Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — эрцпринц
— И что? — спросил я. — Мы уже на нем?
— Нет, — ответил он, — но совсем рядом. Отсюда можно видеть зарево. Это прямо над ним.
— Не пойду, — сказал я, — и вообще ничего не помню. Тут великая и священная война идет, причем — с обеих сторон благородная и священная, а это значит — кровавая и бескомпромиссная, а ты о какой-то науке, что пока еще одно мракобесие и отрыжка рабовладельческого строя! Ну, пусть раннефеодального.
Он тяжело вздохнул, развел руками.
— Что ж, схожу сам. Тогда я прощаюсь, ваше высочество!
Он направился к двери, я крикнул вдогонку:
— Молодец! И сам справишься. А что тебе так восхотелось именно туда? Этих Зачарованных мест по всем королевствам больше, чем болот, а то и лягушек в тех болотах. Мы же наверняка прошли мимо всяких и разных!
Он огляделся, понизил голос:
— Теперь у меня есть ключ… Именно от сокровищницы, что спрятана именно там.
— Ого, — сказал я невольно. — Здорово… Впрочем, пойти и мне, что ли… А то тут одни бабы, а там деньги… Добычу разделим поровну или по-братски?
Он сказал испуганно:
— Нет-нет, лучше поровну!
— Эх, — сказал я с неудовольствием, — чувствуется, что не христианин! А мы вот всегда по-братски.
— Лучше поровну, — повторил он просительно, — ваше высочество.
Норберт и Зигфрид протестовали и требовали, чтобы я взял с собой охрану, я возразил, что в замке я в большей опасности, а вне его ищи ветра в поле.
— Я ненадолго, — заверил я. — Хреймдар! Покажи, как твой конь скачет!
— Если ваше высочество изволит…
— Изволю, — сказал я.
Он наклонился к уху своего коня и что-то шепнул. Тот тряхнул головой, как Бобик, оглянулся в мою сторону и посмотрел до жути осмысленным взглядом.
Хреймдар оскалил зубы в веселой усмешке, а как только ворота распахнулись перед нами, его конь рванулся с такой скоростью, что я охнул и крикнул Зайчику:
— Только не отставай!
Арбогастр набрал скорость, я поравнялся с Хейм-даром и увидел, что он поглядывает на меня с таким же удивлением, как и я смотрел на него.
— Хороший конь! — крикнул я навстречу ветру.
— У вас не хуже, — ответил он громко. — Даже лучше!
— Где берут таких коней? — крикнул я. — Мне нужны для гонцов!
— Это непросто, — ответил он и начал придерживать коня, впереди выжженная земля, ручьи мне показались наполненными кровью, но это всего лишь расплавленная лава.
Бобик помчался было вперед, но оглянулся и замер, на этот раз предпочитая, чтобы вперед пошли мы. Конь Хреймдара довольно бодро идет рядом с ар-богастром, а когда я послал Зайчика в карьер, не отставал, хотя я видел, что старается держаться рядом изо всех сил. Есть такие гордые кони, настолько уверены в своей лучшести, обычно — оправданной, что лучше умрут, чем позволят себя обогнать.
Бобик держится сзади, уже понял, что гусей тут не наловишь. Воздух становился все жарче, ветер то и дело приносит серый пепел, тут же рассыпавшийся в мелкую пыль. Небо затянули черные тучи, но не грозовые, хотя там время от времени и вспыхивает мрачное зарево, я не сразу сообразил, что это отблески адского огня на том самом Зачарованном Плато.
Вскоре жар стал ощутимее, а земля под нами совсем черная, обугленная, временами отчетливо опаленная, будто близко к поверхности текут огненные ручьи.
— Как твой конь? — спросил я.
Хреймдар понял, ответил с затаенной гордостью:
— Защищен. Даже подковы из особого металла. Адамантит! Его добывают из падающих с неба камней. Не расплавятся, даже когда пойдем по горящим углям.
— Твоего коня не жалко, — ответил я, — а как мы?
— Потерпим, — ответил он, но голос прозвучал не очень уверенно. — Но как собачка?
— Вернется, — заверил я, — если припечет слишком уж сильно. Но она какая-то не слишком чувствительная.
— В хозяина, — согласился он, но я что-то не услышал в его ироническом голосе заслуженной похвалы.
Сухой воздух становился все отчетливее, каменное плато впереди резко пошло под уклон, я охнул, дальше земля иссиня-черная, а по ней бегут оранжевые ручьи раскаленной лавы, а кое-где и небольшие реки. Поверхность неровная, много неопрятных скал, все с заостренными вершинками, похожими на исполинские зубы.
Из трещин поднимается черный дым, но чаще не поднимается, а выстреливается узкими струями, вздымаясь довольно высоко, а уже там рассеиваясь в неопрятный туман.
Из озера расплавленной лавы, где мы осторожно проезжаем по берегу, поднялась темная и почти человеческая рука, только ослепительно-красная. Скрюченные пальцы стискивают крупный огненный шар размером с большое яблоко, а когда я начал присматриваться, чуть-чуть приглашающе разжались.
Хреймдар покосился на это чудо с неудовольствием
— Ну вот, снова..
— Что это? — спросил я.
— Не знаю, — ответил он угрюмо. — Говорят, нечто магическое и очень мощное.
— Готов поверить, — пробормотал я.
— По слухам, — сказал он нехотя, — тот, кто возьмет, станет… даже не знаю. Одни говорят, что лучшим в мире бойцом, другие — что обретет неслыханное богатство, третьи — что женится на самой красивой принцессе…
— Ага, — сказал я, — Понятно. Поехали, что-то твой конь совсем заснул?
Он спросил с надеждой:
— А вы не хотите попробовать?
— А что, — спросил я, — никто не рискнул?
Он вытаращил глаза.
— Как это? Да каждый пытался!. Это ж задаром такое счастье получить, такое могущество!..
— И что?
Он тяжело вздохнул.
— Говорят, рука отдаст этот шар только достойному. Многие пытались, но так и не смогли разжать те пальцы. А кому-то сама вот так возьмет и даст!
— А потом догонит и еще раз даст?
Он посмотрел с укором.
— Ваше высочество! Ну как она может догнать?
— В самом деле, — согласился я. — Ладно, поехали. Я не чувствую себя достойным, скажем так. Скромный я до неприличия.
Он посмотрел с укором.
— А вам откуда знать? А вдруг…
— Вот именно, — сказал я раздраженно, — а вдруг? Вдруг отдаст? А-а-а, не понимаешь. За все надо платить — это первое. Получу этот шар, а мне за это надо будет отныне сморкаться только правой ноздрей, к примеру. Да и вообще… понимаешь, ничем мне такая штука не поможет. Мне нужно флот строить, а при чем тут лучший боец? Или принцесса, что моет мне ноги?..
— А богатство? — спросил он.
— Любое богатство, — сказал я снисходительно, — капля в сравнении с тем, что уже получаю в виде налогов. Это настолько много, что я уже и забыл, что всякие там закопанные клады и так могу видеть в земле… В общем, это приманки для того Ричарда, каким я был здесь в самом начале. А сейчас перерос давно. Сам не знаю даже, чем себе, такой свинье привередливой, угодить!
Хреймдар некоторое время ехал молча, затем резко остановил коня. Лицо побледнело, вытянулось.
— Не люблю, — проговорил он стиснутым голосом, — когда что-то не совпадает с описанием… Ваше высочество, вот отсюда вы должны ехать только за мной! И собачке велите держаться сзади меня.
— А как же мое достоинство прынца? — осведомился я.
Он отмахнулся.
— Это вы все шутить изволите?
— Ну, как бы положено…
— Это как бы мужественно, — согласился он, —
презрение к опасности, но еще с десяток шагов пря
мо… и превратитесь в живой студень.
— Хорошо-хорошо, — сказал я, — веди, Моисей… Или Сусанин? Ладно, это я тоже шутю, на самом деле ты больше похож на Вергилия, когда тот вел Дантеса… или уже графа Монте-Кристо?
Бобик выслушал и мирно пошел рядом с арбога-стром. Мы прошли шагом, а потом рысью с четверть мили, затем Хреймдар резко свернул под углом градусов в сорок пять и послал коня в резвый галоп.
Я догнал, крикнул:
— А сейчас?
— Стали бы горгульями, — прокричал он через плечо. — Это проклятая земля!.. Все, кто вступает на нее, превращаются в живой студень, в оборотней, горгулий, гигантских волков и вообще во всякую нечисть.
— А как идем мы?
— Наугад, — ответил он злорадно.
— Сплюньте!
— Я добыл секретную карту, — сообщил он, — с тайной тропой.
— Смотри, — предостерег я, — не обманули бы продавцы. Теперь столько всякого жулья…
Он остановил коня, оглянулся, лицо сразу посерело, а глаза стали отчаянными.
— Ваше высочество?
— Да это я так, — ответил я с неловкостью, — пошутил как бы.
Он сказал дрожащим голосом:
— Да я теперь и с места не сдвинусь!
— Двум смертям не бывать, — сказал я лихо, — а одной все равно не миновать! Поехали!
Ободренным таким каннибальским способом, он тронул коня, мы снова двинулись осторожной рысью.
В стороне из обугленной земли показалась огромная голова, торчащая жутко и страшно с двумя огромными сяжками, растопыренными вверх и в стороны.