Огонь во плоти (ЛП) - Флауэрс Дэнни

— Так вы нас держите за второй сорт? — отозвался Калеб. — Не уверен, что мне интересна такая роль.

— У вас нет выбора. Либо вы соглашаетесь на мои условия, либо я убью рабыню, казню вас обоих и перемелю ваши трупы на завтрашнюю еду.

— Гильдийцы всегда так дела ведут?

— Обычно сперва мы обмениваемся неискренними банальностями. Еще, возможно, распиваем по парочке бокалов и делимся последними новостями. Но в основном да.

— Звучит так, будто выбирать нам особо не приходится.

— Вот это верно. — просиял Сорроу. — Не беспокойтесь. Я не намерен оставаться в этом грязном куполе сколько–либо дольше необходимого. Мне нужно проконтролировать еще две поставки трупной муки, а затем я отбуду. В случае, если до тех пор мне не понадобится помощь, вы и ваша рабыня будете меня сопровождать, а затем сможете идти, куда пожелаете. Даю слово, вам нечего опасаться с моей стороны.

— А чего стоит твое слово? — спросила Иктоми.

— Мадам, я гильдиец из Меркатор Паллидус, — ответствовал Сорроу с лучезарной улыбкой. — Я всегда держу свои обещания.

— Хорошо. Потому что я тоже, и предательство будет иметь последствия.

16

Лорд Пьюрберн наблюдал за пляской пламени в горниле. Верхние вентиляторы купола до сих пор не работали, и воздух был удушливым от сажи и смрада сожженной плоти после экзекуций. Однако Вечное Пламя горело чисто, не оставляя ни дыма, ни пепла, видимое даже в колышущемся чаду.

Это было единственное в его мире, что сохраняло ясность.

Он вздохнул и его взгляд медленно переместился за плечо — на далекие костры для казней, где от приговоренных уже остались только порошок и кости. Невольники работали без устали, расчищая костры при помощи щеток и метел и не задумываясь о вреде, который наносила их легким костяная пыль. Пьюрберну представлялось, что это наименее приятный способ умереть — давясь пеплом недавно умерших. На его глазах двое пятившихся рабов наткнулись друг на друга, и стычка быстро переросла в обмен ударами. На них немедленно накинулись Кандальщики в надвинутых респираторах, разгоняя конфликт при помощи шоковых посохов и дубинок. Однако даже после этого рабов пришлось вбить в землю, но они все равно щерились, будто собаки, грызущиеся за кость.

— У нас кончается время, — проговорил он, опустив взгляд на камеру под Вечным Пламенем. — Эти никчемные рабы роют, словно насекомые, но ничего не нашли, а слабые умы уже раздражены. Арена даст выход их злобе; возможно, даже на время ее насытит. Однако я боюсь, что этого может оказаться недостаточно.

Лорд Пьюрберн вздохнул и потер глаза рукой.

— Я мог бы положить этому конец, — продолжил он. — Мог бы настроить фильтры, отсечь твое присутствие, насколько это в моих силах. Это выиграет время, но что будет с нашими войсками? Без тебя наше оружие станет обузой. Здесь столь многие желают увидеть мое падение, а дом Каталл еще не начал действовать. Мы должны быть бдительны. Должны быть вооружены.

Он снова вздохнул. Он устал, и ему очень хотелось сесть на трон. Однако так он бы оказался спиной к пламени, а это почему–то казалось неправильным. Требовалось встречать опасность лицом, искать указаний в очистительном огне. Пьюрберн знал, что ответа вслух не последует. Уже нет. Время, когда они могли общаться, давно прошло. Но он верил, что его голос слышат. Возможно, однажды ему ответят снова.

— Лорд Пьюрберн!

Он вздрогнул от звука. Он находился в публичном месте — надзирал за последними приготовлениями к боям на арене. Не было никаких причин, по которым подчиненные не могли бы к нему приблизиться, однако это все равно казалось нарушением момента уединения. Пьюрберн ощутил укол ярости: в затылок как будто вонзилась горячая иголка. Но он проигнорировал ее, погасив бешенство волевым порывом. Кровь Пьюрбернов сильнее, она закалена от подобных низменных устремлений. Он не поддастся, как бы его не пьянило.

Лорд Пьюрберн обернулся. Говоривший, брат Тритус, изо всех сил пытался преклонить перед ним колени. Однако тело того подергивалось, практически непроизвольно. Его голова была опущена, а маска крепко держалась на своем месте, но в свете Вечного Пламени Пьюрберн поймал взгляд налитых кровью глаз. Зрачки превратились в булавочные острия, прожилки на склерах набухли так, словно готовы были лопнуть.

— Тебе есть, что сказать? — поинтересовался он.

— Паланит-капитан Канндис хочет разговора, милорд, — пробормотал Тритус. — Он постоянно настаивает.

— Ясно, — кивнул Пьюрберн. — Как ты считаешь, это потому, что вы убили одного из его людей?

— Он был грешником, милорд. Он сам навлек на себя смерть.

— Разве не все мы грешники? — спросил лорд Пьюрберн. — Разве не все мы боремся за шанс заслужить себе место за Его столом?

— Да, милорд.

— Но почему же этому человеку нужно было умереть тогда? Блюстители поддерживают порядок. Грешники или нет, но они помогают не дать Перикулусу погрузиться в хаос.

— Милорд, при всем уважении, им есть дело только до порядка Хельмавра, — ответил Тритус, выплюнув имя так, словно от него во рту оставался неприятный привкус. — Я наблюдал за этим так называемым блюстителем до того, как вы прибыли. Он был нетверд, милорд, им владели похоть и низость. Была одна женщина…

Он сбился, подергиваясь, словно пытался взять себя в руки. Лорд Пьюрберн наблюдал, как человек силится обрести самообладание.

— Женщина… — выдохнул тот. — Она была разгульной, смущала своей грацией и смехом. Даже я, милорд, не… она танцевала и пела. У нее был мягкий голос. Я помню, как моя мать когда–то пела те же псалмы, но даже у нее не было такого голоса. Я…

Он снова умолк, но лорд Пьюрберн ждал, пристально наблюдая за ним.

— Они сошлись, — продолжил Тритус. — Он был слишком слаб, чтобы устоять перед ее чарами. Вместе они начали распространять свою скверну, их кощунства… так что я спас его, милорд. Быть может, Бог-Император смилостивится над ним. Мне все равно.

— А женщина? — тихо спросил Пьюрберн.

— Огонь одарил милосердием и ее, — прошептал Тритус. — С тех пор я каждый день молился, дабы Он нашел для нее место за своим столом, пусть она и была малодушна.

— Понимаю, — произнес лорд Пьюрберн. — Скажи мне, брат Тритус, ты когда–нибудь работал в шахте?

— Нет, милорд.

— Я тоже, — отозвался Пьюрберн. — Однако я слышал рассказы, что самые бедные из старателей, которые не могут позволить себе атмосферный сканер, берут в забой клетку с мелким животным. Если воздух станет ядовит, гибель существа послужит предупреждением; возможно, шансом спастись для шахтеров.

Он бросил взгляд вниз, на подергивающегося Тритуса, глаза которого окрасились багряным, и задался вопросом, не следует ли и ему тоже спасаться.

— Ты понимаешь, что я имею в виду? — поинтересовался он.

Тритус покачал головой.

— Нет, милорд.

— Держись этого, ибо, как учит нас Он, неведение есть сила, — произнес Пьюрберн. — Я поговорю с паланит-капитаном Канндисом. Но прежде скажи — как идут приготовления?

— Гладиаторы говорят, что готовы. Очень многие хотят драться, — откликнулся Тритус. — Лорд Цепей все еще горюет по своему павшему бойцу, но больше не создавала проблем. Рабы почти расчистили место казней. Хотя я все же думаю, что нам следует оставить часть останков как пример.

— Твой совет ценен. Однако мне нужно, чтобы эта область была очищена. Возможно, что–то можно сделать с черепами и прочими костями; узнай, не смогут ли твои братья, которые мыслят более творчески, придумать какое–нибудь украшение для ворот. Но пожалуйста, никакой безвкусицы.

Тритус кивнул.

— Скажи мне, брат Тритус, ты будешь биться на арене?

— Я не знаю, милорд. — пробормотал Тритус. — Мне неведомы Его планы.

— Может быть, тебе следует вопросить об этом? — отозвался лорд Пьюрберн. — Уверен, Он даст ответ. Возможно, не словами, однако праведник всегда поймет Его.

Тритус поклонился и встал, чтобы отойти прочь, но лорд Пьюрберн поднял руку.