Кирилл Юрченко - Уроды не сдаются
Обзор книги Кирилл Юрченко - Уроды не сдаются
Кирилл Юрченко
«Уроды не сдаются»
(«Завтрашние рассказы»)
Глаза, уши, нос
1. Уши
Что поделаешь — не любят у нас уродов.
А в нашем квартале таких уже немного.
У всех хари как баскетбольный мяч или с тыкву. С такой физией лишний раз на люди показываться опасно.
Вот совсем рядом, за мостом, в Синюшном жилмассиве, уродов почти не осталось — всех перебили.
В основном ночью. Втихую.
Нашим больше повезло — все-таки интеллигентный район.
Я, конечно, тоже из поколения отмутированных, но если спрятать ушищи под разношенную шапку, а ротище закутать в мохеровый шарф — можно в полумраке сойти за почти нормального. Очень хочется живым до дому добраться.
И дернул меня химдьявол сегодня в годовщину взрыва на комбинате задержаться у четы инженеров-технологов, чудом уцелевших в тот злочастный день.
И вот, таясь, приходится пробираться домой, чтобы не попасть в коллекцию скинхедов.
У них, говорят, весь штаб скальпами уродов увешан. Слухи ходят — скоро в верхах разрешат начать официальный отлов. Уж больно много там уродоненавистников.
Перед очередным поворотом за угол — замираю, высвобождаю уши — сканирую.
Скрипят ритмично супружеские широкие кровати.
Капает, капает, капает вода кухонь и ванных.
Где-то на чердаке шевельнулся сонный голубь.
Вдруг торопливые шаги крепких ног.
Пока далеко.
Справа — похожий звук из туннеля девятиэтажки.
Удары ног резонируют о стены — примерно полтора десятка человек. Ночная облава скинхедов.
Если поймают — лишь бы только убили сразу, не мучая, не отрабатывая удары с обеих ног и рук.
Шапка в сторону за сугроб. Шарф в другую.
Теперь не до маскировки. Теперь ничто не мешает слушать — это главное мое преимущество.
Гавкнул хрипло ротвейлер, натасканный на уродов.
Кросс в сторону реки вдруг оборвался проваливанием в горячую черноту. В глазах на секунду вспыхнуло, озарилось, погасло…
Очнувшись от близкого лая, наткнувшись рукой на шершавость мокрой стены, другой — на склизкий стержень холодной трубы, быстро двинулся к далекому журчанию неизвестного рода.
В конце коридора, там где труба уходила в пол, запнулся о вмурованный люк, едва не сломав ребра. Спасение! Теперь только вниз, как можно глубже. Где уже не достанут.
Кое-как поддев крышку непослушными пальцами, я сдвинул ее в сторону. Страшновато было лезть в еще более густую черноту наугад, поэтому, просунув голову в образовавшийся проем, прислушался.
Свет ослепил.
— Ку-ку! — чья-то веселая физиономия возникла подо мной, а потом последовал удар по голове.
Я свалился вниз, но сознание на этот раз не потерял. Краем глаза удалось увидеть два силуэта.
— Ты ему случайно тыкву не разбил? — забеспокоился первый.
— Да не должен, — второй прыгнул мне за спину и, схватив за шкирку, потащил вдоль тоннеля.
Сопровождающий то и дело наступал на мои волочащиеся по полу ноги, и я не решился посмотреть на него сквозь прищур — пусть лучше думают, что я в отрубе, тем более что прикидываться мертвой лисой умею, и неплохо.
— Здоровый боров попался.
— Везуха!
— Значит не всех уродов наверху перебили.
— Выходит так. В речную бригаду его?
— Не торопись. Пускай поживет немного.
Оба заржали и первый, бросив меня на пол, отвесил нежный пинок.
— По-моему, он сейчас в штаны наложит? Эй, братан, хватит притворяться. Мы таких, как ты, за версту чуем.
Я срочно продрал глаза и красноречиво шевельнул ушами. Вот так парочка: первый был выше второго на две головы и очень худ. При искуственном освещении он казался страшно бледным, а его товарищ был еще толще меня — круглый, на кривых коротких ножках. И оба лысые, ни намека на бровь или ресницы. Типичные уроды.
— Сожрем ушастого прямо сейчас? — верзила-лысый достал из кармана нож и торопливо протер лезвие о грязную штанину.
— Затушим в маринаде! — поддержал инициативу его напарник.
— Я больше люблю грибной соус.
— А где ты грибы достанешь?
— А маринад?
Они тоскливо поморщились, вздохнули разом, и я подумал, что они здорово истосковались по нормальной жратве.
— Вставай, вставай!
— А, может, сырым употребим?
И снова заржали.
Мы добрались до очередного люка в полу.
Верзила поддел его натренированными пальцами, совершенно бесшумно. Толстяк первым спрыгнул в открывшийся полумрак.
Там внизу я весьма явственно различил звук мерно жующих челюстей.
— Спускайся, не ссы!
Челюсти заинтересованно прекратили разгрызать кости.
Еще не видя этого существа, я ощутил неприятный холодок в брюхе и чуть пониже.
Первый лысый исчез за поворотом. Потом зазвенела цепь, и недовольное урчание сменилось тоскливым нытьем.
— Теперь можно! — долетел крик.
Второй толкнул меня вперед. Через воняющий давно немытой шерстью закуток, мы прошли в тоннель, казавшийся нескончаемым. Сзади долетел хриплый вой. Да уж — скинхедам здесь явно не поздоровится.
То и дело попадались переходы на верхний уровень, наглухо заделанные кирпичом, кое-где кладка была совсем свежей. Только однажды краем уха, еще там наверху, я услышал рассказ об этих отмутированных дачниках с Лошадиного острова, накрытого облаком, образовавшимся после взрыва терминала. Три дня ни один спасатель не мог приблизиться — разъедало даже комбинезоны химзащиты. А когда вошли в зону поражения — никого, естественно не обнаружили. С тех пор пошли слухи — выжили, мол, некоторые, только под землю ушли. И под родным городом нарыли столько ходов, что никогда их не поймать. Выходит — правда.
Наконец, мы остановились перед массивной железной дверью, грязной от следов аборигенских ботинок.
Толстяк принялся колотить обшивку ногой.
— О, пополнение? — за дверью нас встретила небритая ряха. Тоже лысая, как колено. — Командор будет очень доволен!
Командор оказался озверелым микроцефалом. Его крохотная для могучих плеч головешка производила крайне жуткое впечатление. И голос — вибрирующая трубная какофония.
— Молчать! — на каждый посторонний шелест.
— Смирно! — на каждое вялое движение.
Но это я узнал только потом. А сперва было знакомство.
Он появился из своего обиталища в поносного цвета халате, волочащемся по полу. Разглядев со всех сторон и прощупав мои ожиревшие ляжки, да распоясавшееся брюшко, обратился к моим похитителям:
— Кормите его получше. Если старые консервы не сгодятся — обращаться к моему денщику! Отхожее место сами знаете где. Вопросы есть?
— Никак нет! — прогромыхали оба враз.
Душа всколыхнулась в ожидании худшего. Выходит, сожрут. Уж лучше бы я достался скинхедам.
Никто жрать новичка, как я потом к облегчению своему понял, не собирался. Зато продолжали кормить, как на убой, — этого я уразуметь никак не мог. А дня через три — точно сказать не могу, меня включили в речную бригаду по уничтожению водоглазов.
Получив стальную самодельную острогу и фонарь с аккумулятором, я шагнул к резиновой лодке, в которой уже знакомый лысый верзила разминал мышцы спины.
— А в городе никто не верит в существование ни «дачников», ни водоглазов, — сказал я, чтобы разрядить затянувшуюся паузу.
— Ну и что — про нас вообще никто толком ничего не знает, — лысый перестал махать руками. — А знаешь, почему?
— Конспирация?
— Гораздо хуже. Нас нельзя классифицировать — мы еще не уроды, но уже не нормальные. И главные отличия не внешние, а внутренние. Мы же наверху за своих всегда сойдем. Наши так и прикидываются, если попадутся — кто сантехником, кто просто бомжом. Еще не было такого, чтобы кто не возвратился!
Когда по хитроумным подземным тоннелям мы отплыли от базы на почтительное расстояние, я не замедлил поинтересоваться:
— Почему это ваш Командор решил баловать меня консервами, а сам ни-ни. Да и вообще я не видел, чтобы вы ели хоть что-нибудь путнее.
— Значит не догадливый…, — не желая развивать эту тему, Верзила ушел от ответа: — Острогу-то наточил?
Я потрогал перистое лезвие, слегка порезал кожу. Острее не бывает.
— Мы за водоглазами идем ради мяса?
— Не ляпни подобной чепухи, когда доплывем до бригады.
— Тогда зачем планомерное истребление обитающих в другой среде? — мне стало жаль этих неведомых пока водоглазов, может, если истребляют из спортивного интереса. — Я пока в туннелях ни одного водоглаза не видел.
— А не будут суки пастись на нашей поляне.
— В смысле?
— Прямом, как моя заднепроходная кишка. Знаешь, какие у них аппетиты? — Верзила в остервенении приналег на весла, — То, чего нам хватает как минимум на неделю, они смалывают за сутки.
