Александр Бруссуев - Не от мира сего 2
Запасы рыбы были сделаны изрядные: впору торговать или выставлять на мену. Соли у чудотворца было на удивление много, причем, качественной, немецкой, и ее запасы не иссякали волшебным образом. Вероятно, посетители приносили в знак благодарности. Родя завялил на зиму несколько мешков рыбы, закоптил почти столько же, из мелочи заложил несколько колод студня — говорят, самая лучшая закуска под брагу, которой, впрочем, у "старца" не водилось. Одну колоду — выдолбленный пень, заполненный вычищенными рыбешками с солью и кое-какой травкой и сверху плотно забитый деревянной пробкой — подломил на пробу какой-то зверь, наверно, не чуждый музыки медведь. Съел, подлец, все, даже дерево разгрыз. Оставалось надеяться, что прочие заготовки не тронет. Александр только плечами пожал: бывает.
Лето вышло на финишную прямую. Они вместе достроили купальню, обложив ее камнями.
— Зачем она? — спросил по простоте душевной Родя.
— А ты — крещенный? — неожиданно обиделся Александр.
— Ну, — замялся музыкант. — В основном — да.
— Как это?
— Бесплатно, — словно оправдываясь, сказал Родя. — Нынешние попы говорят, что это не в счет. Обряд неправильный, даже языческий. Надо было заплатить священнику, тогда он перекрестил бы правильно, по-человечески.
— Эта иордань как раз для таких случаев, — кивнул на купальню Александр. — Пусть само таинство буду проводить по старинке, но зато никто не усомнится в правильности. Разве что попы.
— Бесплатно? — на всякий случай уточнил парень.
— А сколько Иисус Крестителю заплатил?
Родя не ответил, пристыженный вопросом. Хотя какая-то низменная его часть прошептала в одно ухо: "А ты что, сравниваешь себя с Крестителем?" Но тут же в другое ухо другая его часть, возвышенная, наверно, пробормотала: "Он учил, как крестить. Что же — не доверять Учителю?"
— Понял? — голосом "старца" поинтересовалась третья часть, та, что посередине.
— Да, ладно, ладно, — сказал сам Родя.
— Завтра придут люди с Ладоги, с ними ты и уйдешь, — между делом предложил Александр. — Сыграешь?
Музыкант достал свой инструмент и подумал: "Откуда он знает, что завтра кто-то придет?" Он играл как всегда и даже немного лучше. Медведь не пришел, оно и понятно — Родя был готов набить ему морду, ворюге неблагодарному. Прибежали какие-то хорьки, понюхали руки Александра и ввинтились в пейзаж, только их и видели.
Это было последнее выступление Роди на берегах Свирского озера перед отшельником Александром, по совместительству — чудотворцем.
Назавтра, как и было предсказано, пришли два человека, две женщины. Одна из них была сумасшедшей, другая — полностью сумасшедшей. Александр пересчитал их количество, потом снова в обратном порядке — ничего не изменилось. Родя, случившийся поблизости, решил раззадорить ту, что была повыше ростом, но она ловко и метко кусила выставленный вперед с непонятной, но, наверно, указующей целью, палец, и музыкант решил отступить. Тем более что палец был его собственностью, и был предназначен совсем для других целей, нежели быть искусанным странной женщиной.
Александр воспользовался ситуацией и вывел кусачую даму из строя. Родя на всякий случай поспешно отбежал в сторонку, кляня себя и баюкая уязвленную конечность. И чего он сунулся, что хотел показать?
Музыкант ушел по своим делам, искупался в озере, потом окинул взглядом готовые к употреблению рыболовные снасти и сделал вывод: сработано все в лучшем виде. А потом сделал еще один вывод: ему незачем здесь более оставаться. А потом он вспомнил, что давеча Александр сказал, что сегодня он уйдет.
Где-то у купальни выла, рычала и гавкала женщина, каталась по земле и царапала ее пальцами. Рядом с другой, той, что кусалась, стоял Александр и держал свою руку у нее на лбу. Дамочка молчала, скосив глаза на чужую ладонь и мелко-мелко дрожала, зубы ее клацали.
Родя ухмыльнулся: пусть бы повыпали — не будет в следующий раз кусаться. В следующий раз! До него дошло: ведь именно с этими особами ему придется идти в люди. Незадача! Того и гляди, загрызут и исцарапают. Он решил переговорить с Александром, может быть, уйдет попозже, не с этими сумасшедшими?
Однако спустя некоторое время ему пришлось передумать.
— Мне нужно, чтоб ты вывел этих дамочек на дорогу, — сказал Роде "старец". Выглядел он не самым лучшим образом: щеки ввалились, скулы очертились, глаза выкатились. Трудно, видать, пришлось на этот раз. Вообще-то, быть может, такое истощение с ним случалось всякий раз после сеанса "терапии". Просто Родя не обращал внимания.
— Память у них отшибло напрочь, — устало проговорил Александр. — Впрочем, не напрочь. Кое-что помнят. Но путь ко мне забыли очень уверенно.
— Кто они? — вяло поинтересовался Родя, отказавшись от попытки выразить свое нежелание.
— Родственницы какие-то, — пожал плечами чудотворец. — Близкие. И бес у них был один на двоих. По-родственному.
Родя оглянулся на женщин. Те сидели с непроницаемыми лицами возле купальни и смотрели прямо перед собой. На маму с дочкой они походили не очень — слишком малая разница в возрасте получалась. Может быть, сестры? Или братья? Симпатичные, ухоженные, но общаться ни с одной, ни с другой не было никакого желания. Вдруг, привычка кусаться — не бесовство, а черта, так сказать, характера?
— Чудеса, — вздохнул парень, имея в виду свойство своего организма крайне редко отвечать "нет". Придется быть сопровождающим до самой переправы на реке Свирь.
— Так на то меня чудотворцем и нарекли, — усмехнулся Александр, по-своему расценив фразу музыканта.
— Как это — бес? — проговорил, скорее для приличия, Родя. Ему не хотелось, чтобы "старец" как-то догадался о другом смысле, вложенном в его слово.
— Да никак, — не очень дружелюбно ответил "старец". — Он там, а ты — тут. У него вся власть, у тебя только Вера. И ничем его не взять, только чистотой своих помыслов. Чуть дрогнул — считай: вся карьера псу под хвост. Или с ним заодно, но живой — или остаешься против, но мертвый. Тут уж напяленная сутана не помогает, да и свечки, горящие вокруг — тоже. Толку от них, как от подожженных денежек — только освещают, да и то — слабо-слабо. А любая молитва — все равно, что стишок на потеху.
Александр замолчал, Родя тоже не пытался заговорить: к этой теме он прикоснулся совершенно нечаянно, вдаваться в тонкости ему не хотелось. У них в деревне некоторые бабки на-раз бесов изгоняли, а также демонов и в качестве дополнительного подарка — еще и сглаз снимали, не говоря уже про какую-нибудь порчу. Те, что работали на безвозмездной основе, о подобных вещах даже слышать ничего не хотели и не брались. Ну, а те, что на возмездной — пожалуйста, согласно прейскуранту.
— Кто-то двери перед бесом распахивает посредством зеркала, чтоб было тому, куда удрать, кто-то возле известных ему провалов в Навь шаманит с той же целью. Главное — не дрогнуть и имя беса узнать. Только так можно его выманить.
— А ты? — спросил Родя.
— Что — я? — не понял Александр.
— Ну, — музыкант слегка замялся, подбирая слова. — Ты как с ними поступаешь?
Чудотворец внимательно посмотрел в глаза своего собеседника, лицо его стало злым и каким-то хищным.
— Я их убиваю, — ответил он.
"Старец" оглянулся на женщин, еле заметно покивал головой каким-то своим невеселым мыслям и добавил:
— Поэтому ко мне народ и не спешит. Многим вполне комфортно жить и дальше со своими бесами.
Сборы Роди были недолгими, прощание — еще короче.
— Прощай, — сказал Александр. — Не теряй свою Веру. Плюй на недоброжелателей и экспертов. Твое кантеле — уникально, так же, как и твоя музыка. Сохрани в себе это.
— Прощай, — ответил Родя. — Спасибо тебе за все и береги себя.
Женщины ничего не сказали — они продолжали стоять молча, безучастные, как овцы.
Они обменялись рукопожатиями и разошлись, Александр — к своему дому, парень — к лесу, за ним — мелко семеня, обе дамочки. Родя больше не оглянулся назад, поэтому не видел, как "старец", повернувшись к ним вслед, перекрестил его, словно в напутствии. Перекрестил правильно, не по-людски, а по ученому, как бы сказали слэйвины. И проговорил еле слышно:
— Иди с Богом, Родивон да Превысокие!
Несмотря на то, что сказано это было вполголоса, эти слова услышали все, кому надо. Ветер разнес по всей земле, вода растворила их в себе. До медведя, разорившего колоду со студнем, тоже донеслось, с ним от стыда за содеянное случился легкий приступ медвежьей болезни, после чего он пошел к приметному пню и начал играть на щепе красивую лирическую мелодию, вероятно подслушанную в свое время у того же Роди. В Обже мать музыканта (не медведя — Родиона) внезапным порывом ощутила гордость за сына, глубоко вздохнула, смахнула краем платка набежавшую слезу и продолжила с удвоенной энергией ругаться с односельчанкой. Сам Родя расправил плечи и ускорил шаг. Женщины — овцы — едва за ним поспевали, пришлось и чуть ли не бежать следом.
