Брэнден Кэмпбелл - Щит Ваала: Омнибус
— Я читал Скрижали Сангвиния, — сказал Апполлус, — сколько же наших братьев должно умереть ради победы Данте, сколько жизней Расчленителей стоит Ваал?
— Ваал стоит всех наших жизней, он нужен нам, Апполлус, — Сет уже уходил прочь, повернувшись спиной к капеллану.
— Память о благородстве не изменит нашу сущность.
— Нет, не изменит, — Сет повернулся обратно к Апполлусу, будто с тяжестью на плечах, — но без него мы будем потеряны навсегда. Как мы сможем вернуться с самого края, если нам некуда возвращаться?
Апполлус промолчал и, постояв ещё мгновение, без слов последовал за Сетом в «Громовой ястреб».
Передо мной сцена безумия. Руины улицы заставлены штурмовыми машинами. Каждая артиллерийская пушка несет на себе следы предательства, её железные и стальные части изменились под влиянием темных союзников неккарийцев. Стволы орудий изломаны и разбухли, они растянулись как бесформенные рты, скалящиеся и кашляющие, когда выпускают снаряды. Некоторые из них дергаются в цепях, приковавших их к месту. Другие вспыхивают огнем, их корпусы сверкают и накаляются, поглощая тела орудийного расчета. Всё покрыто темными чернильными рунами, изменяющимися и дергающимися, когда на них посмотришь.
Я по колено в грязи, и она дрожит, когда орудия выпускают очередной залп.
— Держаться. В укрытие, — знаками указываю я Кофи. Сержант и его отделение находятся в здании за моей спиной. Этот разрушенный сельскохозяйственный завод — единственное укрытие на южной стороне вражеских позиций. На западе Эширос и его скауты скрылись в разбитых хранилищах нутриентов и ждут приказа. Остальные члены роты уже заходят с севера.
— Чисто. Двигайся, — показывает мне Кофи.
Я пригибаюсь ниже и начинаю движение, пролезая между двумя выгоревшими подъемниками к ближайшей машине.
В моем ухе звучит тихий звонок.
— Стой, — я замираю и бросаю взгляд на Кофи.
— Три цели. Десять шагов, — я с трудом различаю его предупреждение.
Я прижимаюсь животом к земле и высовываюсь из-за груды кирпича, за которой прятался.
Позиция артиллерии опоясана неглубокой траншеей, полной врагов. Патрулирующие предатели прижимают к груди автоганы. Рев демонических орудий и крики их менее удачливых команд отвлекают солдат от патрулирования.
Я постукиваю по горлу один раз, затем ещё два подряд. Три ближайших ко мне предателя дергаются и падают на землю, в черепе каждого из них зияет дыра. Я показываю знак благодарности Эширосу и спрыгиваю в траншею. Уже приближается следующий патруль, они обнаружат тела всего через пару шагов. Я двигаюсь дальше, доверившись тьме и винтовке Эшироса.
Через десять шагов я оказываюсь у первого орудия, которое рычит от моего приближения. Из выхлопных отверстий пушки вырывается зеленое пламя, а в воздухе висит удушливая практически непереносимая вонь серы, кордитекса и обгорелой плоти. Я спотыкаюсь, запах вызывает головокружение, угрожая прибить меня к земле. Я достаю нож и делаю надрез между губой и носом, из него бежит кровь. Её запах заполняет мои ноздри, и вонь орудия исчезает, сменяемая кровавой ясностью. С рыком я устанавливаю заряд. Корпус машины трясется от моего прикосновения.
— Умри с честью, — плюю я, и обхожу корпус, подбираясь к следующей цели.
Я закладываю ещё один заряд и кувыркаюсь под корпусом техники, чтобы избежать патруля. Я продолжаю движение, от цели к цели, настолько быстро, насколько осмелюсь, ускоряясь до бега, когда лай артиллерии прячет звуки моих шагов. Эширос и остальные прикрывают меня, когда я бегу по открытому пространству, но между танками я сам по себе.
— Осторожно! — выдавливает предатель, когда я выхожу из-за угла противовоздушного танка с четырехствольной пушкой, чтобы занять место между ним и ещё одним танком с мортирой, установленной на месте турели. Рядом со второй машиной стоят ещё четверо из их падшего братства.
Я бросаюсь вперёд, хватаю оружие ближайшего предателя и прижимаю к его груди, толкая перед собой, по пути убивая двоих ударом ножа. Четвертый и пятый поднимают стволы, чтобы выстрелить. Я бросаю нож в грудь четвертого, он падает. Палец пятого напрягается на курке. Я вырываю оружие из рук первого и использую его как дубинку, нанося удар по лицу стрелка. Он падает, из его черепа вытекают мозги. Первый предатель поднимается на ноги, я пока не обращаю на него внимания и забираю свой нож. Когда враг собирается бежать, я поворачиваюсь и прикалываю его к танку ножом за щёку. Его рот дергается, в мольбе, глаза расширяются от ужаса. Я жестоко ухмыляюсь и оставляю его там.
Ещё пара зарядов и работа завершена.
— Стой, — раздается в моем ухе шепот Кофи.
Я застываю на месте.
Кофи снова говорит.
— Архивраг.
— Сколько? — спрашиваю я шепотом, плотно прижав к горлу комм-бусину.
— Пять. Тебя заметят, как только начнешь двигаться.
Я сверяюсь с хронометром. Отделения, двигающиеся с севера, подорвут свои заряды через три минуты.
— У нас нет времени.
Я выбегаю из укрытия и открываю огонь, отдача из болт-пистолета на автоматическом режиме бьет мне в руку.
Воины архиврага не двигаются, пока мои болты отлетают от их брони, а затем открывают огонь. Заряды болтеров летят за мной по пятам, пока я бегу в укрытие у вражеской техники напротив. Слишком далеко, моё лицо кривиться и я спотыкаюсь, когда мою икру зацепляет скользящим выстрелом.
— Ложись.
Я бросаюсь в пол, по команде Кофи. Секунду спустя за моей спиной взрывается ракета. Затем, на позицию архиврага прилетает вторая и стрельба затихает.
— Заканчивай быстрее, целей больше, чем у нас осталось патронов, — на этот раз в моем ухе звучит голос Эшироса.
Он прав. Предатели наводняют траншеи со всех сторон. Тьма вокруг меня отступает, сменяемая огнем ручного оружия.
Я продолжаю в темпе, бросаю заряды под гусеницы оставшихся машин и расстреливаю выходящие из них экипажи.
— Мы готовы! — кричу я по комму, пробираясь к позиции Кофи
— Да, может быть, совсем готовы, — не напрягаясь, говорит сержант, но он прав.
Траншеи полны предателей, а сам Кофи и его отделение прижаты за низкими стенами. У Эшироса дела обстоят не намного лучше. Я не выберусь до того, как их подавят.
Я смотри в глаза Кофи во тьме, слова не нужны.
Он взрывает заряды.
Шум настолько силён, что, кажется, будто его нет, оглушающая волна, растягивающая мой рот в крике, когда взрыв сбивает меня с ног. Моё тело окутывает огнем, окатывает шрапнелью, и я ударяюсь о землю. Тьма забирает с собой боль.
— Капитан? Капитан Темель?
Я открываю глаза и вижу Кофи. Он жестами показывает не двигаться. Я смотрю на свой живот и вижу, что прибит к земле зазубренным металлическим штырем.
— Дело сделано? — я чувствую, как из моего рта бежит кровь, пока я говорю.
— Да, артиллерия уничтожена, — лицо Кофи выражает беспокойство.
— Ненавижу ре-ювенатный саркофаг, — с ухмылкой говорю я, — передай мне дальний комм.
Кофи зовет Эшироса. Он хромает, а его левая рука представляет собой кровавый ошметок.
— Капитан, — с гримасой говорит Эширос.
— Похоже, что даже ты не вышел из этого боя не пострадавшим. Благословение Императора было где-то в другом месте.
Его выражение лица расслабляется.
— Похоже, он был занят тобой, — кладет он на землю рядом со мной комм-блок и передает микрофон.
Я наживаю кнопку, и место статики занимает тишина.
— Магистр Сет.
Проходит мгновение. И ещё одно. Я слушаю потрескивание статики в ожидании ответа.
— Ма…
— Капитан Темель.
Вживую, голос Сета похож на рёв цепного меча. Искаженный воксом, он больше напоминает громовые раскаты гневного бога. Я улыбаюсь, радуясь тому, что я сражаюсь за него, а не против.
— Это Темель. Миссия выполнена.
Статика меняет тон, и, кажется, что Сет собирается ответить. Я молчу, но ответа нет.
— Мы уничтожили вражеские артиллерийские позиции, — продолжаю я, — вы можете начать движение и вступить в бой с основными силами врага.
— Мы не придем, — слова Сета бьют, подобно молоту. Я чувствую их острее, чем рану в животе, — Ваал в опасности, мы уже поднимаемся на орбиту, — продолжает Сет.
— Я понимаю, — мой голос твердеет, когда я думаю о долге и чести. Если это мои последние слова к ордену, пусть они будут сильными и целенаправленными, — Да пребудет с тобой Кровь, повелитель.
— Сангвиний сохрани тебя, Темель.
— Габриэль… — с колебанием начинаю я, стараясь отделить свои чувства от того, что необходимо было сказать, — наше братство выковано в самопожертвовании. Мы несем бремя смерти нашего отца, как шрам на наших душах. Его самопожертвование лежит в самой основе нашего естества. Не позволяй своим действиям давить на тебя, не позволяй им определять, кто ты есть.
