Дэн Абнетт - Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том III
— Солдат… — Тиль хрипит.
Его голос звучит сипло и тихо, грудь сдавливают тонны камней.
Это Роуд скребся о нагрудник десантника. Придавленный массой десантника, он отчаянно царапал металл, пытаясь достучаться до Тиля.
— Слава Императору, — с облегчением выдыхает Роуд.
Тело Ультрадесантника — единственное, что защищает рядового от неминуемой гибели. Ему хотя бы хватило ума нацепить маску с респиратором перед самым обрушением. Роуд спрашивает:
— Вы можете подняться?
Тиль чувствует себя так, словно у него по спине проехал танк. Он пытается выпрямиться. Кряхтя, Эонид лишь немного приподнимает глыбу, которая неминуемо грозит расплющить их обоих.
— Дальше не получается.
— Значит, даже космодесантники не всесильны? — Роуд пытается пошутить, но получается неважно. — Сэр, я не хочу умирать вот так.
— Я тоже. Поэтому сделай вот что: постарайся дотянуться до гранат у меня на поясе. Сможешь это сделать, солдат?
Роуд кивает и откладывает нож.
Тиль упирается руками и ногами, удерживая вес завала. Его тело изогнуто так, что у Роуда едва остается пространство для движения. Тиль чувствует, как рядовой отстегивает гранату, с трудом вытаскивает ее, царапая о нагрудник, и подносит к его лицу.
— Что теперь?
— Поставь таймер на тридцать секунд, а затем просунь ее в щель между моей спиной и камнями. Ты без брони, так что запихни гранату поглубже, а не то взрыв почти наверняка убьет тебя.
Роуд, кажется, не уверен в этом плане.
— А что будет с вами?
Тиль, напротив, смирился с неизбежным:
— Мне будет чертовски больно. Выполняй.
Роуд подчиняется. Он взводит таймер и просовывает гранату как можно дальше между толщей камней и спиной Тиля, прикрывающей его от завала.
— Готово.
— Хорошо. У тебя около двадцати секунд. Сожмись. И будь добр, закрой мне уши.
Роуд прижимает трясущиеся ладони к голове десантника. Тиль даже сквозь толщу брони чувствует каждую отмеренную таймером секунду. Когда остается три секунды, он закрывает глаза.
Жар, давление, грохот ломающихся каменных глыб, запах обожженного металла и вкус крови во рту, — все это разом обрушивается на Тиля вместе с вихрем дикой боли. Ультрадесантник выдержал взрыв, но его руки и ноги онемели, доспех получил серьезные повреждения. Воздух над головой стал прозрачнее. Через боль Тиль с трудом переворачивается, стряхивая со спины обломки камней.
— Ты жив? — спрашивает он рядового.
На зубах у Тиля вкус крови.
Роуд отвечает не совсем уверенно:
— Да.
— Тогда помоги мне подняться, солдат. Культисты уже начали разбирать завалы. Они пытаются до нас добраться.
Одному, без апотекария, Тилю сложно определить тяжесть полученных ранений. По ощущениям, у него внутреннее кровотечение, раздроблено несколько ребер и сломано левое плечо. Надев шлем, он также видит, что повреждены и сами пластины, и стыки брони, и генератор.
Ультрадесантник неуклюже поднимается, стряхивая с плеч щебень и осколки, и вглядывается в облако пыли в поисках врагов.
— Четыре контакта, дистанция — тридцать три метра, — Тиль достает пистолет. Индикатор показывает, в магазине осталось три снаряда.
Эхо выстрела раскатывается по туннелю, из дула вырывается ослепительная вспышка. Трое культистов разом превращаются в ошметки. Четвертый погибает более изящно — от точного выстрела Роуда.
Тиль кивает.
— А ты вполне прилично стреляешь.
Роуд вытирает с лица пыль и пот. Он снимал маску, когда прицеливался.
— Я сражаюсь за Ультрамар, сержант. Пусть даже здесь, в этой грязи. Возмездие — хорошая мотивация. Помогает сконцентрироваться.
— Отлично сказано. Чем ты занимался, пока не вступил в армию?
Роуд запинается:
— Я… Я был заключенным, сэр. Меня призвали в штрафной батальон.
Тиль присвистывает и, улыбаясь, сообщает:
— Значит, мы с тобой собраться по несчастью?
Раздается выстрел. Пуля высекает обломки из скалы у них над головами. Следующая отскакивает от наплечника Тиля, оставляя небольшое углубление в керамите. Впереди культисты уже выкатывают тяжелое орудие, устанавливают его позади груды обломков. Стрелковая команда помогает расчалить его, устанавливает магазин и прицел. У Тиля нет никакого желания продолжать испытывать прочность собственной брони.
— Надо уходить.
Роуда не приходится упрашивать. Прикрывая Ультрадесантника слева, он следует вместе с ним дальше по туннелю. Они успевают завернуть за угол до того, как автопушка открывает огонь.
Роуд опускается на корточки. Тиль заряжает новую ячейку в болт-пистолет.
Зажимая уши руками, Роуд кричит:
— Что теперь? Мы не сможет вернуться этим путем.
Раздаются новые выстрелы, снаряды врезаются в камень, словно буры.
— Вражеские легионеры не заставят себя ждать.
Тиль сверяется с хронометром в дисплее. Он непрерывно ведет свой отсчет, как и другой встроенный датчик, отмеряющий время с момента начала операции по защите Калта. — Солнечная вспышка, должно быть, уже утихает. Тут неподалеку есть выход.
— На поверхность? Но там же…
— Выжженная радиацией пустошь, — по тону Тиля понятно, что решение уже принято. — Теоретическая цель: нам необходимо зайти с другой стороны, чтобы застать врасплох Курту Седда и его приспешников. Практика: если останемся здесь, то погибнем, и все наши тоже. Капитан Вальтий не станет сражаться, пока не будет уверен, что гражданские в безопасности. Седду нужны пленники.
Роуд заметно бледнеет.
— Значит, и так и так нас ждет неминуемая гибель. Только в одном из случаев чуть позднее, чем в другом.
Тиль, кажется, уже не слушает его. Выдвигаясь, он приказывает:
— Застегни костюм и следи за уровнем радиации.
— Сомневаюсь, что костюм защитит меня от очередной вспышки. Куда мы направимся, когда окажемся снаружи?
Тиль оборачивается, глядя на рядового сквозь линзы шлема.
— Куда-нибудь под землю, и поскорее. Иначе, сгорим оба.
Курта Седд стоит, безразлично сложив руки на груди. Его и без того плохо освещенная фигура окутана дымом. Та малая часть доспеха, на которую падает свет фосфорных ламп, деформирована, искорежена и испещрена клинописными знаками. Большую часть надписей Седд выполнил собственноручно, поскольку мнил себя своего рода проповедником. Некоторые фрагменты текста, не вмещающиеся на металле, сползают на его плоть. В отличие от брони, на коже письмена выполнены его собственной кровью, а не кровью жертв. Курта Седд ждет.
Из тени появляются культисты, за которыми следует один из легионеров. Седд обращается только к Несущему Слово.
— Эшра, где они?
— Повелитель, им удалось уйти.
Легионер преклоняет колени и опускает голову, подставляя шею для ритуальной казни.
— Подними глаза. Я не убью тебя за этот промах, но тебе придется искупить свою вину.
С тех пор, как Лоргар бросил своих заблудших сынов погибать на Калте, у отщепенцев возникло особое понимание собственной миссии, на которое в равной степени повлияли инстинкт выживания и возмущенное неприятие постигшей их участи. Седд верит, что он оставлен здесь во имя какой-то высшей, хоть и пока неясной, цели.
На Эшре нет шлема. Он потерял его несколько недель назад и теперь ходит с открытым лицом, демонстрируя шрамы как символ приверженности Слову.
— Что я должен делать?
Эшра бьет себя кулаком в грудь — устаревший жест. Седд игнорирует его. Глаза апостола горят, словно костры, сквозь линзы его шлема.
— Отправляйся за ними.
Эшра в замешательстве.
— В зараженную радиацией пустыню? В неполном доспехе?
— Ты умрешь в мучениях, но перед этим тебе должно хватить времени, чтобы поймать беглецов. Считай это хорошей мотивацией.
— Но, мой повелитель, я…
Удар, отделивший голову от шеи, столь стремителен, что никто из присутствующих даже не замечает движения клинка, который Седд молниеносно извлек из своих наручей.
— Кайлок…
Из-за спины темного апостола выходит другой воин. Ему хватило ума не снимать шлем, из левого виска которого торчит кривой рог.
— Да, повелитель.
У него не один голос, а два, и они звучат слегка в рассинхрон.
— Благородный Кайлок, не откажешься ли ты от подобной чести?
Кайлок подтягивается.
— Вам принести их головы или достаточно будет языков?
Курта Седд улыбается под шлемом.
Горячий ветер обдувает обугленные руины города. Солнечная вспышка спровоцировала множество пожаров. Вдоль дорог и среди развалин домов мерцают огоньки, напоминающие свечи на могилах. Некоторые участки разрушенного города полностью охвачены пламенем.
Тиль смотрит вдаль, затем переводит взгляд на Роуда:
