Елизавета Дворецкая - Ведьмина звезда, кн. 1: Последний из Лейрингов
– Лучше глаза завязать. Колдуны вредят глазами. Я точно слышал.
– И продать его на Квартинге! Слушай, а за колдуна дают дороже или дешевле?
– Ты дурак, Альв, хоть и мой друг. Да как же его можно продать – чтобы он на свободе опять нам вредил? Нет, Хагир правильно говорит: надо его держать под присмотром.
– Ха! – Альва, хоть его и обозвали дураком, посетила умная мысль. – Да у нас же есть своя колдунья не хуже. Ярна усмирила бурю и сбросила этого поганца в море. При ней он будет тихий.
– Так то при ней! Она-то уже дома.
Сварта перенесли к кострам, завернули в сухое, положили к огню, и вскоре он пришел в себя. Сообразив, куда попал, он не сказал ни единого слова. Сидя на земле, он не поднимал головы и никак не отвечал, если к нему обращались.
Гельд, увидев его, поначалу растерялся. Только что он рассудил и убедил себя, что гибель Бергвида – к лучшему, как тот оказался живым! Правильно говорят: от судьбы не уйдешь. Если ему действительно суждено стать мстителем за квиттов, значит, он так просто не утонет.
Теперь Гельд имел возможность как следует рассмотреть сына Даллы и легко заметил в нем сходство со Стюрмиром конунгом. То самое сходство, которое он когда-то напрасно искал в трехлетнем ребенке, в восемнадцатилетнем парне проявилось очень отчетливо. Карие глаза он унаследовал от Даллы, но резкие черты лица, выпуклый упрямый лоб воскрешали в памяти лицо Стюрмира Метельного Великана: обветренное, грубоватое, суровое и жесткое, окруженное густыми космами полуседых волос. Он жив, старый конунг, решительный, самодовольный и неуступчивый, много лет назад погребенный под каменной лавиной в горах Медного Леса! Он жив в этом парне, который сам не знает… Или знает?
По крайней мере, присутствием духа и твердостью Сварт не уступил бы отпрыску самого высокого рода. Он даже не подавал вида, что слышит насмешки хирдманов, Фримода ярла не удостоил и взглядом. Хагир велел покормить его, но на предложенную еду Сварт тоже не глянул и продолжал угрюмо смотреть в землю.
– Повезем его с собой! – говорил Фримод ярл, даже довольный такой добычей. – Покажем матери и всем прочим. То-то они удивятся, что мы поймали и держим в плену такого знатного колдуна! Пойдет слава по всему полуострову, даже Рамвальд конунг удивится! А Эдельгард от зависти сожрет свой башмак! Он с детства мечтает меня переплюнуть, да все не выходит! Вот это песня так песня!
– Подожди-ка, Фримод ярл. – Гельд тронул его за плечо. – Мне надо тебе сказать кое-что. И тебе тоже, Хагир. Пойдемте-ка к Ярне, надо поговорить.
Гельд наконец решился. Тайна была так важна и скрывала в себе возможности таких больших последствий, что он не считал себя вправе единолично принимать подобное решение.
Вслед за Гельдом два вожака поднялись по склону горы к избушке Ярны. Шествие получилось торжественное: знатных людей окружал десяток хирдманов с факелами, огонь бросал блики на их оружие и на деревья вокруг, елки шептались, не понимая, что все это значит.
Фримод ярл постучал, но им открыли не сразу. Он постучал даже дважды и громко позвал Ярну, прежде чем она распахнула дверь. Даже при свете факелов было видно, что юная великанша вся в пыли и саже, волосы всклокочены.
– А! Вы чего? – воскликнула она. – Гельд, погляди! Нашла я ее таки!
– Что нашла?
– Да ее! Пастушью бабкину палку! Вот уж мой папашка спрятал, так спрятал! Четыре тролля будут прятать, а так не сумеют!
И хозяйка с торжеством показала гостям высокий деревянный посох с резной конской головой на вершине. Посох был разделен на девять частей, каждая часть покрыта особой резьбой, а в ложбинках, разделяющих части, когда-то раньше были привязаны ремешки. Из них сохранилось только четыре. Пока Ярна возбужденно рассказывала, сколько хлама, старых рваных сетей, треснутых горшков, ржавых котелков и прохудившихся корзин ей пришлось переворошить, Гельд взял посох в руки и поднес к свету факела. Знатоком колдовских узоров он никогда не был, но на верхнем из сохранившихся ремешков, привязанном во второй от навершия ложбинке, без труда разглядел цепочку руны «даг». Муспелльсхейм, мир огня, третий сверху на стволе Мирового Ясеня. От старости посох потемнел и кое-где потрескался, но Гельду чудилось, что он различает очень слабый горьковатый запах ясеневой древесины.
– Все верно. – Гельд поднял глаза на Ярну, которая закончила рассказывать и ждала, чем завершится его осмотр. – Как я и говорил. Это посох колдуньи. Видишь, девять частей с разными узорами?
– Это девять? – с серьезным видом уточнила девушка и принялась было считать, загибая пальцы.
– Эти девять частей означают девять миров, сверху вниз. И каждый отмечен своей руной: «гиав», «ис», «даг», «инг»…
– Ой, перестань, на ночь глядя! – Ярна сморщилась и замахала руками. – Не надо, а то я со страху спать не буду. Да если бы я знала, что у меня в доме такая страсть, я бы ее давно в землю закопала или в море бросила. Пусть плывет к колдуну, кому надо!
– Ты с ума сошла! – возмутился Фримод ярл. – Плывет! Уплывет к кому-нибудь вроде нашего «ревущего тролля», а он с такой палкой, то есть с посохом, таких дел наворотит, что только держись! И Затмение Богов наступит гораздо раньше положенного! Нет уж! Тебе досталось, тебе и должно принадлежать. Ты что, забыла, как хорошо у тебя получается?
– Чего получается?
– Да колдовать, чего!
– Заходите. – Гельд указал Фримоду на вход. – Поговорим о «ревущем тролле».
Внутри домика суетился тщедушный человечек со взъерошенной рыжеватой бородой: опасливо косясь на знатных гостей, он тер тряпкой скамьи возле очага и временами вопросительно посматривал на Ярну – может, еще что-то надо сделать? Должно быть, это был знаменитый «папашка», и Гельд, на миг отвлекшись от мыслей о конунгах и племенах, разглядывал его с большим любопытством. Ярна тем временем рассадила пришедших, посмеиваясь: знали бы мать и бабка, каких знатных гостей она будет принимать!
Но, услышав начало Гельдовой речи, она смеяться перестала и дальше слушала, приоткрыв рот. Пока Гельд рассказывал все, что знал, в избушке стояла тишина. И когда он окончил, четверо слушателей еще некоторое время молчали.
– А это не очередная сага? – осторожно осведомился Фримод ярл. – Прямо так сразу и не поверишь…
– Я сам себе не сразу поверил. Но теперь не сомневаюсь. Что будем с ним делать? Нужно это решать, потому что боги уж слишком настойчиво нам его подбрасывают.
– Так он, выходит, мой родич?
Лицо Хагира застыло от внутреннего волнения, а грудь дышала глубоко и часто. Все услышанное не укладывалось в сознании. Выходит, та ведьма – это Далла, дочь Бергтора Железного Дуба, его собственная троюродная тетка? А парень – его брат? Бергвид сын Стюрмира… Тот самый, что пропал бесследно и был за пятнадцать лет почти забыт… Да, все сходится. Это он, конунг квиттов! И кубок… Дракон Памяти явился на свет из-под земли не зря! Вместе с ним явился и конунг, а кубком боги лишь отметили его появление! Это он, тот, кого уже столько лет ждет весь Квиттинг! У Хагира так сильно билось сердце, что он не мог взять себя в руки и сообразить, что же делать. Перед ним проносились года, десятилетия, моря, земли; судьба всей державы квиттов вставала в памяти. Где-то вдалеке слышалось слабое громыхание жерновов судьбы: вот-вот все перевернется, изменится, наступит перелом, о котором потом его, Хагира, внуки станут с благоговением рассказывать своим внукам и правнукам…
– Надо же позвать его! – сообразив, Хагир вскочил, ощущая жгучее нетерпение. – Это же наш конунг!
– Не совсем! – поправил Гельд. – Чтобы человек стал законным конунгом, его должен признать тинг, хотя бы какой-то местный. Но сын Стюрмира имеет право это потребовать. Что ему ответят, это уже другой вопрос. Сейчас тингом будешь именно ты, и мне хотелось бы знать: тебя, последнего из Лейрингов, порадует появление этого наследника или ты предпочитаешь быть единственным родичем погибшего Стюрмира?
Хагир нахмурился.
– Ты думаешь, я мечтаю о почете для себя и больше ни о чем? – гневно воскликнул он. – Что я готов погубить последнего из рода наших конунгов, лишь бы никто не заслонил меня и не загородил пути к славе?
– Нет, собственно, я так не думаю! – уверил его Гельд. – Но я хотел услышать это от тебя. И я подумал: если квитты все же соберутся с силами и решат больше не платить дани, то, если с ними будет сын Стюрмира, их надежды на успех возрастут. Квитты сохранили о последнем конунге хорошие воспоминания. Пока он был жив, никто его, как говорят, особо не любил… Мой брат Даг его хорошо знал, так он говорил, что иметь со Стюрмиром дело было сплошное мучение. Но когда он погиб, стали поговаривать, что он был истинным конунгом и образцом для всех других. Если сказать людям, что Стюрмир Метельный Великан вернулся к ним в своем сыне, то людей это воодушевит и даже подтолкнет на подвиги, на которые они иначе не решились бы.
