Огонь во плоти (ЛП) - Флауэрс Дэнни

Сол наблюдал за ним из кресла для осмотров. Он был раздет до пояса, из руки торчал ряд сервоштекеров. Это было болезненно, но привычно — необходимая плата за участие в делах. Многие из его конкурентов в Меркатор Люкс обладали бионическими имплантатами, в определенной степени наделявшими их властью над электрическими системами. Однако это были примитивные изделия, которые и рядом не стояли с нейронными контурами, проложенными вдоль его нервных окончаний. Те едва просматривались под потемневшей на солнце кожей: серебристые татуировки с синим травлением складывались в стилизованный сетчатый узор, тянущийся по руке. Являясь одновременно инструментом и оружием, имплантаты могли проводить точно выставленный по силе ток или же смертельный разряд. По крайней мере, в теории.

— Хотите хорошие новости? — спросил Кауте.

Сол выжидающе поднял на него глаза.

— Если мы снимем проводящие материалы и проведем полную перенастройку, то сможем спасти большую часть нейронных контуров.

— Звучит непохоже на хорошие новости.

— Все выгорело, — заметил доктор, кивая в сторону схематичного изображения, отображаемого медсистемой. — В локтевом сочленении практически нет контакта. Один мощный выброс — и вы полностью его лишитесь. Мне нет нужды рассказывать вам, насколько неприятно будет ощущаться обратная связь. Впрочем, если это вас как–то утешит, чувствовать ее вы будете недолго.

Сол бросил взгляд на свою руку. Он напряг запястье и ощутил, как внутри пробежала волна, волоски встали дыбом. Свел пальцы вместе, и между ними проскочила искра.

— Мне кажется, все в порядке, — сказал он.

Доктор Кауте покачал головой.

— Да, в порядке, чтобы зажечь газовый нагреватель, — ответил он. — Но что–то посерьезнее — и ваше предплечье окажется на другом конце комнаты. Что вы с ней сделали?

— Мне пришлось пустить ток через шоковый посох.

Доктор воззрился на него.

— Пришлось?

— Если хотел продолжить дышать.

— Пустить ток против тока? Неудивительно, что она повреждена.

— Мы можем это починить?

— Хотите совета? — произнес Кауте. — Снимите это полностью. Можем начать заново с чем–нибудь простым. Бионическая рука с контактным разрядником выдаст гораздо…

— Развиваем то, что имеем. Продолжаем совершенствовать процесс.

— И рисковать параличом, а то и хуже? — Кауте вздохнул. — Наша работа полностью экспериментальна, на грани техноереси.

— У нас есть чертежи.

— У нас есть поделка на основе скверно составленных записей, которые добыты Император знает откуда, — сказал доктор. — Я даже не понимаю, что такое «корпускарий», не говоря уж о том, как его скопировать.

Сол до сих пор помнил, в какое волнение пришел, когда обнаружил чертежи в инфохранилище в глубинах подулья. На рисунке было изображено тело, которое хирургически преобразовали в проводник для чего–то, известного под названием Движущей Силы — энергии, связующей все вещи. Чтение захватывало, а первые результаты были многообещающими. Однако он не мог сделать вид, будто понял хотя бы половину из описаний, и становилось очевидно, что процесс не настолько прямолинеен, как он ранее надеялся.

— Мы не пытаемся выжать еще несколько вольт из корродировавшей энергоплаты, — со вздохом произнес Кауте. — Это нечто такое, что взаимодействует с вашим разумом и нервной системой непонятными мне способами. Бионическая конечность удержит больший заряд и будет намного безопаснее. Она…

— Суть не в том, чтобы найти более эффективные средства бить людей током, — огрызнулся Сол. — Суть в том, чтобы понять. Движущую Силу, эту энергию, что связывает все между собой. Если мы овладеем ею, по-настоящему постигнем течения между плотью и машиной, все изменится. Одно это уже стоит риска.

Старик покачал головой.

— Так же говорила и ваша мать.

— Жаль, что у меня нет возможности побеседовать с ней.

От слов Сола старик застыл. Он вздохнул.

— Простите меня, я сказал не к месту. Просто не хочу, чтобы вы закончили так же — умерев без нужды в ходе эксперимента, который не был разрешен, да и не требовался.

Сол пристально поглядел на него. Старик отвел глаза.

— Она умерла, потому что мы довольствуемся посредственностью и полагаем ненужные смерти и страдания необходимостью для нашего образа жизни, — холодно ответил Сол. — Скорбим ли мы, что наша глупость унесла жизнь? Нет, мы списываем утрату на действие сил, находящихся за пределами нашего кругозора. С благоговением воспринимаем чудесное спасение ребенка вместо того, чтобы задаться вопросом, почему наше общество выстроено на бессмысленных смертях.

Сол привстал, выдергивая сервоштеркеры из предплечья. Он был уверен, что доктор наблюдает за ним, но не поднимал головы.

Старик вздохнул.

— Я не хотел вас расстраивать.

— Я не расстроен.

— Сол, я хочу сказать, что ее убило собственное любопытство. Оно постоянно толкало ее слишком далеко, слишком быстро.

Сол яростно уставился на него.

— Я проверял ее гипотезу. Ее убил не эксперимент. Дело было в плохом обслуживании молниеуловителей. Ее бы вообще не ударило, если бы вышестоящие сделали свою работу.

— Риск есть всегда, — сказал доктор. — Наши жизни связаны между собой. Одна крошечная ошибка при пайке — и при всплеске все это место может рухнуть. Откуда вам знать, что мне удастся подлатать ваши нейронные контуры?

— Потому что вы искусный врач, — отозвался Сол, натягивая рубаху на плечи. — Вы вырезали меня из утробы, вдохнули воздух в мои легкие и с тех пор поддерживали во мне жизнь. Вы ни разу меня не подводили.

— То же самое можно сказать о ком угодно, ровно до момента, когда они вас таки подведут. А что потом?

— Делаем, что можем, пока не перестанем быть в силах, — произнес Сол. — Что же еще?

— Что ж, на этой радостной ноте — не желаете ли взглянуть на вашего пациента?

Поднявшись, Сол последовал за доктором на другой конец медицинского отсека. Большую часть времени тот пустовал, работая с нагрузкой лишь после происшествий — штормового всплеска, или же продолжительного магнитного импульса. Однако дальняя койка была занята. На глазах у Сола доктора начал проверять пациента, с еле слышными проклятиями осматривая перевязки и оценивая прогноз медицинской системы.

— Есть изменения?

— Все еще жив, — ответил доктор. — Все еще без сознания. Все еще страдает от ожогов более чем девяноста процентов тела. Вы в курсе, что пряжки на его куртке по-настоящему расплавились? Слились с плотью. Я даже не стал пытаться их извлечь. Даже если он переживет процедуру, какой смысл?

— Кто–нибудь еще знает, что я привез его сюда?

— Нет. Человек в бинтах ничем не интереснее прочих.

— Есть надежда, что он оправится?

— Не здесь. Возможно, в верхнем улье что–то можно было бы сделать — омолаживающие процедуры, или же обширные операции по трансплантации — но даже в этом случае, как мне кажется, он утратит разум. Говорю еще раз, позвольте мне дать ему что–нибудь достаточно сильное, чтобы снять боль. Навсегда.

— Вы считаете, он страдает?

— Проклятье, да я понятия не имею, — ответил Кауте, сердито глядя на Сола. — Но я знаю, что держать его живым неправильно. Это не просто физическая боль.

Сол приподнял бровь. Доктор ответил ему кислым взглядом.

— Я таким занимался какое–то время, — сказал он. — Я тогда многое повидал. Повреждения тела могут быть ужасны, но их легко диагностировать. Однако существуют еще и душевные недуги: болезни, которые иссушают изнутри безо всякой видимой причины.

— Из его ожогов следует простой и ясный диагноз.

— А из его нежелания приходить в себя следует иное. Что–то прицепилось к его душе, а может она сгорела вместе с телом. Что бы ни привело этого человека к такой участи, неправильно ему страдать и дальше. Пусть Бог-Император примет или проклянет его, но просто дайте ему уйти.

— Я не заинтересован в продлении его страданий. Но у него есть информация, которая мне нужна.

— Что он вообще может знать?