Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — эрцпринц
Хреймдар следил затаив дыхание, но на лице только интерес, что же со мной случится, ученый, мать его, эксперименты ставит, Менгеле чертов, чистые знания добывает…
Я тупо щупал прогибающуюся под рукой поверхность. Это точно не вода, а если и вода, то непростая, хотя не могу себе представить, как вот эта вода, если это вода, сможет стать стальной кирасой, наручнями и поножами, а также всем, что составляет рыцарский доспех… хотя вообще-то представляю, о таком уже в моем срединном говорили и писали, с восторгом расписывая сказочное будущее, когда атомы можно будет передвигать по своему усмотрению и легко преобразовывать любую вещь во что угодно.
Хреймдар охнул, первым заметив, что жидкость начинает меняться. Я не успел отдернуть руку, липкие струи потекли вверх, даже не потекли, а побежали, помчались, я ощутил, как поверх рубашки плотно легли пластины стальной кирасы, а руки охватили наручи…
— Плечи, — сказал Хреймдар восторженно, — плечи!
— Что плечи? — спросил я непонимающе.
— Подумайте о плечах, — сказал он.
Я скосил глаза, плечи в самом деле голые, но как только представил там выпуклую поверхность литой стали, туда сразу же переползла часть этой странной воды.
Хреймдар прошептал восторженно:
— У вас получилось, ваше высочество!.. То ли доспехи признали вас, то ли вы сумели внушить, что вы и есть хозяин… Никогда бы не подумал, что такое возможно!
Я старательно представлял красивый рыцарский доспех, вроде бы все на месте, только ощущение такое, что на мне картон, больно все легкое, такое пальцем проткнуть можно…
— Возьму, — сказал я, — по крайней мере красивое. Насчет прочности потом проверим. Ну а ты, конечно, свинья.
— Ваше высочество?
— Значит, — напомнил я обвиняюще, — никогда бы не подумал, что такое возможно? А меня сюда привел именно за этим доспехом?
Он сказал торопливо:
— Ваше высочество, у меня было предчувствие, что вы как-то вывернетесь и окажетесь сверху! Ну, в смысле не вас раскусят, а вы раскусите.
— Спасибо за доверие, — процедил я. — А если бы меня?
Он вздохнул.
— Как рыцари говорят: для чего же рождаются мужчины, как не для битв и славной гибели?
— Дикари, — сказал я с достоинством. — Пусть враги мои гибнут, можно даже очень славно!.. А ты что-то нашел?
— Да вот пока ищу…
Он открывал шкатулки и торопливо заглядывал вовнутрь, лицо сосредоточенное, а губы двигаются, проговаривая заклинания. Один неприметный ящичек под его пальцами звонко отщелкнул крышку.
Хреймдар радостно вскрикнул, из шкатулки хлынул ясный солнечный свет, а лицо мага, подсвеченное снизу, показалось неприятным и чужим.
Я видел, с какой осторожностью он вытащил большой кусок кварца, в середине плещется нечто злове-ще-зеленое, переламываясь на гранях кристалла изумрудными бликами.
— Вот оно, — прошептал он счастливо.
— Оно самое? — уточнил я.
— Точно, — подтвердил он, не отрывая зачарованного взгляда от своего сокровища.
— А что это хоть? — спросил я уязвленно; на мой взгляд, жидкие доспехи намного круче. — Что это дает?
— Девять жизней, — сообщил он. — Если по максимуму.
— А здесь?
Он поднял на уровень глаз, измерил взглядом.
— Не меньше трех. Да, не меньше. Три, а то и четыре.
Я спросил медленно:
— Это значит, можешь умереть трижды… да?
— Да, — ответил он. — Немногим удалось добыть этот древнейший эликсир магов!
— Мунтвиг добыл, — сказал я мрачно. — Или ему добыли. Вот в чем беда бессмертия — сволочи тоже будут бессмертными!
— Это не бессмертие, — сказал он, защищаясь. — Всего лишь более долгая и защищенная жизнь. Маги всегда в опасности! Не только от героев, что всегда почему-то стремятся убить всех колдунов на свете, но и от своих же… опытов с неведомыми растворами, заклинаниями, древними находками!
— Ну тогда пей, — предложил я. — Разбей эту штуку, если нельзя открыть иначе, и выпей!
Он вздохнул.
— По древним записям, если я понял верно, погибший… будет снова появляться в том месте, где выпил вот это. Думаю, мне лучше такое проделать в своей комнате у себя дома.
— Разумно, — согласился я. — Ну что, потопали обратно?
— Да, — ответил он с облегчением. — Каждый взял то, что нужно ему. Остальное пусть ждет своего часа.
На обратной дороге я то и дело возвращался мыслью к странному доспеху, ощупывал, чувствуя безумно гладкую поверхность, ни одна муха не сможет удержаться, непривычная легкость и еще странное ощущение, когда поножи или наручни охватывают руки-ноги то плотнее, то словно бы вовсе исчезают. Если в самом деле выполняют мысленные указания хозяина, то, возможно, могу превращать и в кольчугу… хотя вряд ли это понадобится, если эти картонные по весу латы окажутся достаточно прочными.
Хреймдар так спешил выбраться из подземелья, что почти бежал впереди меня. Он выскочил из храма первым, я приотстал, и когда услышал его испуганный вскрик, наддал и выбежал сломя голову.
Бобик ринулся мне навстречу, я перехватил его морду, не давая лизаться, что-то он весь горячий, так и пышет жаром, словно только что выскочил из кузнецкого горна, вздрагивает всем телом, а Зайчик непривычно для него суетливо переступает с ноги на ногу.
А дальше в лужах зеленой крови распростерты трупы гигантских зверей. Я с содроганием приблизился, продолжая обнимать и ласкать Бобика. Чудовища в плотных хитиновых доспехах, сейчас безжалостно проломленных, узнаю копыта арбогастра, из щелей все еще течет прозрачная кровь, пасти как у кайманов, клыки подобно кинжалам, глаза прячутся в узкие щели. У одного открыты широко, один глаз вытек от жестокого удара копытом, второй смотрит вертикальным зрачком, как у змеи.
Хреймдар простонал:
— Мой конь… они моего коня…
Я бросил устрашенный взгляд в ту сторону. Его коня попросту жестоко перервали пополам, как червяка, а еще шея срезана чисто, словно бритвой, голову же будто просто откусили одним взмахом челюстей.
— Мой, — сказал я с сочувствием, — донесет нас обоих.
— Это был самый быстрый в королевстве!.. — сказал он с тоской. — Да что там в королевстве…
— Мы получили больше, — напомнил я, — чем потеряли.
Он бросил почти со злостью:
— Вы ничего не потеряли! А он был для меня как ребенок. Тихий, ласковый, все понимал, только не разговаривал.
— Возьмите жеребенка из его потомства, — посоветовал я. — Будет как бы снова он.
Зайчик время от времени вздрагивал, встревоженно фыркал. Хреймдар сказал с упреком:
— Посмотрите на его левую заднюю!.. Тоже мне, хозяин…
Я взглянул и охнул. Там самая настоящая рана, ну пусть не совсем рана, однако я настолько привык к неуязвимости арбогастра, что даже после жарких схваток перестал его осматривать, уверенный, что его тугое тело с непробиваемой кожей ничем не повредить, а сейчас там содрана кожа размером с ладонь…
— У меня есть мазь, — сказал Хреймдар, — приедем, я помогу. Коней я люблю.
Он присел, чтобы осмотреть рану, Бобик напрыг-нул на него и повалил на спину.
— И собак люблю, — сказал Хреймдар, — это людей не очень… Да, ваше высочество, моя мазь поможет нарастить новую кожу. А сейчас нам здесь лучше не задерживаться. Как бы новые не появились…
Глава 13
Как только прибыли в замок, Хреймдар принес в конюшню мазь, сам наложил под моим бдительным присмотром на широкую рану с содранной кожей. Зайчик посматривал на него с недоверием, иногда подергивал ногой, Хреймдар и я уговаривали потерпеть, это хорошо, что жжет, быстрее заживет…
В дверях конюшни мелькнул ярко одетый паж, очень красивый мальчик, увидел нас и прибежал со всех ног.
— Ваше высочество, — выпалил он, — я от баронессы Мишеллы Ансель!.. Она велела передать вам…
Я буркнул, не отрывая взгляда от ладони Хреймда-ра, что осторожно наносит мазь на края раны и размазывает ее круговыми движениями:
— Что?
— Вот, — сказал он с торжественной почтительностью и вытащил из-за пазухи длинный и очень изящный шарф. — Это от нее подарок…
Я кивнул.
— Прекрасно. Давай.
Он даже опустился на одно колено, передавая шарф, очень воспитанный паж, умница. Я взял шарф и сказал благожелательно:
— Молодец. А теперь беги, а то лошади покусают.
Он умчался, а я подал шарф Хреймдару.
— Примотай поплотнее, чтобы грязь в рану не попадала.
— А вы в медицине тоже смыслите? — спросил он со странной интонацией.
— Я же правитель, — напомнил я. — Должен смыслить!
— Ха, — сказал он, — должен. Правитель много чего должен. Вот бы рай наступил, если бы еще и делали то, что должны.
— Ты на коня смотри, — посоветовал я. — Это же благородное животное, а не что-то непонятное, вылепленное из глины.
