Стив Лайонс - Имперская гвардия: Омнибус
Жертвы чумы шли, пошатываясь, и нечленораздельно бормотали. Их губы усохли и стянулись, обнажив гнилые зубы, а плоть разлагалась. Она пузырилась и свисала с костей, спадала ошметками с черепов. У многих были одинаковые язвы, отметины на лбу: они напоминали три круга, расположенные треугольником. По всем признакам эти существа были трупами, разлагавшимися в течение нескольких месяцев, но всё же они ходили. И дышали — из их пастей исходили зеленые, извивающиеся испарения, что зависали в воздухе подобно маслянистым пятнам. С каждой секундой ядовитые миазмы[7] охватывали всё большее пространство. Это была туча, которую подпитывали зомби, и её завитки расползались, чтобы захватить новых жертв и превратить их в живых мертвецов.
Дыхательные маски стальных легионеров могли защитить их от газов. Их униформа дала бы им какую-то защиту от рук и зубов мертвецов. Но физическое заражение было далеко не самым коварным способом передачи чумы.
Зомби бросались вперед и хватали незараженных людей в этом помещении. Их здесь было около сотни, все забежали сюда, ненамного опередив мертвецов, и попали в тупик. Единственным путем наверх, ведущим из этого пространства, с уровней, охваченных чумой, была лестница. Шестая рота закрыла доступ к ней, оккупировав платформу. Вокруг нас лежали десятки тел здоровых людей. Их перестреляли, и теперь я понял, что залпы, услышанные мной ранее, производили инквизиторы, когда расчищали себе путь через скопления мятежников.
Свет наших фонарей наткнулся на оставшихся беженцев, которые собрались на периферии зала и карабкались по грудам обломков. Зомби были неуклюжими и медленными, их рефлексы и моторные функции прогнили, как и все остальное. Но то, что двигало ими, было неутомимым. Мертвецы не могли потерпеть неудачу. Они накатывались на склоны мусорных утесов, словно прилив, и ковыляли наверх, спотыкаясь, поскальзываясь и падая. Вставали снова и, постепенно, за счет давления своей голодной массы, добирались до своих жертв. Они разрывали отступников на куски, отрывали полосы кожи, выдирали органы из растерзанных тел. Они пировали, пока другие зомби сзади выли от голода. Они пировали, но не могли утолить его.
Некоторых мятежников не трогали, и они отходили от участков, где шла бойня. Эти люди выглядели ошеломленными, заторможенными, и кашляли без остановки. Инфекция взяла свое.
Направление движения основной массы зомби изменилось, когда они заметили шестую роту. Существа пошли на нас, и их вой стал громче с появлением новой добычи. Стальной Легион Армагеддона начал стрелять, сплоченные шеренги лазганов и огнеметов извергали на мертвецов потоки очистительного уничтожения. Волны зомби погибали, но их океану, вливающемуся в склад, не было конца.
В атаках роты появилась новая настойчивость, а также страх. Ничего плохого, мы ведь были простыми смертными. Нас не превращали в полубогов, как Адептус Астартес. У нас не было непоколебимой веры Адептус Сороритас. Наша плоть могла подвести. Нас могли одолеть сомнения. Мы были добычей для зомби, но также и для самой чумы. Мы имели право бояться.
Нам нужно было сдержать зомби, не позволить им достигнуть платформы. Если прилив мертвецов поднимется до этого уровня, они нас убьют.
Но, впрочем, нас также могли погубить сомнения. Несмотря на физическую защиту, солдаты были уязвимы из-за этой слабости, и я знал это. Моя роль как комиссара была более важна, чем мои выстрелы из болт-пистолета. Вера была щитом, и мне нельзя было опускать его перед раковой опухолью сомнения.
Я шагал вперед и назад по платформе, перекрикивая непрерывную стрельбу, донося свои призывы до всей роты.
— Герои Империума! — кричал я, — Именно здесь мы выполняем свой долг! Теперь мы действительно можем принести спасение Молоссу! Нам противостоит скверна, но что она способна сделать с нашей верой? Против силы Бога-Императора она не может ничего. Ничего! Чем может угрожать нам смерть? Мы сталкиваемся с ней каждый миг нашей службы. Даже здесь гибель за нашего Императора будет сладостна и достойна. Разве честь оставила нас в этом темном месте? Нет. Храбрость? Нет. Вера? Нет, нет и ещё раз нет! Радуйтесь своей вере, упивайтесь ею! Крушите этих выродков мощью безграничной праведности! А если вы погибнете, знайте, что это произойдет в свете Отца Человечества.
И тогда в этом проклятом месте раздался новый звук. Он исходил от сотен воинов Имперской Гвардии, высвободивших свою ненависть, гнев и отвращение в первобытном вопле вызова. Он был намного сильнее, чем любые слова, которые я мог подобрать. Это был голос самой веры. Зомби он навредить не мог, но все же ощущался, словно оружие грозной мощи. Казалось, что загадочность и опасность чудовищ начала испаряться. На мгновение они стали просто врагом, которого нужно было уничтожить.
Лишь на мгновение.
Униформа Стального Легиона оказалась другим источником силы, который помог нам выиграть еще времени. Солдаты не видели лиц друг друга. Грозный, безжалостный вид воинов не оказывал эффекта на зомби, но скрывал страх, а поэтому укреплял боевой дух.
Бренкен стояла в центре оборонительных позиций, у самого края платформы, на виду у всех своих солдат. Когда я проходил мимо Артуры, она сказала: «Нам нужно что-то придумать, Яррик».
Капитан была права. Если у нас не хватало сил для подавления восстания, шансов покончить с чумой зомби было ещё меньше. При определенной удаче, мы смогли бы продержаться еще несколько минут в этом помещении, но никак не сумели бы истребить миллионы зараженных. Мы были на грани того, чтобы полностью отступить и оставить Молосс на произвол судьбы в виде карантина и Экстерминатуса.
Это означало бы сдаться. Если не перед зомби, то перед Асконасом, поскольку я знал, что он имеет какое-то отношение к катастрофе, охватившей улей Пирр. Сейчас я не признаю поражений, и не признавал их тогда, как и Бренкен.
Инквизиторы не оставили следов, но они прошли через это пространство. Отыскав их путь, можно было понять, куда следует идти нам. Я продвинулся к дальнему краю платформы. Она простиралась еще на десяток метров дальше от крайних бойцов шестой роты. Там, где она доходила до стены, я увидел дверной проем. Он был небольшим, и раньше использовался как служебный вход. Его можно было легко пропустить в темноте и в тенях окружающих трещин. Я побежал к двери.
До неё оставалось несколько шагов, когда через край платформы на меня бросился зомби и зацепился за шинель скрюченными пальцами, почти лишенными плоти. Резко остановившись, я ткнул мертвецу в лицо болт-пистолет и выстрелом снес ему голову. За ним карабкались новые зараженные. Я продолжал вести огонь, не желая оказаться в ловушке посреди коридора к двери, и не позволяя зомби обойти роту с фланга. Но каждая секунда, потерянная мною в сражении, на секунду приближала всех нас к большему поражению.
На меня бросились двое мертвецов. Одного я убил, другой упал и схватился меня за сапоги. Хватка зомби оказалась невероятно могучей: он сдавливал мои ноги с силой, дарованной болезнью. Когда зараженный дернул со всей мочи, я почувствовал, что теряю равновесие. Вырвав левую ногу из захвата твари, я сделал резкий шаг назад. От сотрясения мой позвоночник вздрогнул по всей длине. Я выстрелил зомби в спину, разорвав его туловище на две части. Он все еще двигался, пытаясь прогрызться через мои ботинки, но утратил напор. Вновь твердо стоя на ногах, я обрушил меч ему на голову и затем отбросил труп ударом сапога.
Подняв голову, я увидел, что Ломмель и Ром мчатся мне на помощь. Я продержался несколько секунд до их подхода, в течение которых стрелял и рубил, стрелял и рубил. В эти моменты я позволил духовному отвращению полностью захлестнуть меня. Угроза, которую представляла чума зомби, была невообразимой, как и её непотребство. Это была особая насмешка Хаоса над Имератором. Если бы моя ненависть могла обрести телесное воплощение, она сокрушила бы даже саму идею чумы.
К моим выстрелам и ударам присоединились лазразряды, что вывело меня из отстраненного состояния, в котором я сражался с мертвецами. Моргнув, я увидел, что моя униформа покрыта пятнами крови и обрывками гниющей плоти. Смахнув их, я кивнул подбежавшим солдатам и устремился в дверной проем.
В открывшемся за ней проходе я никого не обнаружил. Думал, что мне понадобится фонарик, но через расщелину в другом конце коридора просачивался слабый свет. Я двинулся вперед так быстро, как только позволял неровный пол. Старые кости хрустели под каблуками сапог. Добравшись до выхода, я оказался на сломанном узком мостике. Он уходил на несколько десятков метров в пустоту, проседая и изгибаясь, а затем обрывался неровным краем. Передо мной расстилалась огромная открытая территория, самая обширная из всех, что я видел в этом улье. Пол здесь располагался ещё на уровень ниже, чем в зале, оставшемся позади. Зомби застилали его ковром извивающейся, содрогающейся, завывающей плоти. Они стояли так плотно, что едва могли двигаться. Слева, вдали от меня, находился ступенчатый пандус, по которому орды мертвецов поднимались на склад. Они ползли по нему вверх, словно неуклюжие черви, в чудовищной пародии на пилигримов, совершающих паломничество к храму. Зомби прямо подо мной увидели меня и подняли руки, из их пастей раздались булькающие крики, вместе с которыми глотки исторгли слизь и испарения. Осознание моего присутствия расползлось по толпе, и сотни тысяч когтистых лап потянулись ко мне.
