Аарон Дембски-Боуден - Ловец душ
Если предсказания астропатов были верны, приближавшиеся имперские флоты намного превосходили армаду Хаоса. Силы Трона почувствовали, что им наконец-то представилась возможность покончить с Разорителем раз и навсегда. Навигаторы и другие псайкеры флота Абаддона говорили о чудовищной волне давления, раскатившейся по варпу, словно фронт приближающейся грозы. Каждый воин в армии Магистра Войны понимал, что это такое. Столкновение потоков варпа — так морские суда гонят перед собой волну. Невидимые течения Моря Душ захлестывали скопление Крит. Это означало, что бесчисленные имперские корабли движутся сквозь варп на максимальной скорости, дабы отстоять мир-кузню и отомстить за разоренные миры.
Все должно было решиться в «Семнадцать-семнадцать», а Крит Прайм — пасть.
Эндшпиль начался.
Остатки десятой роты шли на острие атаки. Рядом сражались их братья с «Охотничьего предчувствия».
При поддержке перекинувшихся на сторону Абаддона полков имперской гвардии и легионов рабов, набранных на Солас, Повелители Ночи с «Завета крови» и «Охотничьего предчувствия» должны были захватить несколько литейных заводов и крепостей-фабрик.
Черному легиону, куда более многочисленному, чем Повелители Ночи, предстояло атаковать большее количество целей. Талос уже не мог обвинить Магистра Войны в том, что он пытается обескровить Восьмой легион и жертвует Повелителями Ночи ради собственных Астартес.
Необходимость свела на нет все привилегии.
Оружейная Первого Когтя превратилась в кипящий активностью улей.
Рабы и сервиторы облачали своих господ в броню, подгоняли и закрепляли части доспехов. Среди рабов был и Септимус. Он проверял герметичность суставных сочленений в броне Талоса. Беседующие Астартес не обращали на слугу ни малейшего внимания.
Кирион вытянул руку, чтобы сервитор мог закрепить наручи и перчатку. Все в комнате заметили его новую аугментическую конечность. Металлическая поверхность серо-стального цвета еще не успела обрасти синтеплотью. Скоро предплечье из стали и титана скрылось под темно-синим боевым доспехом.
Воины возносили молитвы и благословения оружию. Давали клятвы. Иглы входили в спинные разъемы, соединяя Астартес с силовой броней. Опустившиеся на головы шлемы окрашивали все вокруг в багрово-красный цвет визоров.
— Я видел Октавию в последний раз уже очень давно, задолго до ее вчерашней операции, — заговорил Кирион. — Как поживает наш навигатор, оружейник?
Септимус, прикреплявший к наплечнику Талоса свиток с клятвой, не поднял головы. По кремового цвета пергаменту тянулись размашистые строчки нострамских рун — Талос подробно перечислял все задачи операции и клялся на крови добиться их выполнения. Единовременные клятвы, подобные этой, были больше не в чести у легиона. Ксарл тоже носил свиток, а вот Меркуций, Узас и Кирион уклонились от давней традиции.
— С ней все в порядке, лорд Кирион, — сказал Септимус. — Я полагаю, она сейчас с навигатором Этригием. Они подолгу беседуют. Они… часто спорят, как мне кажется.
— Понятно. Благодарю за починку моего болтера.
При этих словах воин поднял оружие и осмотрел его, благоговейно сжимая в латных рукавицах. На боку болтера витыми нострамскими рунами было выгравировано имя — «Баньши».
— Рад услужить вам, лорд Кирион.
— Как поживает рожденная в пустоте? Надеюсь, она здорова?
Септимус, проверявший заклепки на наплечниках Талоса, застыл.
— К… кто, лорд Кирион?
— Рожденная в пустоте. Как она поживает?
— Ты это о чем? — спросил Узас, внезапно заинтересовавшийся разговором.
— Она смертная, брат. Тебе не стоит о ней беспокоиться, — отрезал Кирион.
— Она… с ней все хорошо. Благодарю, лорд Кирион.
— Приятно слышать. Не смотри так удивленно. Мы не слепы и знаем, что творится на корабле. Передай ей привет от меня.
— Передам, лорд Кирион.
— Ей понравился подарок? — поинтересовался Талос.
Септимус приложил все силы, чтобы снова не заледенеть.
— Да, господин.
— Какой еще подарок?
Узас был явно раздражен тем, что его исключили из разговора.
— Медальон легиона, — ответил Талос. — Кое-кто из смертной команды очень ценит эту смертную. Видимо, ценит достаточно, чтобы гарантировать ей мою защиту.
Талос снова обернулся к Септимусу. Кровь раба застыла в жилах.
— Без моего разрешения.
— Простите меня, господин.
— Я слышал, что в монете просверлили дырку и смертная носит ее на шее вместо бус, — продолжил Талос. — Следует ли это считать надругательством, Кирион? Как по-твоему, они осквернили реликвию легиона?
— Думаю, нет, брат. И все же я сообщу об этом Вознесенному. Надо быть уверенным, когда имеешь дело с подобными вещами.
Септимус вымученно улыбнулся и судорожно сглотнул. Он попытался заговорить. Но не преуспел.
— Прости, что мы немного повеселились за твой счет, Септимус, — сказал Талос.
Он сжал кулаки, покрутил запястьями, проверяя легкость хода. Правая перчатка определенно была жестковата. Надо заменить ее как можно скорее.
Фаровен. Фаровен, тот брат, гибель которого Талос видел во сне. Придется снять перчатку с его мертвого тела.
Он умрет уже скоро.
Кирион прикрепил болтер к магнитному зажиму на бедре.
— Да, с тех пор, как мы были смертными, прошло слишком много времени. Странное ощущение — забываешь о том, что такое шутка.
Септимус снова кивнул, до сих пор не до конца уверенный, смеется над ним Кирион или нет. Такой «юмор» явно его не повеселил.
— Между прочим, — добавил Кирион, — бери.
Септимус легко поймал монету, схватив ее на лету.
Это был двойник медальона Талоса, серебряный и с такой же чеканкой, но с руническим именем Кириона.
— Если ты так легко готов отдать мою и заставить меня присматривать за какой-то десятилетней девчонкой, — сказал Талос, — придется мне как-то позаботиться о сохранности твоей шкуры.
Септимус благодарно поклонился обоим Астартес и закончил свою работу в пристыженном и удивленном молчании.
Октавии хватило пяти минут на то, чтобы решить, что Этригий ей совершенно не нравится.
Согласно словам навигатора «Завета», тот невзлюбил девушку с первого взгляда. И немедленно поделился с ней своим впечатлением.
Этригий уже давно не походил на человека. Октавию это мало заботило — намного меньше, чем другие, куда более обыденные вещи на борту «Завета».
Она была навигатором, наследницей Навис Нобилите. И пускай имя и честь ее дома по галактическим меркам ничего не стоили, в ее жилах все же текла кровь высшей пробы.
Девушка знала, что навигаторский ген делает с ее сородичами по прошествии лет. В этом отношении находиться рядом с уже-не-человеческой сущностью по имени Этригий было чуть тревожно, но настоящего страха Октавия не испытывала.
Намного хуже оказалось его непрерывное бахвальство.
Ночные уроки являлись обязанностью девушки — Этригий весьма ясно дал ей это понять несколько недель назад, когда впервые потребовал ее присутствия, — но приятными не стали.
Покои Этригия были полной противоположностью тому мраку, что тек по внутренностям «Завета», как кровь течет по венам. Навигатор занимал небольшую комнату неподалеку от бронированного носа корабля. Помещение омывал пронзительно-яркий свет многочисленных люмошаров, вделанных в стены. Октавии трудно было переносить это сияние после прохладного мрака корабельных залов. Ее навигаторское око оставалось закрытым, но человеческие глаза щипало от слез всякий раз, когда она навещала Этригия в его логове. Искусственный солнечный свет после месяцев ночи изрядно раздражал.
— Вы не могли бы приглушить светильники? — спросила она в первую ночь, когда закутанные в мантии рабы Этригия провели ее внутрь.
— Нет, — ответил он, поразмыслив, — мне не нравится темнота.
— Тогда, похоже, вы выбрали неправильный корабль.
В тот момент они могли бы стать друзьями. Их объединяло многое, и в первую очередь — отличие от других членов команды. Однако, вместо того чтобы сдружиться, они скоро скатились к перепалкам и напряженному нейтралитету.
Служители Этригия — все, как один, покрытые аугментикой и не младше шестидесяти лет — допустили Октавию в «галерею хозяина». Название оказалось подходящим. Вся стена была покрыта пикт-экранами, транслирующими десятки изображений с камер на разных участках корпуса. Сейчас экраны показывали остальные корабли флота Магистра Войны и плывущую под ними планету.
В варпе… камеры начнут показывать сам «Завет». Октавия не могла не восхищаться тем, кто желал видеть каждый сегмент судна, пока ведет его через Море Душ.
Все остальное в комнате вызывало куда меньше восхищения и было куда менее аккуратным. На полу кучами валялась одежда и украшения. Когда Октавия вошла в первый раз, то немедленно наступила на золотую серьгу. К счастью, Этригий ничего не заметил.
