Стив Лайонс - Имперская гвардия: Омнибус
Выйдя наружу, я увидел мостик, ведущий с платформы к строению над резервуаром. За открытой дверью обнаружился коридор, ответвления которого выходили в обширные помещения для механизмов, контрольных станций и когитаторных комплексов. Воздух был горячим и сырым от утечек пара. Сервиторы двигались по холлу и выполняли запрограммированные поручения. Кроме них я никого не заметил, и это усилило мои подозрения. Вероятно, перерабатывающий завод мог какое-то короткое время функционировать без вмешательства человека. Однако за длительный период времени такая сложная система неизбежно будет страдать от непредвиденных сбоев любого уровня и характера. Неважно, насколько велика армия сервиторов, без присутствия людей со свободным разумом обязательно произошел бы коллапс и катастрофа. Например, такая, которую собирался устроить я. Перерабатывающий завод был настолько хорошо изолирован как от восстания, так и от чумы, что рабочие вряд ли бы сбежали. А это означало, что их заставили уйти.
Если инквизиторы хотели контролировать комплекс самостоятельно, они могли распорядиться об эвакуации. На ограниченный период времени система осталась бы работоспособной. Возможно, этого промежутка им было достаточно.
Восстание началось всего пару недель назад. Даты в записках Лединека, те, чьи координаты указывали на места рядом с заводом, относились ко времени до начала насилия. Инквизиторы были здесь с самого начала.
Коридор, в котором я находился, оказался центральной осью комплекса. Он был десяти метров в ширину, имел сводчатый потолок и уходил вдаль бесконечной прямой, которую пересекало множество других проходов. Я шагал по нему, не имея понятия, куда направляюсь, но затем резко остановился: не было времени бездумно бегать по комплексу. Приглядевшись к перемещениям сервиторов, я увидел последовательную схему движения огромного множества созданий, прибывавших, уходивших и возвращавшихся к дверному проему в сотне метров снизу и справа от меня. «Вот оно», — подумал я и тихо зашагал туда, приникнув к стене на последние несколько метров.
Подойдя ближе, я услышал голоса.
— Нам нужны новые подопытные, — говорил Эрар. — Как мы можем убедиться в наличии каких-либо мутаций в патогене при дистанционном наблюдении?
— Без магосов-биологов, — ответил Майнхардт, — даже наблюдение с малого расстояния будет ограниче…
— Нет, — вмешался Асконас, обрывая дискуссию. — О привлечении механикумов не может быть и речи до тех пор, пока у нас нет уверенности в успехе. Даже тогда нам нужно будет сохранять предельную осторожность. Можно сожалеть о недостатке подопытных особей, но лучшей возможности у нас не было. И всё же, мы узнали многое. Мы теперь более ясно представляем силу вируса, скорость его распространения и инфильтрации. Я видел много мятежников с ранними признаками заражения.
Инквизитор замолчал, и обрушилась тишина. Не было звуков движения; волосы у меня на шее встали дыбом.
— Думаю, пора, — произнес Асконас.
Движение позади. Резко обернувшись, я увидел, что на меня из разных концов коридора направлены два болт-пистолета. Палец дернулся на спуске, но я не выстрелил. Я мог снять одного из инквизиторов, прежде чем меня застрелят, но не обоих. Кроме того, хотя мои подозрения быстро превращались в уверенность, понадобилось бы значительное усилие воли, чтобы заставить себя убить служителя Инквизиции. В итоге я опустил оружие.
— Положи его на землю, — приказала Шенк, стоявшая с моего конца коридора на безопасном расстоянии, в пяти метрах от меня. Ни она, ни Бранд не собирались приближаться. Присев, я положил болт-пистолет на пол.
— Меч тоже, — добавила женщина. Когда я повиновался, она сделала жест пистолетом. Я поднял руки и вошел в комнату. Детонатор под длинной шинелью терся мне о ребра.
Асконас и два других инквизитора ждали внутри.
Я оказался в нервном центре перерабатывающего завода. Комната была меньше большинства тех, через которые я прошел. Вместо работающих механизмов здесь располагались ряды рабочих станций и когитаторов. Скопления пикт-экранов на дальней стене передавали изображения со всего комплекса. Разумеется, Асконас следил за моим продвижением по заводу. Под экранами, занимая практически четверть пола, раскинулось громоздкое скопление авгуров и контрольных устройств. Его окружали полдюжины сервиторов, реагировавших на звуковые сигналы и световые вспышки со спокойной, бездумной регулярностью. В дальнем левом углу имелся ещё один дверной проем. Я не видел, куда он вел, но внутри голосило нечто. Нечто такое же безмозглое, как сервиторы, но намного более голодное.
Асконас смотрел на меня глазами, полными сдержанного, снисходительного презрения.
— Чем это вы, по-вашему, тут занимаетесь, комиссар? — поинтересовался он.
— Помимо прочего, становлюсь свидетелем изменнического безрассудства.
Ему это не понравилось — на щеках вспыхнули неровные пятна румянца.
— Вы не представляете, о чем говорите.
— Правда? — я кивнул в сторону двери. — У вас там по крайней мере один проклятый. Будете мне рассказывать, что это не вы принесли чуму на Молосс?
— Нет, не буду, — с гордостью ответил Асконас. Его убежденность в собственной праведности оставалась прочной. — Отрицание наших действий будет предполагать, что мы стыдимся их. Мы заняты здесь великим трудом, и у вас нет права ставить его под вопрос.
— Дело не в том, имею ли я право. Таков мой долг.
— Довольно, — произнес Бранд и шагнул вперед.
Я приготовился к казни или схватке.
Асконас поднял руку.
— Все в порядке, комиссар должен сам осознать свою ошибку, — он улыбнулся мне. — Кроме того, вам, кажется, известно, кто мы такие. Атаковав одного из нас, вы рискуете перейти всякие границы.
— Это меня не остановит, — уверил я инквизитора.
Асконас рассмеялся, и в его глазах мелькнула искренняя доброжелательность, пустое великодушие человека, твердо уверенного в своей святости.
— Думаю, что всё-таки остановит. Я верю, что вы праведный человек, комиссар Яррик, просто неверно всё поняли. Как вы думаете, что здесь произошло?
— Ересь и предательство. Вы выпустили чуму Хаоса в подулье.
Асконас кивнул — ему очень хотелось, чтобы я открыл глаза и всё понял.
— Мы действительно это сделали. Хотя даже нам не так просто было привезти сюда зараженных особей из карантинных миров.
— Ты признаешь свою вину, — сказал я, понимая, что произношу фразы, более подходящие самой Инквизиции.
— Нет. Ты не спросил, для чего мы это сделали.
— Не существует ответа, который оправдает подобное.
Теперь улыбка Асконаса стала грустной. Эта эмоция была таким же излишеством, таким же снисхождением, как и доброжелательность.
— Если ты и вправду так думаешь, значит, тебе никогда не приходилось жертвовать немногими во благо многих.
В моей глотке ещё скрипела сухая пыль самопожертвования. Моя решимость не дрогнула. Моя ненависть к этому самопомазанному святому усилилась.
— Изучение этой чумы очень важно, — продолжал Асконас. — Если бы мы сумели раскрыть её секреты… подумай только, что это могло бы значить. Мы бы научились возвращать мертвых к жизни. Даже Самого Отца Человечества!
Подобное безумие не заслуживало ответа. Я слышал кое-что об этой фракции внутри Инквизиции: ревивификаторы, которые в лучшем случае просто были помешанными. С этими душевнобольными спорить бессмысленно.
— Неужели ты не видишь? — спросил Асконас.
Вопрос удивил меня своей искренностью. Инквизитор действительно желал, чтобы я похвалил их за усилия, непонятно почему.
— Я вижу только твою неудачу.
Хорошее настроение Асконаса испарилось, и он поджал губы. Его глаза словно отступили во тьму глазниц.
— Ты ошибаешься, — заявил инквизитор.
Тогда я услышал это. В этой паре слов я услышал, как трескается броня его разума и духа. Я услышал звук своей победы. Я услышал, что Асконас усомнился. То, что он пытался убедить меня, указывало на его слабеющую веру.
Инквизитор повернулся ко мне спиной.
— Введите его, — приказал Асконас и направился к дверному проему.
Эрар и Майнхардт отошли в сторону и жестами велели мне следовать за ним. Шенк и Бранд, державшие меня на прицеле, были по-прежнему недосягаемы. Двинувшись за Асконасом, я прошел мимо рабочих станций, рядом с монолитным авгуром высотой почти с меня. На этой стороне располагались три сервитора, два из них были полностью мобильными, а третий никогда бы не смог покинуть помещение. Его туловище было присоединено к металлическому постаменту, который двигался по узкому рельсу перед массивными считывателями и измерительными приборами. Сделав ещё шаг, я тут же метнулся направо и нырнул за постамент.
