Светлана Багдерина - Похищение Елены
— Что с ним? — с удивлением прервал представление Умныня.
— Не знаю, — сделав честные глаза, пожал плечами Иванушка. — Наверное, вспомнил ещё какие-нибудь имена и побежал записать, пока не забыл?..
Прошло полдня.
Мнения на предмет того, что делать с бывшими «благодетелями» разделились примерно поровну.
Одна половина, во главе с начальником стражи и Волком, настаивала на военной операции, призывая огнём и железом покарать злодеев.
Вторая склонялась к предложению царя, поддерживаемого Еленой Прекрасной, затопить все уровни до последней щели при небольшом содействии джина под лозунгом «Вам была нужна наша вода? Получите!».
Один Иванушка сидел невесел и отмалчивался в ответ на все вопросы, пока его не оставили в покое и не забыли.
— Тебе что-то не нравится, сын северного царя, — как-то незаметно переместился на его конец стола джин.
— Да, — нехотя кивнул Иван.
— Что же, если это не тайна для непосвященных?
— Да нет, и не тайна вовсе… — пожал одним плечом царевич. — Просто мне непонятно — отчего они даже не пытаются разобраться, почему этот подземный народец так поступил? Я имею ввиду, они жили под этим городом много лет и до того… И вдруг…
— Наверное, в силу природной испорченности, — предположил джин. — Это новая теория нашего великого философа Мантана Миттала. Объясняет всё. Очень удобно. А что касается решения проблемы, по-моему, это очень просто — надо затопить маленьких злодеев жидким огнём и расплавленным железом. Должно удовлетворить обе стороны. Как ты думаешь, выступить мне сейчас с моим предложением, или дать им ещё немного поспорить — они получают от этого столько удовольствия!..
— Н-нет, не надо… Пока…
И тут в не занятую пока больше ни чем голову Ивана пришла одна идея.
Он склонился к уху Шарада, так как не надеялся перекричать увлеченный дискуссией Совет и что-то страстно зашептал.
Джин сначала нахмурился, потом покачал головой, потом пожал плечами и, наконец, вздохнул и прищелкнул пальцами.
За столом воцарилась ошарашенная тишина.
Прямо посредине стола, аккуратно раздвинув угощенья и посуду в стороны, возникла клетка с толстыми витыми прутьями.
А в ней…
— Это… Это… Это же Подземный Король!.. — ахнул кто-то, чудом знакомый с придворной жизнью своей подземной тюрьмы.
— Подземный Король?.. Не может быть!..
— Сам король?..
— Ага, попался!!!..
— Откуда он… — начал было возмущенно Виктор и осекся. Взгляд его безошибочно остановился на Иванушке. — Это ты его сюда приказал, Иван Царевич?
— Я, — упрямо набычившись, поднялся со своего места Иванушка. — Я хотел бы поговорить с ним. Я знаю, что не смогу отговорить вас от мести, но я хочу услышать, что он скажет в своё оправдание.
— Отпустите меня! Я король! Я вас всех сотру в порошок! В пыль!..
— Им не может быть никакого оп…
— …В грязь втопчу!!! Стража!!! Стража!!! Изрубить их!!!.. На куски!!!.. На куски!!!.. На куски!!!.. — его подземное величество уже не говорило, а визжало и хрипело, брызгая слюной и подпрыгивая, вцепившись обеими руками в прутья решетки.
Виктор и его сограждане с кривыми ухмылками «ну, я ведь тебе говорил» наблюдали за этой сценой, бросая многозначительные взгляды на Иванушку.
Но он снова шепнул что-то джину, и тот подошёл к клетке и сделал перед носом короля пару замысловатых пассов руками.
Истерика прекратилась.
Король медленно опустился на пол клетки, смиренно уселся, поджав под себя ноги, и, глядя перед собой остекленевшими глазами, проговорил бесцветным, но успевшим охрипнуть от ора голосом:
— Я спокоен. Я абсолютно спокоен. Веки мои наливаются тяжестью. Я буду говорить только правду и ничего, кроме правды. Спрашивайте — отвечаю…
— Почему подземный народец три века назад так поступил с жителями Мёртвого Города? — задал так долго мучивший его вопрос Иван.
История, рассказанная королём, ошеломила всех.
Давным-давно, когда ещё только умер великий Сулейман и Сулеймания распалась на города-государства, «маленькие люди», как они сами называли себя, жили на поверхности вместе с «большими людьми». Но они всегда были объектом насмешек и издёвок со стороны более рослых собратьев, и поэтому, освоив ремесло рудокопов, старались как можно меньше показываться на поверхности, а со временем и вовсе остались жить под землёй. Они веками торговали с «большими людьми» добытыми металлами и драгоценными камнями, пока однажды одному скупому правителю города не показалось, что маленькие человечки чересчур дорого просят за свои товары. Люди отказались платить, а подземный народец отказался отдавать товар за бесценок. Тогда под землю была снаряжена военная экспедиция, вернувшаяся с богатыми трофеями и головами зачинщиков неповиновения. Торговля как будто возобновилась, но рудокопы затаили обиду. Столетия оскорблений требовали отмщения…
Окончание этой истории было слишком хорошо знакомо каждому из присутствующих, чтобы повторять его.
Джин резко взмахнул рукой, и король послушно умолк.
Молчали и люди.
— М-да… Нехорошо получилось… — первым нарушил тишину Волк и поскрёб подбородок. — Справедливость-то о двух концах, оказывается, бывает…
— Какая разница… — без особого энтузиазма, скорее по привычке, возразил заметно поскучневший Веселыня.
— Разница… Вот вся разница в том, что теперь нам снова хорошо, а им — опять плохо, — развёл руками Виктор Первый.
— Плохо… — эхом отозвался подземный король. — Недостойные ушли… Некому работать… Некому убирать… Некому прислуживать… Подземный народ умрёт… Ничего не умеют делать… Снова отведём воду, чтобы Недостойные вернулись…
Последняя реплика всколыхнула ряды притихших было Свободных как ведро керосина — потухающий костёр.
— Ага, вот они вам, страдальцы!..
— Я же говорил!..
— Только и ждут!..
— Огнём и железом!..
— Затопить!..
— Все они такие!..
И тут поднялся Волк.
— Стойте! Тихо! Я придумал!
Все замолчали и выжидательно уставились на лучшего друга своего царя.
— Моё предложение будет такое, — с достоинством начал он речь. — То, что они с вами делали, забыть нельзя, это правда. Но и ваши предки с ними нехорошо поступили, и это правда. А когда у нас в Лукоморье двоих соседей мир не берет, то им лучше разъехаться. Вот я и предлагаю, чтобы джин перебросил их всем племенем куда подальше, даже за пределы вашей Сулеймании, в какие-нибудь пещеры, где они и захотят, да навредить никому больше не смогут. Дать им инструмент, еды на первое время, мелочей всяких, чего на новом месте может понадобиться, но не очень много, а то разбалуются — и прочь отседова. Люди за свою жадность уже изрядно наказаны были. А коротышки сами себя наказали — своими руками делать всё разучились. Но на новом месте жить захотят — научатся. А не научатся — никто не виноват. Ну, что скажете, Свободные? Согласны ли с таким приговором?
Царский Совет переглянулся, помялся, покусал губы, пожал плечами, но говорить тут было нечего — согласился.
Приказ Шараду — и через мгновение не стало в зале ни клетки, ни короля, ни джина.
Еще через минуту последний вернулся с мрачной, но довольной улыбкой на лице.
— Ваше повеление выполнено, господин мой, — склонился он перед Серым. — Более угрюмых, холодных и богатых гор в радиусе двадцати дней пути никто не смог бы сыскать. Теперь всё в их руках.
— Ну, и хорошо, что хорошо кончается, — потёр руки Волк. — Тогда пора уже и ужин горячий подавать, а, Шарадушка? Такое дело надо отметить. А завтра с утречка проститься можно будет — и дальше в путь.
Серый с Виктором вышли на балкон — подышать вечерним воздухом и полюбоваться на закат над новым старым городом. Минуту спустя к нему присоединился Иван, а за ним — Елена Прекрасная.
И только оттуда Волк разглядел, что позолоченная конная статуя неизвестному герою посреди дворцовой площади это вовсе не позолоченная конная статуя неизвестному герою, а золотая верблюдная статуя ему, Волку. С кувшином в одной руке, другой рукой с обнаженным мечом он указывал на закат, и отблески уходящего солнца лениво играли на его суровом волевом челе и отражались от куполообразной чалмы.
— Ё-муеё, — только и сумел вымолвить Серый при виде этого шедевра монументального искусства.
— Благодарные жители нашего города никогда не забудут, что ты для нас сделал, — торжественно и строго произнёс Виктор, и голос его дрожал.
Серый сначала хотел спросить: «а, может, им лучше это где-нибудь записать?», но сочувствие к настрадавшимся горожанам и его патологическое чувство юмора вступили в конфликт, и поэтому он просто смутился, но чтобы скрыть неловкость, придумал другой вопрос:
— А, кстати, я так и не понял — как ваш город теперь называется-то?..
