. Поменьше
интеллигентских рассуждений. Поближе к жизни»
В.И. ЛенинПоезд подошел к перрону станции «Поннивилль-Центральный» так мягко и тихо, как одно облако на небосводе подходит к другому. Негромко скрипнули сцепки, мелодично задребезжал локомотив — и вот уже весь состав замер у перрона, аккуратный и изящный, как увеличенная во много раз детская игрушка. Или же разноцветная гирлянда, еще не водруженная на елку. Вагончики были миниатюрными, и каждый из них выглядел пряничным домиком, установленным на колеса. Сиреневые вагончики, розовые вагончики, лазурные вагончики — а возглавлял их такой же аккуратный и невероятно чистый локомотив, из трубы которого вместо ядовито-серого дымного султана вырывались белоснежные облачка. Наверняка, и пахли они фиалками.
Сталин лишь головой покачал, увидев этот изящный состав, совершенно не похожий на те, что ему доводилось видеть прежде. Он привык к локомотивам «ФД» — тяжелым грохочущим чудищам, неповоротливым, перепачканным маслом и грязью, с их обжигающим и зловонным дыханием. Эти чудища без устали трудились, со скрежетом подминая под себя шпалы, настоящие советские сухопутные левиафаны. Смогут ли эквестрийские кукольные составы сравниться с ними, когда ситуация станет так же горяча, как пламя в топках? Можно ли будет оборудовать из них бронепоезда?…
Много вопросов, ответов на которые пока нет. В скором времени их станет еще больше. Некоторые ответы можно найти путем сосредоточения и тяжелой умственной работы. Другие явятся внезапно, в грохоте канонады. Он, Коба, будет искать ответы. Но не сегодня. Сегодняшний день посвящен другому.
— Билет и цель поездки, — сказал строгий проводник в очках, касаясь копытом козырька фуражки.
На Сталина он смотрел подозрительно, как проводник царской железной дороги смотрел бы на крестьянина, собравшегося в город продавать свой нехитрый урожай.
— До Кантерлота, — Сталин передал ему квиток, — Сопровождение кулинарного груза на ежегодную выставку «Королевский торт».
— Разве выставка не в июне?
— В этом году перенесли.
— О, я вижу.
Доказательство предъявлять не потребовалось, оно и так привлекало к себе всеобщее внимание. Оно было водружено на тележку с ручкой, но даже в таком виде Сталину и проводнику пришлось провозиться, чтобы переместить его в вагон. Огромный трехъярусный торт весил не меньше пуда — немалый вес для пони. Без сомнения, это был шедевр кулинарного искусства. Залитый розовой лазурью, с кремовыми розочками по краю, фисташковыми россыпями, мармеладинами в форме звездочек, украшенный шоколадной стружкой и узором из цедры, этот торт мог поразить воображение даже самого хладнокровного и выдержанного проводника.
Торт готовила Пинки Пай и, без сомнения, это было настоящее произведение искусства.
«Бисквиты! Вафли! Мороженое! Марципан! Печеные яблочки! Птичье молоко! Карамель! И, конечно, твоя любимая начинка, товарищ Сталион!.. Ох и вкусненько же кому-то будет!»
Прежде чем пройти в вагон, Сталин окинул взглядом весь состав и остался доволен. Он сразу заметил то, что искал. В нескольких вагонах от его собственного, в прямой близости от локомотива, возвышался особенный вагон. Раскрашенный в розовые и лиловые цвета, приземистый, массивный, он маскировался под обычные вагончики, но эта маскировка быстро сползала под опытным взглядом. Вагон был бронированный, слишком строгих линий, а его окошки своими размерами могли посоперничать с бойницами. Которыми на самом деле и являлись. Состав остановился с таким расчетом, чтобы этот таинственный вагон оказался напротив отдельного станционного служебного выхода.
