Дэн Абнетт - Сожжение Просперо
— Нет, — уже решительнее повторил Длинный Клык. – Хоть ты и жаждешь проводить меня, но я еще никуда не собираюсь. Мне просто нужно отдохнуть. Хочу немного насладиться отличной погодкой.
Взглянув на Два Клинка, Хавсер увидел, что тот широко улыбается, так что сквозь ротовую прорезь в маске были видны сверкающие клыки.
— Я понял свое упущение, и приложу все усилия, чтобы исправить его, — произнес он.
— Вот так-то лучше, — ответил Длинный Клык. – Теперь иди и убей кого-нибудь. Скальд останется здесь и составит мне компанию.
Два Клинка взглянул на Хавсера.
— Развлеки его, — сказал воин.
— Что? — удивился Хавсер.
— Я сказал, развлеки его, — повторил Два Клинка. — Ты же скальд Тра. Развлеки его. Отвлеки его разум от того, что грядет.
— Что? – не понял Хавсер. — Что грядет?
Два Клинка фыркнул:
— А ты как думаешь?
Огромный Волк быстро опустился на колени и склонил голову перед Длинным Клыком.
— До следующей зимы, — сказал он.
Длинный Клык кивнул. Воины пожали друг другу руки, а затем Два Клинка поднялся и ушел, не озираясь. Массивные пластсталевые ботинки хрустели на покрытой обломками земле. Последнюю пару метров до выхода из дворика он уже пробежал.
Хавсер взглянул на Длинного Клыка.
— Понимаю, это нескромный вопрос, но что грядет?
Длинный Клык засмеялся и покачал головой.
— Ты умираешь, да? — спросил Хавсер.
— Возможно. Ты мало что смыслишь в анатомии астартес. Мы можем выжить после адских ран. Но иногда для этого приходится терпеть невыносимую боль, и никогда нельзя быть уверенным, что переживешь ее.
— Что мне следует делать? — спросил Хавсер.
— Свою работу.
Он присел рядом со жрецом.
Кожа Длинного Клыка выглядела более бледной, чем обычно. Воин был весь покрыт кровью. Фиолетовой и красной, вражеской и своей. Местами она уже подсохла и потускнела.
Он едва дышал. Похоже, ему пробили легкие. При каждом выдохе изо рта вырывалось облачко кровавого тумана.
— Значит… значит я должен развлечь тебя? — спросил Хавсер. – Желаешь послушать сказание?
— Почему бы и нет?
— Ты мог бы и сам кое-что мне поведать, — сказал Хавсер. – То, что имеет для тебя значение. Если есть желание, конечно.
— Хочешь стать моим исповедником, да?
— Я не это имел в виду. Эска Разбитая Губа сказал мне, что больше всего Стая любит те сказания, которые ее пугают.
— Это так.
— Но что же пугает тебя?
— Ты хочешь знать?
— Хочу.
— Больше всего пугает нас то, — сказал Хеорот Длинный Клык, — что не можем убить даже мы.
Восьмая глава: Зимние сны Длинного Клыка
— Мы — убийцы на службе у Всеотца, — сказал рунический жрец.
— Вы – солдаты, — ответил Хавсер. — Астартес. Лучшие воины, когда-либо появлявшиеся на Терре. Вы все убийцы.
Длинный Клык закашлялся. Кровавый пар, который он выдохнул, начал скапливаться на губах и оседать на бороде. Алая влага закапала на паутинно-белую шкуру, которую тот носил.
— Это слишком поверхностный взгляд, — произнес воин. — Я уже говорил об этом. Каждому сыну-примарху отведена своя роль. Каждому легиону отведена своя роль. Защитники и рыцари, штурмовики и преторианцы… у всех нас свои обязанности. Шестой легион — палачи. Мы — последняя линия обороны. Когда остальных не станет, мы должны сделать то, что должно.
— Но разве это нельзя сказать обо всех легионах?
— Ты все еще не понимаешь, скальд. Я говорю о пределе. Есть границы, которые другие легионы не пересекут. Есть рубежи чести, достоинства и верности. Некоторые поступки столь жестоки, что совершить их может лишь Влка Фенрика. Именно для них нас и создали. Вот в чем наше предназначение. Без сомнений или эмоций, без колебаний или прихотей. Наша гордость в том, что мы единственные астартес, которые никогда, ни при каких обстоятельствах не откажутся нанести удар, исполняя приказ Всеотца, какой бы ни была цель и причина.
— Вот почему Шестой легион астартес считают таким свирепым, — вырвалось у Хавсера.
— Это не главное, — ответил Длинный Клык. — Побочный эффект нашей беспощадности. Мы вовсе не кровожадные дикари. Свою славу мы обрели из-за того, что два столетия делали работу, неприемлемую для остальных легионов. Другие легионы считают нас дикими необученными псами, но на самом деле мы прошли самую жесткую подготовку из всех возможных.
Длинный Клык хотел еще что-то добавить, но внезапно задрожал и закрыл глаза.
— Тебе больно? — спросил Хавсер.
— Ерунда, — тот лишь пренебрежительно отмахнулся. — Пройдет.
Астартес вытер кровь с губ.
— Мы — убийцы на службе у Всеотца, — повторил жрец. – Ради чести мы готовы уничтожить любого. Быть может, поэтому другие считают нас безумцами. Мы не приемлем страх. В наших жизнях ему нет места. Стоит нам оказаться на поле боя, и страх перестает для нас существовать. Он не следует за нами. Не мешает нанести удар. Мы изгоняем его из сердца и головы.
— А истории? — спросил Хавсер.
— Наша жизнь проходит на лезвии ножа, — сказал Длинный Клык. – Беспощадность Фенриса, бесконечное сражение с врагами человечества. В чем нам искать отдушину? Уж точно не в утонченных удовольствиях смертных. Не в вине или песнях, женщинах или пирах.
— Но в чем тогда?
— Лишь в том, что мы отвергаем.
— В страхе.
Длинный Клык хохотнул, и из его рта вновь потекла кровь.
— Вот теперь ты понял. Лишь в Этте, у очага, под рассказы скальдов мы позволяем страху вернуться. И только если сказание будет достаточно хорошим.
— Вы позволяете себе ощутить страх? В этом ваша отдушина?
Длинный Клык кивнул.
— Так какие должны быть сказания? Истории о войне или об охоте на морского орма…
— Нет, нет, — поморщился Длинный Клык. – Всех этих существ мы можем убить, даже если это не всегда просто и не каждый раз получается. Их нечего бояться. Скальд же должен найти историю о чем-то, что мы убить не можем. Я тебе уже говорил об этом. Нечто, против чего бессильны наши клинки и болт-снаряды. То, что не умрет, даже если его ударить изо всех сил. Создание, нить которого мы не в силах перерезать.
— Малефик, — сказал Хавсер.
— Малефик, — согласился жрец.
Он поднял глаза на Хавсерса и вновь закашлялся, сплевывая сгустки крови.
— Постарайся как следует, — произнес он.
— Я родился на Терре, — сказал Хавсер.
— Как и я, — гордо вставил Длинный Клык.
— Как и ты, — кивнул Хавсер. Он начал вновь. — Я родился на Терре. Старой Земле, как ее называли в Первую Эру. Большую часть жизни я проработал консерватором для Объединительного Совета. Когда мне было около тридцати лет, я трудился в старой Франкии, в центре крупного городского узла под названием Лютеция. Большая часть города лежала в руинах, просто исчезла или же превратилась в подулейные трущобы. У меня был друг. Вернее коллега. Его звали Навид Мурза. Он уже умер. Погиб в Осетии примерно десять лет спустя. На самом деле он мне был совсем не другом. Мы соперничали. Мурза был очень опытным и необычайно талантливым ученым, но также весьма безжалостным. Он использовал людей. Готов был перешагнуть любого, чтобы получить желаемое. По стечению обстоятельств мы оказались партнерами. Я всегда его опасался. Мурза часто заходил слишком далеко.
— Продолжай, — сказал Длинный Клык. — Опиши этого Мурзу так, чтобы я смог его увидеть.
Играл клавир. Запись была одним из аудиофайлов, которые Силия вынуждала слушать в пансионате абсолютно всех. Хавсер был уверен, что ее поставил Мурза. Он не сомневался, что Мурза спал с Силией. Она была эффектной темнокожей женщиной с копной рыже-каштановых волос. В первую пару дней пребывания в Лютеции, казалось, ее не на шутку заинтересовал Хавсер. Но затем Мурза подключил свое очарование, и все изменилось.
Если Мурза поставил музыку, значит, он успел прийти в пансионат раньше него. В какой-то момент стремительного бегства они разделились. Хавсер вошел через боковой вход, использовав генетический код, и убедился, что ставни опущены. Банда рабочих, которая хотела схватить их на месте старого собора, знала, где они разместились. Некоторые из них приходили в пансионат, чтобы обсудить детали с членами группы Консерватории.
Хавсер стянул с себя пальто. Его руки дрожали. Их едва не убили. Им угрожали и чуть было не напали, поэтому ученым пришлось спасаться бегством. Адреналин до сих пор клокотал в теле, но потрясенным Хавсер чувствовал себя не из-за этого.
На улице вечерело, поэтому он включил пару светосфер. Вся группа разбежалась по закоулкам. Им придется возвращаться в пансионат поодиночке, полагаясь лишь на удачу.
