Сергей Чехин - Белый орк
— Я, вообще-то, не орчонок.
— Ты голодающий карлик?
— В каком-то смысле.
Незнакомка извлекла из складок необъятного одеяния факел и кресало. В неверном свете Альберт рассмотрел лицо орчихи и обомлел. Она походила на человека еще больше, чем Тарша. Точнее, даже не на человека.
На эльфа.
Узкое треугольное лицо, широко посаженные красивые большие глаза, тонкий носик без привычной горбинки. Цвет кожи светло-зеленый, куда светлее, чем у орка. Губы тонкие, а клыки совсем маленькие, почти незаметные.
— Ты — человек! Но одет в шкуры и стреляешь из степного лука. Зачем ты убил Рожка? Ты что, не видел бубенцы на его прекрасных ветвях?
Так вот что это за шишки. Но в темноте-то и не разберешь.
— Не стой столбом! Сделай что-нибудь!
Альберт подошел к зверю и осмотрел рану. Стрела едва задела мышцы, пройдя навылет через шкуру и жировой слой. Сущий пустяк — похромает немного и оклемается. Главное остановить кровь.
— Мне нужны чистые тряпки и какой-нибудь инструмент. Клещи или топорик.
— О, — полуорка прижала руки к груди, — у Маргит есть все, что захочешь. Только спаси Рожка.
Новая знакомая скрылась в бурьяне, а минуту спустя вернулась с мотком бинта и добротными кузнечными клещами. Альберт откусил наконечник стрелы и вытащил древко. Олень заревел и щелкнул зубами.
— Не бойся, мой дорогой, все будет хорошо, — Маргит положила голову животного на колени и принялась гладить шею.
Шайн перебинтовал рану и удовлетворенно хмыкнул. Вены и артерии не задеты, жить будет.
— Что же теперь мне делать? — запричитала орчиха. — Как везти товар?
— Ты купец? — удивился Шайн.
— Маргит — Тор-гаш. Ничего не покупаю, только продаю.
— Как можно продать, не купив?
— Делать своими руками!
— И что же ты делаешь?
— О, пойдем, покажу!
За бурьяном пряталась превосходная карета явно людской работы. Широченные колеса были облиты смолой для лучшей проходимости, кузов стоял на рессорах, вошедших в обиход совсем недавно. Сперва Альберту показалось, что внутри кареты одна солома, но потом он понял — это лишь меры безопасности. Маргит перевозила глиняную посуду — да такого качества, что не везде в Империи найдешь. Формы удивительно ровные, аккуратные, покрытые белой глазурью и расписанные синей краской. Причем украшения варьировались от простых линий до самых настоящих произведений искусства.
— Ты это сама сделала?
— О да, я трудилась целый месяц, а теперь не сумею попасть на ярмарку вовремя!
— Не знал, что орки торгуют меж собой.
— Маргит торгует с людьми! Что же мне теперь делать?
— Пошли в наш лагерь. Завтра мы идем далеко на запад, подбросим тебя, а там и Рожок оклемается.
— О, это очень хорошая мысль. Я согласна!
Глава 5
Альберт попытался сдвинуть карету самостоятельно, да только куда там. Пришлось возвращаться на стоянку за крупным рогатым скотом. Половина племени увязалась вслед за дипломатом, чтобы посмотреть — какую же добычу он подстрелил, что потребовался целый буйвол для перевозки.
Узнав, что это просто бродячая торговка, разочарованные орки повернули восвояси.
Пригнав карету в лагерь, Альберт попросил Грума узнать у вождя — можно ли Маргит отправиться с ними на Запад? Вокруг шатра Горрана собралась значительная часть общины. Альберт стоял напротив, Маргит пугливо жалась за его спиной. Орки почему-то глядели на странницу вовсе не дружески, а нервно, напряженно.
Наконец в свет факелов вышел шаман и передал волю вождя: пусть едет. Кочевники собрались было вернуться к привычным делам, как ночную тишину разрезал знакомый гулкий бас:
— Я не собираюсь привечать гнилое семя! Пусть валит сама на все четыре ветра!
Бараг. Вот же собака, мало, наверное, получил, раз пасть раззявил. Вслух, разумеется, Шайн этого не сказал, ограничился спокойным вопросом.
— Что ты имеешь против моей гостьи?
— Твоей? Гостьи? — с усмешкой прорычал верзила. — А где твой дом, чтобы гостей водить? Уж точно не здесь! И посмотри на уши и зубы своей подружки. Ее мать якшалась с эльфами, а это позор всему степному народу! Я готов терпеть тебя, человек, но не эту тварь!
Орки загудели, большинство — одобрительно. Кто-то выкрикнул:
— Полукровка!
Альберт вздохнул. Кочевники ненавидели детей леса куда сильнее, чем людей. Дело в том, что имперские рыцари сражались относительно честно, исповедуя очень похожий на орочий культ достоинства и силы. Эльфы же предпочитали партизанские тактики. Атака конных лучников на спящий лагерь под покровом ночи — один из любимых приемов остроухих. К тому же эльфы не брезговали убивать стариков и детей, считая абсолютно всех зеленокожих опасными.
И если отношения между Империей и Степью за двести лет более-менее наладились, то лесному народу это не грозило никогда. Неудивительно, что кочевники испытывали такую ярость именно к полукровкам. Они считали детей эльфов и орчих величайшим надругательством над народом Степи — куда более страшным и отвратительным, чем убийство.
— Вождь сказал свое слово! — напомнил Шайн.
— И я не осмелюсь ему противиться. Но доброго отношения эта тварь не дождется. Еды и ночлега ей никто здесь не даст! Так ведь, братья?!
— Не так! — сквозь общий гул прорвался рассерженный голос Тарши.
Охотница вышла из толпы и встала напротив бывшего мужчины.
— Ты просто зол на Альберта за поражение! Так ведут себя дети, а не взрослые орки. Этой бедняге и так худо жить зная, чья в ней кровь.
— Маргит не жалуе…, - шепнула торговка, но Шайн шикнул на нее и приложил палец к губам.
— Если она гостья Вахула — она и моя гостья. Я с радостью разделю с ней свой шатер и пищу.
Бараг скрестил руки на груди и рассмеялся.
— И когда ты уже пустишь чужака под свою набедренную повязку? Будете плодить с ним веселых и удачливых людоорков. О, — верзила поднял палец вверх, — а лучше живите втроем. От тебя будут людоорки, а от твари — людоэльфоорки. Вот духи обрадуются такому многообразию!
Тарша зашипела и плюнула Барагу в лицо. По уровню оскорбления это чуть ниже публичного вызова на бой. Здоровяк дернулся, с морды мигом слетела вся насмешливость. Альберт превратился в пружину, кровь застучала в висках, левый безымянный палец нещадно кололо костяное кольцо. Если урод поднимет на Таршу лапу — даже Великая Орда не спасет его от смерти.
Но Бараг предпочел утереться и скрыться в толпе.
— Какой злой, — произнесла Маргит. — Берегись его, Вахул.
— Да уж придется.
Альберту пришлось спать на улице — шкур для шатра он, увы, не добыл — лишь новые неприятности. Сперва человек и вовсе хотел не смыкать глаз до утра — опасался какой-нибудь подлости от Барага, но сразу двое знакомцев вызвались сторожить его сон. Стрела, лизнув бывшего слугу в лицо, легла рядом, подставив теплый мохнатый бок. Затухающий костер давала неплохой жар, пока Исмаил не принялся жрать угли, противно лязгая забралом.
— Зачем ты это делаешь? — пробурчал Шайн, который и без того заснуть не мог.
— Холодно. Я становлюсь медленным и неповоротливым. Кстати, если принесешь дров — можно растопить в моем брюхе печку.
— Не понимаю. А как же плоть. Тебе не больно?
Рыцарь протяжно скрипнул, будто вздохнул.
— У меня нет плоти, Альберт. Она давным-давно сгнила.
— Но…
Исмаил поднял забрало, продемонстрировав полуистлевший подшлемник, обрамляющий черную пустоту.
— Шаманское проклятье заключило мою душу в эти латы, друг. Боюсь, мне придется до конца света маяться неприкаянным. Но в этом есть и свои плюсы. Жаль, тут нет толкового кузнеца, мне срочно требуется одна деталь на гульфик.
— Фу. Лучше скажи, как быть с Барагом?
— Убей его.
— Шутишь?
— Нет. Только не на дуэли — Горран запретил драки до смерти. Подстрой какую-нибудь пакость, позови на охоту и пусти стрелу в спину. Ой, орков же нельзя звать на охоту. Жалко, такой действенный способ. Сколько королей отправились на тот свет благодаря жажде пострелять в зверюшек, а?
— А иные способы есть?
— Разумеется нет. Странный ты какой-то дипломат, — Исмаил засунул в нагрудник целую головешку. — Даже человек не простит тебе такого унижения, что уж говорить об орки. Убей его, сживи со свету, иначе это сделает он. Попомни мои слова.
Альберт размышлял битый час, но так и не нашел решения проблемы. Разве что Барага убьют в стычке с каким-нибудь врагом, но это слишком опасная затея, все племя может пострадать. Незаметно для себя Шайн заснул, а проснулся под истошные вопли вперемешку с плачем.
Вопили так, будто оплакивали единственного сына. Альберт вскочил с лежака и выхватил меч. Рядом с каретой стояла Маргит, заламывая руки и причитая. Достаточно было взглянуть в открытый кузов, чтобы понять горе торговки — вся лепнина была разбита.
