Елизавета Дворецкая - Корни гор, кн.1: Железная голова
Далла протянула руку и отвела край одеяла от его груди. «Так», – подумал Гельд, хотя за все железо Медного Леса не смог бы сказать, что это «так» означает.
Возле его лежанки было почти темно, и Гельд решился чуть-чуть приподнять ресницы. В руке ночная гостья сжимала что-то маленькое и темное. На нож не похоже, слишком мелкое и на вид не острое. Гельд ощутил прикосновение холода… и в тот же миг такой жар, что едва не взвыл. Не будь он сейчас так собран и ко всему готов, он непременно закричал бы. Уже не следя за своим лицом, он отчаянно стиснул зубы, напрягся всем телом, а край раскаленного, как казалось, предмета прочертил по его груди недлинную черту, потом вторую, углом к первой. В тот миг, когда Гельд уже решился плюнуть на все и заорать, Далла отняла руку. И все сразу прекратилось. Боль от мнимого ожога испарилась, как только амулет оторвался от кожи.
Не открывая глаз, Гельд постарался привести лицо в порядок. Но и через опущенные веки он каким-то невообразимым чувством ощущал, как Далла наклоняется над ним и всматривается. Собрав остатки терпения, Гельд ждал, когда она уйдет, с таким тягостным чувством, как будто все это время ему не давали дышать.
Наконец она отошла. Прошуршал лапник, скрипнула дверь. Гельд слышал, как быстрые шаги удалялись по двору в сторону хозяйского дома, хотя еще днем не сомневался, что через эту великанью каменную кладку услышишь не многое.
Уф-ф! Гельд с облегчением сел на лежанке, потер ладонью грудь. Ему казалось, что там должен остаться красный след, как от ожога. Две черты углом. Руна «кена», знак любовного пламени. Хитрая хозяйка Нагорья решила его приворожить. И использовала для этого свой загадочный амулет. Выходит, амулет настоящий, не какая-нибудь птичья косточка, которую ее бабушка случайно нашла в лесу, набрала в тот день много грибов и посчитала косточку источником удачи. Это какая-то сильная вещь, изготовленная по-настоящему умелыми руками. Чтобы так обжечь! Да если бы он на самом деле спал, то завопил бы на весь Медный Лес.
А может, и нет. Может, если бы «торн» и «ис» не защищали его от чужой ворожбы, он ничего и не заметил бы. И прямо сразу ощутил бы к прекрасной хозяйке пылкую жертвенную страсть, которую до сих пор лишь изображал. И Торбранд конунг напрасно дожидался бы его с железом.
Руна «кена»! Подумать только: вот уже вторая знатная женщина пытается его заворожить! Гельд вспоминал пощечину Эренгерды, которая невольно украсила его лицо руной «гиав», второй любовной руной. Теперь только «науд» осталась. Любопытно, от кого ее ожидать – от маленькой Борглинды?
При мысли о ней Гельд вздохнул и наконец улегся. Ему стало спокойнее. Трудно поверить, что пылкая и чистосердечная Борглинда в таком близком родстве с Даллой, которая своим изобретательным коварством, пожалуй, потягается с самой ведьмой Медного Леса. Нет, Борглинда не будет тайком чертить руны и ловить его душу в невидимую сеть. Мысль о ней принесла сладкое облегчение, как глоток чистого лесного воздуха после задымленного и душного дома. Гельд с теплым признательным чувством вспомнил ее горе в тот вечер, когда они прощались. А ведь она, пожалуй, ждет его… И Эренгерда ждет. С каким чувством, с надеждой или с досадой, – это другой вопрос, но ждет непременно. И по пути к этим двум девушкам, каждая из которых так по-разному оживляла его сердце, Гельд должен был одолеть кюну Даллу.
Но что же у нее за амулет, да возьмут ее тролли вместе с ним? Что она такое раздобыла? И что с его помощью делает? Может быть, теперь, уверенная, что он принадлежит ей душой и телом, она станет более откровенна?
Не забыть бы, что он в нее пылко влюблен, приворожен и окончательно обезоружен. Решившись наконец-то заснуть, Гельд знал, что завтра сделает все как надо. Спасибо Фрейру и Фрейе, он знает, как выглядит пылкая страсть.
Хёрдис Колдунья сидела на каменном полу пещеры, свернувшись и обхватив руками колени. Твердости и холода камня она не замечала: такой роскоши ощущений ее онемевшее и оглохшее тело уже давно не знало. Вокруг царила полная, непроглядная тьма, и она чувствовала себя ввергнутой в двойные оковы: камня и тьмы. Сверху тянулся высоченный темный свод пещеры, по сторонам – каменные стены, и только с одной стороны, с севера, имелся выход – выход в пустую темноту. Ни луны, ни звезд – такая же тьма. Все так, как вчера, как месяц, как год назад. Трудно поверить, что по человеческому счету прошло всего два года с тех пор, как она попала сюда. За это время миновала вечность. И такая же вечность, полная холодной каменной тьмы, лежала впереди.
Перед Хёрдис возле стены пещеры стояло нечто вроде блестящего овального щита высотой в человеческий рост. Это была чешуйка дракона, самого Нидхёгга, как уверял Свальнир, служившая ему щитом в битвах с другими великанами. В те далекие времена, когда в мире еще водились другие великаны.
Но те времена давно прошли, и сейчас квиттинская ведьма использовала легендарный щит для других целей. Со стороны он напоминал окно, позади которого бушует пламя. Поверхность горела ярким багровым огнем, но во мрак пещеры не проникало ни единой искры – свет кончался сразу на шершавой, иззубренной поверхности драконьей чешуи. А там, за этой поверхностью, багровое пламя троллей билось и бурлило: оно наступало, оно грозило, затягивало, и даже Хёрдис делалось не по себе.
– Все больше и больше! – гневно крикнула она, обернувшись в глубину пещеры. – Ты видишь, чудовище? Видишь, гад ползучий! Все сильнее и сильнее! Так сильно, что скоро прожжет твой хваленый щит и спалит меня, да и тебя с твоим отродьем заодно. Ты слышишь, чудовище?
– Слышу, – низко и гулко ответила темнота.
Отзвук не сразу погас, а еще долго бродил меж каменными стенами неоглядной пещеры.
Хёрдис содрогнулась. Она сама требовала ответа, но ее ненависть к великану была так огромна и нестерпима, что каждый звук его голоса она воспринимала как удар. От этого звука в каждой частичке ее тела возникала холодная, томительная боль. Это болела смерть, поселившаяся в ней взамен жизни, которую каплю за каплей выпивал из нее великан. И чем больше человеческого тепла вытягивал Свальнир, чем больше холодела ее кровь, тем больше становилась ее ненависть. Хёрдис жмурилась, пережидая эту холодную боль, и ненавидела Свальнира так яростно, что ненависть держала ее за горло и не давала вздохнуть. Неужели этому никогда не будет конца?!
Багровое пламя в драконьем щите померкло и стало гаснуть, как бывало всегда, когда Хёрдис переставала думать о великане.
– Слышишь ты, мерзавец! – закричала она опять, немного отдышавшись. – Слышишь и даже не чешешься! Долго я еще буду смотреть, как моим огнивом балуются тролли! Если бы оно было просто в глупых человеческих руках… – Хёрдис задохнулась от бешенства. – Но оно у троллей! Те мерзавцы, которые его держат у себя, понятия не имеют, что им завладели тролли! Они понятия не имеют, что со всеми сильными вещами всегда так: с ними или умеют обращаться, или нет! А если они уходят от хозяина и попадают к дураку, то ими завладевают тролли! И творят что хотят, творят глупыми человеческими руками! Долго я еще буду на это смотреть? А ты долго еще собираешься на это смотреть?
– Незачем на это смотреть, – прогудела темнота.
Хёрдис вжала голову в плечи. Она не видела, не хотела видеть Свальнира, который лежал где-то там, на каменном полу в самой глубине. Лежал, судя по голосу, в своем настоящем исполинском облике. Это он так отдыхает, мерзавец. Тяжело, видите ли, всю его великанью мощь впихивать в крошечный кувшинчик обыкновенного человеческого тела. Впрочем, иногда он это делает весьма охотно. Когда ему надо. Хёрдис стиснула зубы. Да уж, теперь это случается все реже и реже. С тех пор как она сама начала каменеть, выжатая, как горсть ягод, ему уже не удается особо поживиться.
– Молчи! – свирепо крикнула Хёрдис. – Тебя не спрашивают, каменная голова! Лежи там себе и не дергайся!
Поначалу она надеялась, что великан когда-нибудь не стерпит оскорблений, которыми она его осыпала, и придушит ее. Но напрасно. Она все же оставалась человеком, и великан не хотел выпускать ее из рук. Она была его собственностью, его сокровищем, и он не хотел ее лишиться.
– Ты позволяешь грабить меня кому попало! – кричала Хёрдис в темноту, стараясь выбросить наружу душившую ее тоску. – Где мое обручье, мой Дракон Судьбы? Почему он до сих пор у того мерзавца, у Торбранда по прозвищу Тролль? Сколько раз ты обещал мне вернуть его?
– Я верну, если оно вернется на Квиттинг. В гости к моим родичам во Фьялленланде мне не очень хочется.
– Молчи! – Хёрдис вскочила и топнула ногой по камню. – Мне наплевать, чего тебе хочется! Я тебя не спрашиваю! Я тебя не желаю слышать! Слушай, что я тебе говорю, урод! Ты обещал мне вернуть Дракона Судьбы. Ты обещал мне вернуть мое огниво. Если бы оно было у меня…
