Анатоль Нат - Бабье царство.
В этот момент в его глазах не было ни грамма насмешки или презрения. Теперь на неё с искренним уважением смотрел серьёзный, деловой человек, получивший веские доказательства её честности и деловой порядочности.
Не задерживаясь больше ни на минуту и даже не пересчитав, всецело положившись на честное слово Маши, они быстро, по-деловому просмотрели представленные ею расчёты. Согласовав всё, они решительно подхватили ручку банковской тележки и скатили по специальному наклонному пандусу на брусчатку площади перед банком.
Послав бегом пришедшего с ними писаря обратно к себе домой, они дождались не сразу появившейся телеги, запряжённой большим, медлительным битюгом, и погрузив с помощью егерей на телегу сундук, весело о чём-то переговариваясь, скрылись в одной из улочек, ведущих в сторону Городского Совета и центра города.
На террасе остались, молча смотревшие им в след Маша с Изабеллой.
Едва только банковская терраса, скрылась за углом ближайшего переулка, Голова, с чувством втянул в себя холодный зимний воздух и резко согнув правую руку в локте, тихо рявкнул сиплым от едва сдерживаемого ликования голосом:
— Есть! Мы их сделали!
— А ты чего не радуешься? — весело скалясь, крепко хлопнул он по плечу идущего рядом с ним друга. — Ты что, не согласен с тем, что мы их поимели?
— Согласен, — флегматично откликнулся тот, не выказывая ни малейших признаков радости. — С тем, что мы их поимели, я полностью согласен. И с тем, что надо бы радоваться, этому, я тоже согласен. Но вот радости это у меня не вызывает ни малейшей.
— Взгляд мне её не понравился…., - нехотя пояснил он, глянув прямо в глаза Головы.
Оглянувшись в сторону скрывшегося за углом банка, он резко вскочил в седло своей, идущей в поводу лошади, сразу же начавшая нервно под ним приплясывать. Лошадь нервничала, чувствуя внутреннее раздражение и недовольство всадника.
Дождавшись, пока Голова грузно заберётся в своё седло и, отъехав вместе с ним ещё дальше от поворота улицы к банку, только тогда Староста продолжил прерванную мысль:
— Ты можешь, что угодно мне говорить, но человека, который смотрит на тебя таким взглядом, как посмотрела на нас эта новоявленная банкирша, я бы советовал тебе серьёзно поостеречься. Похоже, что мы всё-таки перегнули палку. И откуда-то у меня такое чувство, что они нам этого не простят. Да и баронесса эта…. Сидорова коза! — сквозь зубы зло выругался Староста. — Сидела и молча, пялилась на нас, как змеюка. Ну вот скажи мне, — повернулся он в его сторону. — Ну что она там делала? Каким боком её касалось то, что мы там обсуждали? Так нет же! Припёрлась1 А потом сидела и пялилась, как сыч. И молчала! Тварь! — выругался он.
Похоже, что баронесса набирает в этой неприятной компании всё больший и больший вес. А для нас это очень и очень плохо. Родовитая дворянка, да к тому же баронесса древнего, славного рода с кучей воинственных родственников в Западных баронствах, это тебе не прекраснодушные земляне, без местных корней и с наивными глазами, ну и прибившийся к ним тупой местный солдафон, не знающий кто его отец с матерью.
Это волчица, — процедил он зло сквозь зубы. — Молодая волчица, и ещё похлеще стервы Маши будет. Пока они обе ещё в силу не вошли, но, помяни моё слово, доставят они нам хлопот. Они обе нам ещё здорово крови попортят.
До сих пор себе не прощу, что повелся на Машкины угрозы и продал этой сопливой баронессе свои трактиры возле городских ворот практически за безценок.
Тьфу ты, — сплюнул он в раздражении на землю, угрюмо уставившись на холку своей лошади.
Пусть эта породистая коза теперь без денег попробует поработать, раз такая борзая, — угрюмо буркнул он, сердито сверкнув глазами. — А то ишь ты, зенками своими рассверкалась. Я ей покажу, как не меня так зыркать!
Ну а раз ты у нас держишь под контролем всю торговлю через перевал, то и договорись с таможней, чтобы ни один их обоз через него больше не прошёл. Пусть покрутятся….
Где-то ещё через полчаса весёлой, радостной суеты, сразу заверченной вокруг банка, как-то незаметно с площади исчезли и стоявшие наготове войска кланов, вместе с городской стражей и сама площадь неожиданно сразу опустела. На ней остались только одиноко стоящие, расслабившиеся егеря и забившиеся в угол террасы, настороженно посматривающие на них амазонки, единственные на площади, кто не выказал ни малейшей радости по поводу произошедшего быстрого примирения сторон.
Наконец-то обратив внимание на их настороженное поведение, Маша внимательно присмотрелась к ним и кивком головы подозвала к столу старшую.
— Отправь кого-нибудь за вашим полусотником, — негромким, чётко акцентированным голосом попросила она стоящую перед ней настороженную амазонку. — Скажешь, что есть разговор.
Внимательно посмотрев на неё, амазонка, молча, развернулась и, отойдя в занятый ими угол террасы, отдала какое-то распоряжение тихим голосом.
Судя по быстроте, с которой рванула с места гонец, они все прекрасно представляли, насколько этот разговор для них важен, потому что, не прошло и получаса, как к банку уже подходила выбранная амазонками над собою атаманша.
Оставив явившихся вместе с ней практически всех амазонок стоять неподалёку на площади, она неторопясь, с внутренним достоинством в каждом движении, поднялась на банковскую террасу и молча, опустилась в опустевшее после делегатов кресло.
— Ну? — вопросительно взглянула она на сидящих напротив женщин.
— Удивительно, какие они все сегодня однообразные, — устало кивнула головой в её сторону Маша, напоминая Изабелле на подобную же фразу в устах Головы.
Так вот уважаемая, — начала она, сразу стерев с лиц присутствующих все признаки веселья. — Все условия найма, по которым мы вас нанимали, выполнены и больше в ваших услугах мы не нуждаемся.
Заметив, как напряглась при последних словах фигура выборного атамана амазонок, Маша успокаивающе покачала ладонью перед собой.
— Нет-нет-нет! — тихо помахала она перед собой ладонью. — Никто вас разоружать не собирается. По крайней мере, не мы, — криво поморщилась она. — Но городские власти совершенно жёстко и недвусмысленно указали на то, чтобы вас разоружить и убрать из города. Поэтому у нас для вас будет деловое предложение. Не дожидаясь неприятностей с городскими властями, и если ты, Катарина из Шклова, не собираешься обратно в свой Шклов, или любой другой Мухосранск в вашей заречной Амазонии, то мы вам можем кое-что предложить.
Как вы посмотрите на то чтобы прокатиться в Приморье? За казённый счёт, так сказать, — вопросительно взглянула она в удивлённо распахнувшиеся глаза амазонки.
Там есть для вас кое-какая работёнка, как раз по вашему профилю. И уверяю вас, в накладе вы не останетесь.
В случае же вашего предварительного согласия, мы можем обсудить детали. Если же нет, то вам следует немедленно, этим же вечером, самим покинуть город, пока за вас не взялись городские власти. Во избежание эксцессов с ними, так сказать, — хмыкнула она. — И я боюсь, что в этом случае с оружием вас из города не выпустят. Не говоря уж о том, что и у нас потом будут неприятности.
Так что выбора то и у вас нет, — тихо заметила она.
Сидящая напротив них женщина несколько минут молча, смотрела на них, видимо что-то усиленно прокручивая в голове.
— Что же там может быть такого, что может быть нам интересно? — негромким, скрипучим голосом тихо поинтересовалась атаманша.
— Охрана, сопровождение грузов, — с облегчением переводя дух, расслабилась Маша.
Вопрос, заданный атаманшей негромким, ясным голосом, совершено спокойно можно было считать согласием. До этого момента, она даже не понимала, насколько внутренне волновалась о возможном развитии разговора.
Положение у амазонок действительно было патовым. Им было просто некуда деваться. В случае отказа сдать оружие, их бы просто расстреляли издалека находящиеся ещё поблизости войска кланов, наверняка оставленные в городе специально для этого случая. Но и сдавать оружие им было тоже невозможно, поскольку после этого они были просто никому не нужны. На работу в городе, после их выступления против Городского Совета, никто бы их не взял ни под каким видом. А возвращаться обратно к себе в Амазонию им было также нельзя, поскольку их запросто могли признать дезертирами, потому что имея в руках оружие, они вернулись домой сами и без него.
Да даже если бы они его каким-то чудом и сохранили, даже это для них уже не играло никакой роли. Здесь играла свою роль убеждённость, царящая среди руководства амазонок, что любой воин, попавший в плен поневоле, не мог сам себе вернуть оружие, кроме как в бою. А если ему его возвращали добровольно, то это расценивалось не иначе как предательство и переход на сторону врага. Поэтому у них теперь был только один единственный путь — наёмничество.
