Елизавета Дворецкая - Ведьмина звезда, кн. 1: Последний из Лейрингов
– Ну и пусть не позволит! – с кошачьей мягкостью протянула Хлейна и коснулась лбом его плеча. – Я уже взрослая. Я сама распоряжаюсь собой.
Эти речи вовсе не разочаровали ее, наоборот. Раз Хагир так хорошо все продумал, значит, он думал об этом не однажды. Оттолкнуть ее могла только нелюбовь. Но любовь Хагира к ней была так очевидна для него самого, что он даже позабыл сказать о ней вслух. И Хлейна правильно поняла это упущение. Хагир любит ее, и сознание этого наполняло ее теплым чувством умиротворения и счастья. Он любит ее, а это самое главное. Остальное образуется как-нибудь.
– Но если ты рассоришься с Гейрхильдой, ты никогда не узнаешь правды о твоих родичах, – продолжал Хагир. Он успел обдумать даже это. – Может быть, это очень знатные и богатые люди. Не зря Гейрхильда отказывает всем женихам. Она бережет тебя для Фримода ярла.
– Она не может выдать меня замуж, не имеет права! – перебила Хлейна, тихо смеясь. Для нее все было легко, а всякое сомнение Хагира служило новым подтверждением его любви. – Послушай! Я знаю: мой отец оставил у себя одну застежку моей матери, пару вот к этой. И взял с Гейрхильды клятву, что она выдаст меня замуж за того, кто покажет ей ту вторую застежку. А пока жених с застежкой не явился, она не может выдать меня даже за Фримода – она связана клятвой.
– Но если ты выйдешь за меня, то получится, что клятва нарушена! – сказал Хагир и нахмурился. Для него это новое обстоятельство было новым большим осложнением. Клятва отцу Хлейны – неодолимое препятствие! – Видишь…
– Ничего подобного! – Хлейна быстро замотала головой и засмеялась. В противоположность его серьезным глазам ее собственные задорно искрились. – Я-то ведь никому никакой клятвы не давала, а значит, я ничего не нарушу. А если тебе жаль мою приемную мать, то это лишний повод ничего не говорить ей раньше времени!
Хагир сокрушенно вздохнул: такое рассуждение ему казалось отчасти бессовестным. Если бы, скажем, Ингвид Синеглазый дал кому-то клятву на его, Хагира, счет, то ему и в голову не пришло бы отказаться от нее на подобном основании. Старший родич – тот же самый ты, но гораздо умнее. Но мучил соблазн согласиться с Хлейной, убрать лишнее препятствие. Она же любит его, любовь и желание быть с ним заставляют ее хитрить. Хагира так тронуло, изумило и восхитили ее желание разделить его судьбу, что сомневаться и осуждать девушку хотя бы мысленно казалось ему сущей неблагодарностью. За любовь можно многое простить. Себя самого судивший самым строгим судом, Хагир готов был простить Хлейне все что угодно. Ведь это Хлейна, с ее огромными, весело и ласково блестящими светло-карими глазами, длинными ресницами, густыми мягкими волосами. Ее волосы были возле самого лица Хагира, и их тепло кружило ему голову.
– А приданое у меня есть, и ни от каких родичей мне ждать его не надо! – с веселой гордостью продолжала Хлейна. – Посмотри! – Она слегка двинула плечом с золотой застежкой. – На мне и сейчас надета марка золота, а дома у меня еще украшений марок на пять или шесть, честное слово! Ты же видел на пиру!
– Видел! – Хагир опять вздохнул.
Это напоминание его не радовало: он и раньше на пирах, глядя на наряды Хлейны, думал, что сам никогда не смог бы одевать ее в платья из голубой шерсти и в рубахи из золотисто-желтого шелка, не мог бы украшать ее руки золотыми обручьями, а грудь – цепями и ожерельями. Если бы они жили и встретились не сейчас, а лет пятьдесят назад, когда род Лейрингов богатством и величием не уступал иным конунгам – тогда он посватался бы к ней как достойный и отказ мог бы расценить как оскорбление, как повод к войне. Тогда он мог бы каждому из ее родичей подарить по золоченому кубку, а ей самой предложить свадебные дары, которые скальды равняли бы с сокровищами Фафнира. Но не теперь! Что толку мечтать? Пиры каждый день, телятина и каша на сливках с малиной, хлеб из тонкой белой муки, серебряные блюда, ковры и дорогие говорлинские соболя на накидку – ничего этого он не мог ей дать, а ведь она ко всему этому привыкла с рождения и сейчас готова отречься от богатства только потому, что не знает жизни без него и не может себе представить лишений. Допустим, она не будет с ним голодать, но жизнь, которая, скажем, Тюре представляется достаточной, Хлейне покажется убогой. Хагир очень ценил ее любовь к себе, но его умеренная жизненная мудрость говорила: в бедности любовь легко гаснет. Пройдет пара лет, и она начнет жестоко упрекать мужа за бедность, а себя – за прежнее легкомыслие.
– Все это – подарки Фримода ярла! – сказал он. – Мне будет стыдно взять то, что он подарил, даже если это останется в твоей, разумеется, собственности. Было бы недостойно так его обмануть после того, как он помог мне. Он сделал для меня больше, чем друг и родич. Без него я не смог бы освободить Стормунда и… даже не знаю, что бы я делал, если бы он нам не помог. Я не могу отплатить ему таким обманом.
– Какой обман? – Хлейна недоуменно и недовольно вскинула брови. – При чем здесь обман?
– Фримод ярл сам хочет жениться на тебе. Я не слепой, чтобы этого не видеть!
– Мало ли чего он хочет! – устав от возражений, воскликнула Хлейна. – А я не хочу за него выходить! И хватит об этом! Похоже, ты любишь Фримода больше, чем меня! Ну, ведь это не так! – Хлейна перестала сердиться и снова прильнула к Хагиру. – В любви никто никому ничего не должен, – ласково убеждала она. – Никакие долги дружбы не помогут, если женщина не любит! А я люблю тебя, а не его! Я хочу разделить твою судьбу. Пойми, быть вместе – наша судьба. Так хочет Фрейя. А если мы позволим разлучить нас, то вся наша жизнь пойдет наперекосяк и всегда нас будут преследовать одни несчастья. Все плохо кончится, если насильственно перематывать пряжу норн. Как у Сигурда и Брюнхильд. Они были суждены друг другу, но их разлучило колдовство, и все разладилось, вся их жизнь превратилась в горе и предательство, и никому, ни единому человеку это не принесло счастья, даже на их детях сказалось. Разве ты хочешь такую судьбу? Кому нужен такой долг?
– Но как знать, в чем наша судьба? – тихо ответил Хагир. Эти слова напомнили ему проклятие оборотня, и стало тревожно, как будто над головой нависла черная туча. – А если иначе нельзя? Может быть, нам суждено…
– Ты думаешь, что тебе это суждено? – с явным недоверием спросила Хлейна. – Что твоя жизнь должна быть сплошной жертвой?
Хагир пожал плечами. «То, к чему ты страстно стремишься, станет твоим проклятием. Из всякого блага, какое ты замыслишь, выйдет зло…» Если бы дурное пророчество грозило только ему! Но похоже, что за ним последуют и все, кто с ним связан. И нельзя допустить, чтобы она, Хлейна, стройная осинка в золотом и багряном уборе, пошла за ним на погребальный костер, как Брюнхильд за Сигурдом.
Но Хлейна не ждала, пока он обдумает все это и подберет слова.
– Ты ошибаешься! – уверенно и весело сказала она. – Мне ничего такого не суждено. Мне суждено быть счастливой, я это знаю точно. А насчет себя я никогда не ошибаюсь, уж поверь мне. А я могу быть счастливой только с тобой. А значит, мы должны быть вместе!
Она обвила руками его шею, и Хагир забыл все, о чем только что думал. Призрак оборотня исчез, весь мир собрался в одной Хлейне – веселой, ласковой, верящей в их общее счастье. Она обвивала его, как плющ, и подчиняла себе, и он уже верил, что она лучше его самого знает его судьбу.
– Мы ничего не будем говорить Гейрхильде и Фримоду! – шептала Хлейна, и Хагир кивал, почти не вслушиваясь. Пусть все будет, как она хочет, пусть! – Я убегу из дома. Перед твоим отплытием я уйду еще затемно и буду ждать тебя за устьем фьорда. Там есть мысок с большой красной скалой, там возле нее можно пристать. И ты меня заберешь. Искать меня поначалу не будут, подумают, что я ушла в рощу. Я часто туда хожу по утрам, только к сумеркам хватятся. А мы уплывем и справим свадьбу у тебя там, и будем жить. Мне ничего не нужно кроме тебя, я никогда тебя не упрекну, что ты лишил меня богатства, никогда… Можешь прогнать меня обратно, если я когда-нибудь…
– Нет, нет! – твердил Хагир, крепко обнимая ее и даже не представляя, что объятие когда-нибудь придется разомкнуть. В чем бы она ни упрекнула его впоследствии, он любое обвинение примет, любую вину признает – ведь она стольким жертвует ради него!
– И нам никто не помешает! – удовлетворенно продолжала Хлейна. – Гейрхильда и Фримод не будут нас преследовать. Я потом передам им через кого-нибудь, что я сама так захотела. Гельд рассказывал: его мать тоже убежала с его отцом из дома, а ее отец не стал их преследовать, хотя она была еще знатнее Фримода! Гельд всегда за нас заступится, он в этом понимает… Ах!
Договорить она не успела: впереди, за спиной у Хагира, мелькнуло какое-то живое движение, и Хлейна быстро глянула туда, готовая отпрянуть, если покажется человек.
Ветви березы дрогнули, и из-за стволов выступила человеческая фигура. Но от вида ее Хлейна не отпрянула, а содрогнулась и крепче прильнула к Хагиру. Седая старуха с длинными, развевающимися по ветру космами была одета в синее платье с узорами из бляшек темного янтаря на груди и из ракушек – на подоле. Она опиралась на высокий резной посох, а на голове у нее возвышались настоящие оленьи рога. Пронзительный жгучий взгляд был устремлен прямо на Хлейну; из-за огромных зрачков глаза казались черными…
