Александр Бачило - Правильная сказка
Обзор книги Александр Бачило - Правильная сказка
Затишье — самый паршивый признак на войне. Год живу по этому правилу — если в степи тихо, пора смазывать салазки, — и ведь ни разу оно меня не обмануло. Не меня одного, конечно. Весь мир затаился и ждёт, гадает, что ещё вылезет из нашей дыры — когда-то тихого, как говорится, забытого богом и людьми, провинциального Пашутина.
И всё-таки мы держимся. Последнего каменного гиганта остановили неделю назад на подступах к Белому Яру. С тех пор они больше не появлялись, но вся степь от Полтакова до Красного озера теперь завалена обломками скал. Торчат вкривь и вкось, как развалины миллионного города.
К ползучим теням тоже вроде приспособились. Просто не гаси свет на ночь, и никто тебя во сне не задушит.
Вот с белыми осами никак не справимся. Хотя средство защиты нашли — маскхалат. На худой конец — обычный докторский халат, если, конечно, сумеешь так скрючиться, чтобы целиком под него залезть. В белое они не жалят. По-родственному, что ли, относятся, чёрт их разберёт, но всё-таки — спасение. Сколько народу полегло, пока додумались! А уж скотина на фермах вся перевелась, до самого Абакана. Чего ещё ждать? Чтоб реки кровью потекли? Говорят, видели уже и такое, но, возможно, врут.
Народы мира, понятное дело, содрогнулись, прислали к нам своих физиков-химиков, приборов привезли, пробирок — изучают. Но в самое пекло их лезть не заставишь, и что там, в Пашутине, делается — неизвестно. Из людей оттуда никто не выходил с самого дня «Хэ», спаслись только те, кто в отъезде был. Как вот я, например.
Помню, накануне выписал мне военком командировку — везти пятерых призывников в Красноярск, на сборный пункт, или, как в армии говорят, в холодильник. Это вечная повинность военкоматского заместителя — призывников возить. Служба хлопотная, беспокойная, но знакомая. А потому снарядился, получил билеты и «макар» свой служебный, номер 2873, построил ушастых, отобрал спиртное, у кого нашёл, отказался от подношений со стороны родственников — «чтобы, если можно, не в глухую какую часть, а поближе», погрузил личный состав в служебный ПАЗик и в темноте уже — на станцию. Через полчаса дрыхли мои ушастые в плацкартном вагоне, распятерив тайком последнюю нереквизированную грелку самогона. Пацанва, что с них возьмёшь. Откуда им было знать, что эту грелку по моему указанию дед Панарин вчера ещё зарядил успокоительным травяным сбором. Ничего, к утру будут как огурчики. А иначе всю ночь пробузят, другим пассажирам жизни не дадут. Страшнее призывника в вагоне только дембель…
В общем, проконтролировал я отбой, да и сам прилёг подремать вполглаза. Колёса стучат, луна из-за шторы пробивается, вверенное подразделение храпит на полках. Армейский уют. Особенно если войны нет. Но вот с этим-то как раз и не задалось.
В полночь проехали Бельтыры без остановки. Тепловоз наддал в полях так, что и перестука больше не слышно, катим, как с горы на лыжах. И вдруг — шкррабадах! Хруст, треск, вагон подпрыгнул, орлы мои с полок посыпались. Тормоза завизжали, будто весь поезд разом закричал. Хотя, может, кто и кричал — не разберёшь. Трясло и кидало, пока не встали намертво, не то ещё на рельсах, не то уже поперёк. Вскинулись пацаны, глазами хлопают, к окошкам прилипли. Разом выветрило из голов и самогон, и травяной сбор.
— Что там, товарищ капитан?
Как будто я им Бог Саваоф.
— Спокойно, — говорю. — Собрать вещи, возможно, будет высадка. Но только по моей команде. Шишек не набили?
Нет, вроде, все целы. Ну и хорошо. Велел им сидеть на местах, а сам — к проводнице.
Она в тамбуре дверь открыла, наружу выглядывает.
— Что там? — спрашиваю.
— А я что, Бог Саваоф? — отвечает. — Авария какая-то. Может, корову сбили… Связи с начальником нет.
И снова высунулась. Я встал рядом, тоже шею тяну, пытаюсь тепловоз рассмотреть. Мельтешит там что-то, не разглядеть в темноте. Трактор, что ли, на путях?
Как вдруг снизу, прямо из-под колёс, что-то как кинется! Темное, длинное, и луна блеснула, будто по мокрому. Клац! Возле самого уха. Я отпрянул, успел только заметить — клешня, как у рака, но размером с ковш от «Беларуси», живо утянулась под вагон. Ни хрена себе!
— Это ещё что за… — поворачиваюсь к проводнице, а она как стояла в дверях, в поручень вцепившись, так и торчит, дура.
— Назад! — кричу и за руку её дёргаю. — Убери голову!
Только вижу вдруг — головы-то и нет. Тёмный фонтанчик бьёт над плечами — прямо на китель льётся.
Я по службе кое-чего видывал. Завалы разбирал после взрыва на снарядном складе. Потаскал «двухсотого», и на носилках, и в мешке. Но в этот раз не смог удержаться — вывернуло меня наизнанку посреди тамбура. В глазах поплыло, чуть не отрубился. Но тут в пол подо мной что-то садануло снизу так, что площадка горбом выгнулась. Я отлетел к стене, еле устоял, за стоп-кран схватился.
Рано в обморок падать, думаю. Не время теперь.
Ещё раз грохнуло — в полу щель появилась, а в ней та самая клешня. И заработала, с визгом, со скрежетом. Натурально — ножницы по металлу.
Я из тамбура кинулся в вагон, дверь за собой захлопнул. Да что в той двери? Пассажиры с полок выглядывают, смотрят испуганно.
— Что происходит, капитан?
Попробуй объясни, что происходит. Я бы и сам хотел знать!
— Ерунда какая-то происходит, граждане. Отходим в тот конец вагона. Без вещей. К окнам попрошу не подходить.
— А что там, что? — кричат. — Нападение? Ограбление?
Вынул я из кобуры «Макаров», номер 2873, дослал патрон, поставил на предохранитель.
— Удавы с клешнями в нашей местности водятся? — спрашиваю, ни к кому не обращаясь. Так, на всякий случай.
Тут из соседнего купе высовывается девушка — я её ещё при посадке в поезд срисовал, думал, неплохо бы телефончик попросить.
— Как вам не стыдно, — говорит, — военный человек, а людей детскими страшилками пугаете!
— Детскими? — переспрашиваю, а у самого перед глазами проводница без головы.
Ладно. Пускай страшилки. Главное в нашем положении — сохранять спокойствие.
— Здесь женщине плохо! Врача надо! — пассажиры волнуются. — На воздух бы ей!
— Придётся подождать, — говорю. — На воздух сейчас нельзя.
— Да что там стряслось?!
— Пока неизвестно. Уточняется.
Тут оно и уточнилось. Дверь тамбура хрустнула, разлетелась в куски, и первый в моей боевой биографии червь-секач попёр в атаку…
Да. Всего-то год прошёл. А кажется — полжизни. Сколько за это время случилось разного — и не вспомнишь. Каменные гиганты, ржавые пески, осы, холерная буря, медведка… Первый тот налёт секачей кажется теперь пустяком. А ведь спасся чудом тогда. Если бы не Маринка — та самая, из соседнего купе, — не видать бы мне больше города Абакана. И как это она сообразила, что секач только по запахам ориентируется? Распылила духов полфлакона — он и заблудился в трех перегородках. Крушит, ломает, клешнёй лязгает, да всё мимо….
Удирали потом кто как мог — степью. Но на переправе через Ессейку догнали нас секачи. Из пацанов моих двое погибли. Я все патроны расстрелял, да без толку. Духи, одеколоны, дезодоранты, у кого были — кончились. А твари всё пёрли и пёрли со стороны родного Пашутина…
Трое тогдашних призывников до сих пор со мной служат — Славка, Глеб и Баир. Зубры-сержанты теперь, истребители экзофауны, полные штаны фасону. И Маринка в нашей команде. А куда ей? Воспитательница во фронтовой полосе, прямо скажем, не самая востребованная профессия. Тут нужны бойцы, и то не всякие, а такие, у кого соображалка, как у Маринки, работает. Физики на них молятся, за образцами посылают. А начальство…
Ну, про начальство разговор особый. То ли с него победных рапортов требуют, то ли на пенсию не терпится — не пойму я. Казалось бы, закрепились на позициях, научились больше нечисти бить, чем её рождается, — дай людям передышку, смену готовь, пусть учатся салабоны, пока мы живы! Нет. Затеяли рейд прямо в пекло — в Пашутин, где даже радиосвязи не будет, глушит её что-то. Причём сами-то не полезут, куда с такими пузами! А ты, товарищ капитан, ноги в руки и шагай, рискуй ребятами, разведай точно, откуда выдвигаются на нас каменные гиганты, да заодно накачай для науки бочку мёда белых ос, которые его сроду не собирали…
Вот такая на данный момент диспозиция. Ворчать-то я могу сколько угодно, но только себе под нос, потому как железнодорожная станция Пашутин уже не помещается целиком в угломерную сетку моего бинокля. А это значит, что мы на месте. Добрались.
С виду — городок как городок, никаких признаков экзофауны. Разрушения, конечно, есть, но не катастрофические. Нам-то, особенно после выбросов лавы в Бельтыры, казалось, что Пашутин — это вообще глубокий космос. Какая-нибудь чёрная дыра на месте города, и всё. Нет, оказывается, стоит, родимый. Вон колокольня, вон больница, вон ларёк, где я всегда курево покупаю… Покупал. А вон, над деревьями, флаг на ветру мотыляется. Это, братцы мои, военкомат. Видимо, цел, свеж, и крыша не течет. А замначальника первого отдела лежит тут на пузе за мусорной кучей и в бинокль с опаской зелёнку разглядывает. Что за жизнь?!
