Екатерина Федорова - Возвращение милорда
И тут же прикусил язык. Как объяснить девушке, не знающей даже слова «электрон», принцип телефонной связи? Потребуется как минимум два часа усиленного лекционного трепа, а возможно, и опытные установки для показа…
Клоти заметила его сомнения, но истолковала их, как всегда, по-своему.
– Не стоит, сэр Сериога. Не утруждайте себя так. И не смущайтесь – ваши недостаточные Знания не есть позор для рыцаря, коим вы теперь являетесь. Знаете, магия во всех мирах есть дело неудобоваримое для рыцарских мозгов. Навряд ли вы сами знаете об этом вашем… тилибоне. Я имею в виду, в достаточной мере. Ну а я навряд ли хоть что-то пойму.
И Клоти, напустив на себя равнодушие, очевидно, решила заняться собственным маникюром. С интересом оглядела каждый ноготь, затем, обнаружив на одном из них заусеницу, куснула ее. Что ж, крайне занятный способ показать, что тема исчерпана.
Значит, современная техника для нее всего лишь магия? Это облегчает дело, решил Сергей. Не придется ничего объяснять. Только знай показывай. Надо думать, телевизор она воспримет как аналог сказочного «яблочка по тарелочке».
Он отбросил в сторону размышления и с любовью посмотрел на свою боевую подругу. Какая же она все-таки… Безумно привлекательная, несмотря на свои широкие плечи и нехилую фигуру. Леди Клотильда, бросив в ответ затравленно-смущенный взгляд, опять начала заплывать по щекам густо-розовой краской. Серега одернул себя. Не стоит смущать девушку. Поскольку так можно навести ее на мысли о том, что… О том самом, о чем он сам старался не думать. И старался усиленно, потому что боялся потерять Клоти навсегда. Возьмет и скажет она своим рыцарским басом, узнав о его чересчур пылких чувствах к ней: «Сэр Сериога, между двумя рыцарями не может быть ничего крепче дружеского объятия. Да и то только после усиленной дружеской попойки». И все. И развернется, и…
Может, король эльфов и перетащит его после этого в Нибелунгию, но леди Клотильды с ним рядом уже не будет. А стало быть, нечего сейчас полировать ее знойными взглядами. Надо срочно занять себя чем-нибудь. Чем угодно, лишь бы отвлечься от Клоти. Так… Есть! Даже самого умного рыцаря следует кормить. Хотя бы иногда. Этим он сейчас и займется. Причем приготовить надо что-нибудь такое… этакое, что способно затереть воспоминания о достопамятной котлете из геркулеса.
– Клоти, сейчас ты попробуешь великое русское блюдо! – с энтузиазмом объявил Серега и нырнул в шкафчик с овощными припасами. – Жареная картошка называется. С луком, шкварками и солеными огурцами…
Клоти благосклонно покивала, радостно посветлела лицом:
– Дело говоришь, сэр Сериога. Люблю я познавать кухню тех мест, которые посещаю.
Она поерзала на табуретке, затем уселась лицом к Сереге, начавшему торопливо строгать над раковиной картошку. Через минуту он обернулся, не вытерпев, одарил Клоти взглядом – то ли горячим, то ли уж и вовсе горячечным, потому что Клоти моментально вновь зарумянилась. Серега отвел глаза (по дороге любовно отследив изгиб отставленной в сторону ноги), извиняющимся тоном сказал:
– Только это займет времени побольше, чем овсяные котлеты. Ты уж извини.
Клоти подскочила на табуретке и торопливо ответила:
– Ничего-ничего, сэр Сериога, я подожду. Даже с удовольствием подожду. Говорят, чем дольше блюдо парится, тем быстрее потом в желудок проваливается. Э-э… А ты пока ответствуй, сэр Сериога, как поживал тут без меня?
– Неважно поживал, честно говоря, – быстро пробормотал Серега, утыкая взгляд в раковину с глазастой картошкой.
– Ну вот и рассказывай.
– Не хотелось бы свои заботы…
– У соратников заботы общие, – немного сердито рявкнула леди Клотильда. – И помни, что я тебя вижу как на ладони. У тебя на простодуш… то есть на твоем благородном лице все крупными буквами написано– когда врешь и сколько. Так что давай повествуй все до последнего, герцог. Разгребем совместно, а там, глядишь, и на родину, в Светлую Нибелунгию…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
То, что происходит где-то там
Герослав Де Лабри, бывший когда-то герцогом де Лабри в восьмом поколении, но по превратности судьбы ставший лисом-оборотнем в первом, безмолвно стоял у деревенской околицы. Путь ему преграждал только хлипенький заборчик из редко набранных тощих жердей. Таким заборчиком были перегорожены –оба конца единственной улочки, которая, собственно, и составляла всю эту деревеньку, одно из многочисленных владений нынешнего герцога Де Лабри, пребывавшего на сегодня в нетях. Вспомнив о пропавшем молодом герцоге, Герослав на мгновение отвлекся, но тут же вернулся к реальности. И снова скользнул придирчивым взглядом по деревеньке, притаившейся в темном тесном лесном распадке. На первый взгляд все было в порядке. Собаки не лаяли по дворам, куры не квохтали… Деревенька лежала перед ним россыпью мутных бледных огоньков, едва заметных на черном бархате ночной мглы. Тихая и безмолвная в эту позднюю пору.
Нос дорисовал Герославу всю картину. В одном из ближайших дворов по левую руку недавно отелилась корова – ветерок доносил запахи крови и последа, а также начинающего подступать к вымени молозива. Что еще? Куры в деревне все как одна были здоровы (куроед ты, ухмыльнулся про себя Герослав, лис-оборотень почти со столетним стажем).
Он произнес положенное Слово Приветствия, едва приблизившись к деревеньке. Вот почему молчали собаки, хоть и ощущали его лисий запах, мешающийся с еще более сильным запахом наполовину человеческого тела. Слово Приветствия, на деле бывшее не словом, а комбинацией звуков, неслышимых уху, и запаха, обязывало всю Животную Родню воспринимать своего Старшего Брата и оборотня как должное. И не выдавать его присутствия людям.
Но сколько можно размышлять и обдумывать, как выполнить то, что предстояло сделать в этой деревеньке? Герослав легко перемахнул пусть и через хли-пенькую, зато высокую ограду – для этого ему даже не пришлось перебираться в свою лисью ипостась, поскольку и человеческое его тело двигалось и действовало за гранью возможного для обычного человека. На ноги оборотень приземлился совершенно беззвучно и направился к стоявшей у самой деревенской ограды развалюхе, обозначенной во тьме блеклым сиянием в единственном подслеповатом пятачке оконца, затянутого бычьим пузырем. Собаки в ближайших конурах тревожно завозились. Но опять-таки промолчали, потому что Князь двуликих детей ночи испустил в придачу к уже произнесенному Слову Приветствия еще и Слово Просьбы, теперь уже полностью беззвучное. Кровь и плоть животного мира подчинялась Слову Просьбы как приказу, не считая, само собой разумеется, тех случаев, когда в крови этой кипел азарт охоты, а плоть настойчиво требовала себе пищи. Голодное брюхо к любой просьбе глухо…
Но сейчас его Просьбе все благоприятствовало: собаки в деревне были более или менее сыты и отнеслись к ней со всевозможным уважением. Герослав перевалил за забор и вступил под сень небольшого крылечка, крытого перепревшей соломой. Запах остро отдавался в ноздрях – горечью и влажной гнильцой. Ступил он на крыльцо беспрепятственно, ибо шавка, жившая в этом дворе, также уважила Слово Просьбы Князя ночи. Оборотень трехнул костяшками пальцев по дощатой двери, усиленной, судя по ответному звуку, двумя-тремя деревянными слегами с внутренней стороны, и отстраненно подумал, что у хозяина этой развалюхи узнать о странностях, творящихся в последнее время на землях герцогства Де Лабри, будет сложновато. Хозяин небогат, раз крышу кроет не черепицей, а соломой – и ту уже года три как не менял, а у бедного крестьянина язык развязывается куда хуже, чем у зажиточного. Ну, в крайнем случае придется денежку метнуть, что дивно способствует развязыванию любых языков…
Хозяева не отозвались на стук с первого раза, и он трехнул в дверь посильнее, невольно сморщившись от легкого саднящего ощущения на сгибах суставов. И почти тут же уловил за дверью целенаправленный топот грузных и донельзя уверенных в себе шагов. Ага, сказал сам себе Герослав, хозяин наверняка из тех типов, которые почитают себя настоящими мужчинами, кое-как и не в полную силу выполняющими тяжкую крестьянскую работу по собственному наделу, попутно при каждом удобном случае попивая горячительные напитки, после чего с азартом поколачивая жен. Покопайся в прошлом такого типа, и наверняка сыщется не слишком удачная служба в замке у местного лэрда, куда он сбежал от тягот жизни обычного смерда, а затем был выгнан с позором или за пьянку, или за воровство у собственных же товарищей… Однако этот факт и он, и его односельчане теперь тщательно замалчивают, а на сельских праздествах такие исправно играют роль деревенских заводил и своих в доску рубах-парней для любого, кому потребуются дружки-собутыльники. И в таких условиях, конечно, не до того, чтобы перестелить солому на крыше – опчество требует, медовая бражка каждый день у сотоварищей киснет…
