Разборки олимпийского уровня - Леженда Валентин

Поняв намек, Зевс на троне хмыкнул, и помехи мгновенно исчезли.

Афродита на экране телевизориуса уже сняла серебряную накидку.

— Сейчас начнется, — предупредил Эрот, устраиваясь в первом ряду. — Эй, кто хочет соленых орешков?

— Может, мне все-таки удастся тебя переубедить? — томно произнесла на экране богиня любви.

Захлопав в ладоши, боги одобрительно засвистели.

— Давай, парень, не стесняйся, — закричал Эрот, громко щелкая орешки, — покажи нам высший класс.

Парис на экране не стеснялся, любовники со стоном повалились на траву.

— Крупный план, дайте крупный план! — кричал Эрот, подпрыгивая на золотой подушечке.

— Сейчас, сейчас. — Гефест смущенно крутил какие-то разноцветные ручки настройки.

Неистово веселясь, боги снова засвистели, а на золотом троне рядом с телевизориусом тихонько захрапел Зевс, сморенный протяжными звуками, доносившимися с экрана.

Следует отметить, что Елена, в первый раз увидев Париса, сразу же полюбила его, поскольку по сравнению с Менелаем он выглядел как Аполлон рядом с сатиром (и это еще мягко сказано. — Авт.).

На следующий день после грандиозного пира Менелай, как в старом бородатом анекдоте, который так часто рассказывал Гименей, внезапно уехал по каким-то там неотложным делам на Крит, попросив свою благоверную как можно внимательнее заботиться о его гостях.

Попросил, короче, на свою голову.

Естественно, Елена отнеслась к просьбе мужа с большим усердием.

Даже можно сказать, со слишком большим усердием.

Проснувшись рано утром, Парис с отчаянием проводил взглядом исчезнувший на горизонте корабль Менелая.

Бежать не было смысла, ведь он дал слово Афродите. Эней, конечно, советовал другу забить на все обещания, но Парис был человеком слова.

Елена сама, словно ураган, ворвалась в его покои. Парис даже не успел как следует проснуться. По природной рассеянности женщина забыла надеть на голову свой рыжий парик, и потому ей долго пришлось выманивать Париса из-под кровати. Юноша, не узнав Елену без парика, по ошибке принял ее за бога подземного царства Аида, который, к слову сказать, тоже был лысый.

— Милый, ну что же ты? — причитала Елена, шаря под кроватью длинным копьем мужа. — Это же я, жена Менелая, разве ты меня не узнал?

— Это точно? — неуверенно спрашивал из-под кровати Парис. — Ты не Аид?

— Глупенький, конечно же нет, я Елена.

Пришлось, в общем, послать за Энеем, который убедил приятеля, что никакого Аида во дворце Менелая нет.

Короче, Елена эта оказалась той еще штучкой. Куда там до нее Эриде, заварившей всю эту троянскую кашу. Мало того что она (в смысле Елена) потребовала у Париса, чтобы он немедленно увез ее с собой, так она еще заставила несчастного парня прихватить и казну Менелая.

— Да я и так богат! — кричал Парис, в гневе швыряя в Елену сандалиями. — Я наследник целого царства, зачем мне чужое золото?

Но Елена была непреклонна, и казну бедняги Менелая пришлось прихватить с собой.

Больше всех в этой ситуации веселился Эней, понимая, что при любом раскладе будущих событий ему ничего не грозит. Забегая наперед, отметим, что знаменитый герой оказался прав.

С грустью покидал Парис устье Эврота. Гнетущие мысли одолевали юношу. Жаль ему было царя Спарты Менелая, не заслужил мужик такой от него, Париса, подлянки.

“А все эти чертовы бабы, — думал юноша, грустно взирая на удалявшийся берег. — Что на Олимпе, что здесь все беды из-за них, проклятых. Вечно им на месте не сидится, вечно подавай им любовные приключения. Любят они, когда мужики из-за них друг другу кровь пускают. Ох умоется этой самой кровью Греция, ох и умоется…”

Не знал тогда Парис, как близок он был в своих размышлениях к истине, а если бы и знал, то вряд ли смог бы что-либо изменить. И боги и люди были всего лишь игрушками в руках всемогущего Рока, который распоряжался их судьбами по-своему, а не так, как им самим того хотелось.

Не успел бедняга Менелай достигнуть берегов острова Крит, как у него на голове стали медленно расти ветвистые лосиные рога.

Сначала царь Спарты, как мог, пытался скрыть от своих приближенных сей позорный факт, пряча рога под высоким золотым шлемом. Он даже, спрятавшись в трюме корабля, втихомолку пытался их спилить пилочкой для ногтей, но все было тщетно. Когда скрывать ветвистое приобретение стало физически невозможно, царь Спарты приказал своим кораблям разворачиваться и срочно плыть обратно, Многие боги чисто по-мужски сочувствовали Менелаю, а Посейдон так сам специально всплыл со дна морского, чтобы помочь кораблям обманутого мужа как можно быстрее достичь Спарты.

Северный ветер Борей и западный Зефир тоже проявили мужскую солидарность, наполнив паруса судов Менелая, так что они летели стрелой.

Быстро добрался царь Спарты до родных берегов. И что же он увидел?

А увидел он лишь лирически примятую постель Елены да обнаружил под ее подушкой правый мужской сандалий пятьдесят второго размера и пустую разоренную казну (но не под подушкой. — Авт.).

От внезапного обрушившегося на Менелая горя рога на его голове выросли еще на девять сантиметров.

Зарубив своим мечом ненавистный сандалий (который Парису на самом деле не принадлежал), царь Спарты в гневе вернулся на свой корабль, приказав плыть к своему брату Агамемнону, чтобы посоветоваться с ним, как бы отомстить вероломному Парису, а заодно попытаться избавиться от проклятых рогов.

Так началась самая грандиозная в истории Греции война, унесшая жизни многих героев и разрушившая многие прекрасные города, а все из-за какой-то… м… м… женщины.

Мягко говоря.

Так пусть же сия история послужит будущим поколениям наукой и пусть никогда больше яблоко раздора не падет на пиршественный стол всемогущих богов.

(Выдержка из бессмертного труда одного малоизвестного сумасшедшего древнегреческого историка. Печатается с разрешения автора)

Итак, продолжение следует…

Глава 4

ОБ АЗАХ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА И СЕКРЕТНОМ ЗАДАНИИ

Итак, амброзия с Олимпа была похищена.

Фемистоклюсу с Алкидием оставалось только должным образом ее обработать, и все. Их ждало скорое обогащение.

По совету Диониса друзья высушили вязкую массу неразбавленной амброзии на солнце и получившийся в итоге порошок разложили по маленьким бумажным пакетикам.

— Ну что, попробуем? — предложил Фемистоклюс, лукаво посматривая на друга. — Надо же испытать то, что через неделю сделает нас богатыми.

— Я пас, — сухо ответил Алкидий, — не дай Зевс, еще идиотом стану.

— Уже не станешь, — беззаботно махнул рукой Фемистоклюс, — да и Дионис мне, кстати, точную дозу указал.

Но Алкидий был непреклонен.

Пожав плечами — мол, дело твое, братец, — Фемистоклюс достал из-за пазухи специально приготовленную заранее полую тростниковую трубочку и, вставив один ее конец в правую ноздрю, глубоко вдохнул, вобрав в себя содержимое одного из бумажных пакетиков.

— О, — произнес он и как подкошенный свалился под ноги другу.

Сокрушенно покачав головой, Алкидий принялся ждать.

Через полчаса Фемистоклюс пришел в себя и с совершенно идиотской улыбочкой посмотрел на друга.

— Ты ни за что не поверишь, — сказал он, — где я только что побывал.

— Ну и где же? — скептически осведомился Алкидий.

— Не знаю. — Фемистоклюс в нерешительности поскреб рыжую бороду. — Но я видел там ТАКОЕ.

— Что видел? — переспросил уже начавший терять последнее терпение Алкидий.

Немного заикаясь от волнения, Фемистоклюс принялся рассказывать:

— Я видел прекрасные города с высокими, теряющимися в небе, словно вавилонские башни, домами. Я видел разноцветные, двигающиеся без лошадей повозки на четырех колесах. Там было много красивых женщин в легких, коротких, словно у Афины, одеяниях. На моих глазах громадные блестящие железные птицы протаранили несколько высоких башен-домов, но тут я очнулся… (Интересно, где это наш древний грек побывал? — Авт.) А еще я видел много непонятных надписей.