Фрэнк Херберт - Бог-Император Дюны
— Они не уверены. Тлейлаксу не позволили быть свидетелями. Однако, они видели, как Молки вошел в эту… э… камеру, как он вышел потом оттуда с младенцем.
— Да! Я знаю!
— Знаешь? — Монео был озадачен.
— Путем умозаключений. Все это произошло приблизительно двадцать шесть лет назад?
— Верно, Владыка.
— И они отождествляют этого младенца с Хви Нори?
— Они не уверены, Владыка, но… — Монео пожал плечами.
— Ну, разумеется. И какие ты отсюда делаешь выводы, Монео?
— Новый икшианский посол генетически запрограммирована на что-то весьма специфическое.
— Разумеется, запрограммирована. Разве тебя не поражало, Монео, насколько Хви, нежная Хви, до странности во всем противоположна грозному Молки? Она — его обратное отражение во всем, включая пол.
— Я не думал об этом, Владыка.
— А я думал.
— Я ее немедленно отошлю назад, к икшианцам, — заявил Монео.
— Ты не сделаешь ничего подобного!
— Но, Владыка, если они…
— Монео, я уже замечал, что ты редко поворачиваешься спиной к опасности. Другие поступают так часто, но ты очень редко. С чего бы тебе подначивать меня на столь очевидную глупость?
Монео сглотнул.
— Вот и хорошо. Мне нравится, когда ты понимаешь ошибочность своих решений, — сказал Лито.
— Благодарю, Владыка.
— А еще мне нравится, когда ты благодарить искренне, вот как сейчас. А теперь, была ли с тобой Антеак, когда ты услышал эти откровения?
— Как ты приказал, Владыка.
— Превосходно. Это немножко все расшевелит. Теперь уходи и ступай к леди Хви. Скажи ей, я желаю немедленно ее видеть. Это ее обеспокоит. Она полагает, мы не встретимся вновь до тех пор, пока я не призову ее в Твердыню. Тебе я поручаю унять ее страх.
— Каким образом, Владыка?
Лито печально проговорил:
— Монео, зачем ты просишь совета в том, в чем и сам знаток? Успокой ее и приведи сюда заверенной в моих добрых намерениях относительно нее.
— Да, Владыка, — Монео поклонился и сделал шаг назад.
— Один момент, Монео!
Монео застыл, взгляд его устремился на лицо Лито.
— Ты озадачен, Монео, — сказал Лито. — Порой ты не знаешь, что обо мне думать. Действительно ли я всесилен и всепредвидящ? Ты приносишь мне эти крохи сведений и гадаешь: «Знает ли он уже это? Если знает, то зачем я из-за этого хлопочу?» Но я приказал тебе докладывать мне о подобных вещах. Разве само то, что ты должен мне повиноваться, не достаточное основание знать, как себя вести?
Монео, в глубокой задумчивости, пожал плечами. Его губы дрожали.
— Время может быть также и местом, Монео, — сказал Лито. — Все зависит от того, где ты стоишь, куда глядишь или что ты слышишь. Мерило тому — само сознание.
После долгого молчания, Монео рискнул заговорить:
— Это все, Владыка?
— Нет, ЭТО не все. Сиона получит сегодня пакет, доставленный ей с курьером Космического Союза. Ничто не должно препятствовать ей получить этот пакет. Ты понимаешь?
— Что в… что в этом пакете?
— Кой-какие переводы — чтиво, мне было бы очень желательно, чтобы она это прочла. Смотри, чтобы не было никаких помех.
В этом пакете нет меланжа.
— Почему… откуда Ты знаешь, что я боюсь, будто в пакете…
— По тому, что ты боишься спайса. Он мог бы продлить твою жизнь, но ты избегаешь его употреблять.
— Я боюсь ДРУГИХ его эффектов.
— Щедрая природа дала нам меланж, чтобы он отворил нам некоторые неожиданные глубины нашей психики, и все же ты его боишься?
— Я — АТРИДЕС, Владыка!
— О да, у Атридесов меланж разматывает клубочек особого процесса внутреннего откровения, ведущий сквозь тайну Времени.
— Я должен только вспомнить тот способ, которым Ты испытал меня, Владыка.
— Разве не очевидна для тебя необходимость ощущать Золотую Тропу?
— Это не то, чего я боюсь, Владыка.
— Ты был изумлен открывшимся тебе при испытании. Теперь ты страшишься других изумляющих открытий, страшишься познать то, что заставило меня сделать МОЙ выбор.
— Я должен только взглянуть на Тебя, Владыка, и понять, чего я страшусь. Мы, Атридесы… — он осекся, у него пересохло во рту.
— Ты не желаешь всех этих жизней-памятей, теснящихся во мне!
— Порой… порой, Владыка, мне кажется, что спайс — это проклятие Атридесов!
— Тебе бы хотелось, чтобы Я никогда не возник?
Монео промолчал.
— Но у меланжа есть свои достоинства, Монео. В нем нуждаются навигаторы Союза. И без него Бене Джессерит деградировал бы в беспомощную кучку хнычущих женщин!
— Мы должны жить — с ним или без него, Владыка. Это я знаю.
— Очень проницательно, Монео. Но ты выбрал жизнь без него.
— Разве у меня нет такого выбора, Владыка?
— На данное время.
— Владыка, что Ты…
— В общеупотребительном галаксе существует двадцать восемь различных слов для обозначения меланжа. Для него есть разные наименования в зависимости от того, как его намереваются употреблять, каковы его концентрация, возраст, добыли его путем честной сделки, путем воровства или захвата, является ли он даром по наследству для мужчины или для женщины — и многое другое, какое слово будет употреблено. И что отсюда следует, Монео?
— Нам предложены множественный выбор, Владыка.
— Только там, где дело касается спайса?
Монео наморщил в раздумье лоб, затем ответил:
— Нет.
— Ты редко говоришь «нет» в моем присутствии, — сказал Лито. — Мне нравится наблюдать, как твои губы произносят это слово.
Рот Монео дернулся — попытка улыбнуться.
Лито живо заговорил:
— Ну, ладно! Ты должен сейчас отправиться к леди Хви. Я хочу, чтобы ты дал ей на прощание один совет, способный помочь.
Монео, полный усердия, поднял взгляд на лицо Лито.
— Почему знанием о наркотических и лекарственных веществах мы, в основном, обязаны мужчинам? Потому, что их склонность к риску и экспериментам с неведомым — одно из проявлений мужской агрессивности. Ты читал свою Оранжевую Католическую библию и, таким образом, знаешь историю Евы и яблока. В подлинной истории есть один интересный момент: Ева не была первой, кто сорвал и попробовал яблоко, первым был Адам, и, отсюда, он сразу же обучился, как переложить вину на Еву. Почерпни отсюда объяснение того, как наше общество приходит к структурной необходимости подгрупп.
Монео поднял голову, чуть наклонив ее влево.
— Владыка, как это мне поможет?
— Это поможет тебе с леди Хви!
~ ~ ~
Особенная множественность этого мироздания привлекает мое пристальнейшее внимание. Она обладает совершенной красотой.
Украденные дневникиСперва Лито услышал в передней комнате голос Монео, а затем в его малую палату аудиенций сразу же вошла Хви. На ней были бледно-голубые шаровары, туго перевязанные на лодыжках темно-зелеными лентами, под цвет ее сандалиям. Свободная блуза того же темно-зеленого цвета проглядывала под ее черной накидкой.
Она казалась спокойной и безмятежной, когда приблизилась к Лито и села без приглашения, выбрав золотую подушку, а не ту красную, на которой сидела в прошлый раз. Монео доставил ее меньше, чем за час. Лито расслышал своим острым слухом, как Монео беспокойно расхаживает в передней комнате и, мысленным сигналом, наглухо перекрыл входную дверь.
— Монео чем-то обеспокоен, — сказала Хви. — Он изо всех сил старался не показать мне этого, но чем больше он старался меня успокоить, тем больше он возбуждал мое любопытство.
— Он тебя не напугал?
— О, нет. Хотя он сказал кое-что интересное. Он сказал, я должна все время помнить, что для каждого из нас Бог Лито это разные личности.
— Что в этом интересного? — спросил Лито.
— Интересным был вопрос, которому это служило предисловием. Он часто удивляется, сказал он, какова наша собственная роль в возникающем у тебя разном отношении к нам?
— Это действительно интересно.
— По-моему, он и вправду ухватил самую суть, — сказала Хви. — Зачем Ты меня вызвал?
— В свое время, твои властелины на Иксе…
— Они больше не мои властелины, Владыка.
— Прости. С этого момента, я буду говорить о них, как об икшианцах.
Она серьезно кивнула и подсказала ему:
— В свое время…
— Икшианцы задумали создать оружие, нечто вроде убийцы-автопилота, самодвижущуюся смерть с машинным умом.
Она проектировалась как самосовершенствующийся механизм, задача которого — поймав на мушку жизнь, низводить ее до состояния неорганической материи.
— Я не слышала о таком изобретении, Владыка.
— Знаю. Икшианцы не поняли, что изготовители машин всегда рискуют сами стать совершенно машинообразными. А это — прийти к полному бесплодию. Машины всегда терпят неудачу… с течением времени. А когда эти машины терпят неудачу, то ничего не остается, никакой жизни вообще.
