Александр Маслов - Сердце принцессы
Обзор книги Александр Маслов - Сердце принцессы
Александр Маслов
Сердце принцессы
— Еще два кувшина Тявтянского! Не рыбьей мочи, а Тяв-тян-ского! — Борбон поднял длинный ноготь к потолку, потряс им, словно ужасным боевым клинком. — Ну? Бегом, тошнотик!
Юнец-разносчик подпрыгнул на месте и мигом исчез за нитями зеленой драпировки.
— Эх, хорошо здесь. Уютно. И пьянь жабомордая в душу не лезет, — Борбон раскинулся грузным телом на широченной лавке, глотнул, крякая, из кружки. — Чего невесел, друг?
Друг его, высокородный дворянин в сером плаще с чеканным картушем на месте застежки, пусто смотрел в тарелку с двумя большими черными мухами, влипшими в клейкий соус. — Невесел? Да… невесел. Влюбился я… Можешь смеяться, Бо. Смеяться или думать молча, что я совсем потерял голову…
— Во как? — в темных глазах Борбона Ямбульского всплыло и лопнуло, будто пузырь что-то похожее на удивление. — И кто же эта счастливейшая особа?
— Сама принцесса Валеска, друг… Так-то… — он тоже глотнул из кружки, кривясь, взял муху и, аккуратно оторвав крылышки, отправил ее в рот. Жесткие вздрагивающие лапки цеплялись за губы, язык, пока он не прикусил ее так, чтоб из брюшка потекло содержимое.
— Валеска?! — казалось, от изумления лопнут глаза толстяка Бо. — Но если так, то… Очень удачный выбор! Очень! Печаль в чем?
— Ты не понимаешь, Бо. Ты просто не знаешь новостей со двора. Всех этих сплетней, трепа. Да и правды. Валеска отдаст свое сердце лишь тому, кто отгадает ее загадку, — он смочил губы в горьком Тявтянском, медленно отставил кружку. — Очень трудную загадку. Вот послушай: «Цапля чахла, цапля сохла, цапля сдохла. Почему сдохла цапля?" Ну, скажи мне, почему? Здесь нет никакой зацепки. Я долго думал над каждым словом. Три ночи кряду думал, но все впустую.
— Действительно, от чего? Может, от голода или больная какая была? — Борбон взял вторую муху и, помакав в соусе, отправил ее с крыльями в рот. — Может… Нет, это не может, — отверг он, шмякая челюстями. — Представил, что болото то пересохло, и она, гадина, стояла там, пока ее солнечный удар не хватил. Улетела б, наверное.
— Бо, мой друг, здесь нужно мудрое, единственно верное решение. Я не могу ошибиться! Валеска… О, какая она! Такая зеленая! — он подхватил кувшин с Тявтянским, поднесенный юнцом в обтрепанном фартуке, налил себе и тут же выпил залпом. — Она зеленая, Бо, как тина у Южного острова! А брюшко бееелое. Нет, друг мой Бо, я не могу об этом думать! Я сойду с ума!
— Выпей лучше, Шкрек, — Борбон снова разлил напиток по кружкам. — Эй, малец, бегом Тявтянского еще. И три порции комаров. Только прожаренных. Поторапливайся, мать твою в хвост!
— Я и есть уже не хочу.
— Глупости. Мы уладим проблему — язык на отсечение! — он рассмеялся, раздувая пузырями щеки. — Уладим! Сейчас допьем и шлепаем к Кваакуму.
— К отшельнику Кваакуму? Думаешь, он знает ответ?
— Глубоко убежден, мой Шкрек. Он знает все! А чего не знает, то без труда выведут его хитрые мозги. Тебе останется только донести это до Валески.
— Постой, Бо… Где-то возле хижины старика обитает Великий змей.
— Да, это будет опасное путешествие. Но ради Валески…
— Ради Валески я готов дать сожрать себя! — Шкрэк решительно схватился за кувшин и наполнил посудины до краев. — Я сам сожру этого змея! Ужика шепелявого! Дохлого червяка!
— Именно! Гоп! — Их кружки встретились, брызгая хмельным напитком на стол.
Через полчаса они уже двигались от таверны по дороге к Черепашьему озеру. Борбон Ямбульский перебирал короткими ножками, но накачанное пьяным напитком тело слушалось его не особо охотно. Шкрек Шмак-Кин бодро шагал рядом, то выпрыгивая на придорожные валуны и мечтательно глядя вдаль, то хватаясь за костяную рукоять меча и приговаривая:
— Цапля чахла, цапля сохла, цапля сдохла — Валеска, милая зеленая Валеска, ты будешь моей!
— Да, это лубоффь, — ворчал Борбон. — Не знаю, насколько радостная, но сердечная до глубин живота.
Навстречу им тянулась всякая чернь с грузами на рынок Мокро, грязные рабочие жабы с вязанками червей и корзинами улиток. Двое лягушей лихого вида — один со шрамом от губы до плеча, другой с выбитым глазом, — волокли раков на продажу или для бойцовских игрищ, ныне модных в королевстве и весьма доходных. Следом показался всадник на свирепой рыжей крысе в наморднике, слуги в длинных пыльных плащах спешили за ним вприпрыжку, криками отгоняя зевак.
— Борбон Ямбульский! О-о-о! Сам Шкрэк Шмак-Кин! Мое почтение! — верховой осадил крысака и спрыгнул на обочину. — Никак к болотцам на Томные грязи?
— А! Славный Брекс Кек. Рад видеть в здравии, — Бо не сразу узнал графа в рогатом шлеме, скрывавшем желтые хитроватые глазки. — Увы, не на грязи. Не до отдыха нам как бы.
— Дела, да? Дела! Ке-ке-ке! — граф шлепнул его лапой в круглый живот и закатился смехом.
— Хуже, Брек — лубоффь, если в двух словах. Да еще с загадкой… Может, поспособствуете своим знатным умом? — Борбон чуть подтолкнул растерявшегося Шрека, и тот, вздохнув невесело, выложил мучившую его загадку.
— Экие вы прохвосты! А, Бо? Ведь это задачка принцессы Валески. Наслышан… Значит, один из вас на сырое место принца метит или, как минимум, на ножки нашей красавцы.
— Между ножек, — квакнул Бо, но тут же понял, что хмельные пары Тявтянского родили его устами глупость. Он оглянулся на притихших слуг графа, на Шкрэка, порозовевшего в жутком смущении, и тут же поправился: — Метим в ее сердце и душу крайне благородную, достопочтенный Брекс Кек.
— Да бросьте вы расшаркиваться, — надув подщечные мешки, Брекс едва сдержал смех. — Я вам здесь не конкурент. Не в моем вкусе Валеска. Зеленая слишком. А с задачкой помогу. Цапля сдохла потому, что подавилась ядовитым существом моего братца. Да! Шесть дней назад как… На Выпьих болотах пыталась сожрать его, подавилась и померла к мудям черепашьим. И Крокс ласты склеил. Но он того и заслужил.
— Крокс умер?! — Бо выпучил глаза на ухмыляющуюся физиономию графа.
— Ага, — подтвердил тот.
— Да упокоится душа его в глубоком иле, — Шкрэк вытер слезу.
— Ну так, пора мне. Успехов с ножками и сердцем Валески, — квакнув, Брекс вскочил на крысака и направился к высоким стенам Мокро, видным даже отсюда, за пахнущими пряно зарослями ромашек и яркими свечами кипрея.
— Мерзавец все ж, — сказал Борбон, поглядывая вслед удалявшемуся Брексу. — Говорят, в роду у него были квакши и даже жабы. Но хоть и мерзавец, а помог нам.
— Нет, друг мой, — Шкрэк Шмак-Кин обреченно мотнул головой. — Это не ответ на загадку. Ведь брат его и та цапля погибли всего шесть дней назад, а Валеска придумала это страшное испытание дня на три раньше.
Они направились дальше, на развилке к Томным грязям и Ветреным камням свернули к лесу. Эта дорога была пустынна, только изредка встречались охотники или солдаты из восточного гарнизона. Потом впереди показалась кавалькада из десятка всадников на зеленых крашеных крысах. Первые несли герольды, другие, на миг останавливаясь, трубили в тяжелые разноцветные раковины.
— Чтоб я высох! Чтоб я высох на горячем песке, это баронесса Бергамота! Бергамота в этих местах! — Борбон заполз на камень и вытянулся, глядя вперед. — Бергамота! Моя Бергамота! — заорал он, едва процессия приблизилась.
— Бо! О, мой милый, любимый Бо! — ее радость, восторг в голосе был похож на рыдание.
Он прыгнул навстречу, крысак, оседланный баронессой, шарахнулся в сторону, а она сама упала прямо в объятия Борбона. Их языки сплелись в долгом поцелуе.
— О, Бо! Сладкий Бо! Как давно мы не виделись! Как давно! — она чуть отстранилась от него и, глядя пронзительно синими глазами, строго вопросила: — Почему ты не старался даже найти меня, гадкий лягуш?!
— Я?! Я хочу тебя! Здесь и скорее моя баронесса!
— Ах! Как это нескромно, любимый, — она прижалась в поцелуе к его огромным губам, потом вырвалась и бросилась к зарослям подорожника, уронив по пути вышитый пурпуром плащ.
Ямбульский нагнал ее прыжках в двадцати от дороги, сильно и бережно повалил на мох — прохладный мягкий, как сама любовь. Бергамота лежала на спине в зеленой блаженной тени лопуха, подставляя тело ласкам его языка. Нежное брюшко вздрагивало, едва он касался ее влажной щелки. Голова кружилась и воздух в груди казался порывистым ветром.
— Бо, не мучай меня так, — простонала баронесса, обняла его, привлекая теснее к себе.
Борбон снова набросился на нее, словно огромная хищная рыба. Скользко и сильно. Скользко и сильно. И… до боли сладко.
Два громких квака донеслись из-за придорожных зарослей.
— Во дает госпожа, — хмыкнул слуга, державший бегового крысака.
Шкрэк хотел сказать ему что-то, но тут траву раздвинуло тучное тело Ямбульского. Бергамота появилась следом, волоча по земле красный, отороченный змеиной кожей плащ. Она будто только теперь увидела Шмак-Кина и улыбалась приветливо, широко раскрыв синие глаза.
