Фрэнк Герберт - Дети Дюны
Старый наиб склонил голову.
— Как будет угодно Матери Муад'Диба.
Он все еще повинуется Паулю, подумала Джессика.
— Нам надо быстрее убираться отсюда, — заговорил Айдахо. — Погоня будет здесь с минуты на минуту.
Джессика порывисто встала, демонстрируя плавность движений, которая была столь характерна для воспитанниц Бене Гессерит, даже испытавших удары возраста. А Джессика чувствовала себя очень старой после ночного бегства. Ум ее постоянно возвращался к разговору с внуком. Что он задумал на самом деле? Она покачала головой и поправила капюшон, чтобы скрыть невольный жест. Как легко впасть в заблуждение и попасть в ловушку, недооценивая Лето. Жизнь в окружении обыкновенных детей приводит к неверному взгляду на наследственность, которой наслаждаются ее внуки.
Ее внимание привлекла поза Айдахо. Он стоял в расслабленной готовности ответить на нападение, выставив вперед одну ногу. Когда-то она сама научила его этой боевой стойке. Джессика быстро взглянула на двух молодых фрименов, потом на аль-Фали. Сомнения все еще обуревали старика, и молодые бойцы это чувствовали.
— Я готова доверить этому человеку свою жизнь, — сказала Джессика. — Это будет не в первый раз.
— Моя госпожа, — запротестовал аль-Фали. — Это же просто… — он метнул на Айдахо яростный взгляд. — Ведь он муж Коан-Тин!
— Но его готовили мой герцог и я! — возразила Джессика.
— Но он же гхола! — аль-Фали выкрикнул эти слова.
— Он гхола моего сына, — напомнила наибу Джессика.
Это было слишком для бывшего федайкина, который когда-то поклялся поддерживать Муад'Диба до самой смерти. Он поклонился и отступил, подав знак молодым фрименам отодвинуть занавеску.
Джессика пошла к выходу, за ней Айдахо. В проеме она обернулась и обратилась к наибу.
— Иди к Стилгару. Ему можно доверять.
— Слушаюсь… — но в голосе его звучали ноты сомнения. Айдахо тронул Джессику за рукав.
— Нам надо уходить. Вы ничего не хотите с собой взять?
— Только свой здравый смысл, — ответила она.
— Что? Вы все еще боитесь, что делаете ошибку? Она взглянула на него снизу вверх.
— Ты всегда был нашим лучшим пилотом, Дункан.
Эти слова не удивили Айдахо. Он шагнул вперед и быстро пошел по дороге, которой явился сюда. Аль-Фали двинулся рядом с Джессикой.
— Откуда вы узнали, что он прилетел на топтере?
— На нем нет защитного костюма.
Наиб удивился такой наблюдательности, но продолжил:
— Наши люди привезли его прямо от Стилгара. Их могли выследить.
— Вас видели, Дункан? — спросила Джессика идущего впереди Айдахо.
— Вы же не хуже меня знаете ответ, — сказал Дункан. — Мы летели ниже вершин дюн.
Они свернули в боковой проход, спустились по винтовой лестнице и оказались в расширении пещеры, ярко освещенном светильниками. У стены стоял орнитоптер. Стена оказалась фальшивой, за ней была Пустыня. Даже в этом бедном сиетче сумели позаботиться о надлежащей маскировке.
Айдахо открыл дверь экипажа и помог Джессике войти в кабину. Она села на правое сиденье. Когда Айдахо пробирался мимо на кресло пилота, она обратила внимание на прядь волос, закрывавших лоб ментата. Невольно ей вспомнилось, как именно из этой части головы Айдахо хлынула кровь в той достопамятной пещере много лет назад. Стальной оттенок искусственных глаз вернул ее к реальности. Что было, то прошло. Она застегнула ремень безопасности.
— Давно мы не летали с тобой, Дункан, — сказала она.
— Да, страшно подумать, сколько лет прошло с тех пор, — откликнулся Айдахо.
Аль-Фали и молодые фримены принялись отодвигать фальшивую стену.
— Ты думаешь, что я все еще сомневаюсь в тебе? — мягко спросила Джессика.
Айдахо занимался проверкой двигателя, включил импеллеры, взглянул на показания приборов. Нежная улыбка коснулась его сурового, жесткого лица и сразу исчезла, словно ее и не было.
— Я все еще Атрейдес, — сказала Джессика, — но Алия потеряла это право.
— Не бойтесь, — проскрипел он в ответ. — Я все еще служу Атрейдесам.
— Алия больше не Атрейдес, — повторила Джессика.
— Не надо мне об этом напоминать, — вдруг огрызнулся Айдахо. — Замолчите, сейчас мы взлетим.
Отчаяние в его голосе не вязалось с тем Айдахо, которого она помнила. Подавив новый приступ страха, Джессика все же спросила:
— Куда мы все же летим, Айдахо? Теперь ты можешь мне это сказать.
Однако в ответ Дункан лишь подал знак аль-Фали и тот, повернув рукоятку механизма, сдвинул в сторону скалу. В пещеру хлынул серебристый свет яркого дня. Орнитоптер рванулся вперед и вверх, заревели двигатели, дрожа от напряжения, машина поднялась в воздух, и Айдахо направил ее на юго-запад, к Сахайскому хребту, темневшему на фоне бескрайних песков.
Наконец Дункан заговорил:
— Не думайте обо мне плохо, моя госпожа, — сказал он.
— Я не думаю о тебе плохо с тех пор, как ты однажды явился в Большой Зал Арракина, напившись где-то пива с Пряностью и горланя непристойные песни, — сказала Джессика, однако его слова снова возбудили в ней подозрения, и она приготовилась защищаться, расслабившись и входя в состояние прана-бинду.
— Я очень хорошо помню тот вечер, — заговорил Айдахо. — Как я был тогда молод и… неопытен.
— Ты и тогда был лучшим оруженосцем в свите моего герцога.
— Не совсем, моя госпожа. Гурни оказывался лучшим в шести случаях из десяти, — он искоса взглянул на Джессику. — Кстати, где Гурни?
— Выполняет мое поручение. Дункан покачал головой.
— Ты хотя бы сам знаешь, куда мы летим? — спросила женщина.
— Да, моя госпожа.
— Тогда скажи мне.
— Хорошо. Я обещал, что подготовлю вполне правдоподобный заговор против Атрейдесов. Есть только один способ сделать это. — Он нажал кнопку на штурвале, и из кресла Джессики вылетели скобы, которые зафиксировали ее тело, превратив женщину в кокон. Теперь Джессика могла двигать лишь головой. — Я отвезу вас на Салуса Секундус, к Фарад'ну.
Не сознавая, что делает, Джессика попыталась вырваться из захватов, но почувствовала, что они сдавливают ее тело, когда она начинает вырываться, и распускаются, когда она расслабляется. Под защитной оболочкой угадывалась прочная шиговая проволока.
— Замок захватов отключен, — произнес Айдахо, не поворачивая головы. — Да, да, и не пробуйте на мне свой Голос. Те времена, когда он на меня действовал, давно прошли. Тлеилаксу меня научили, как бороться с этими штучками.
— Ты служишь Алие, — сказала Джессика, — а она…
— Не Алие, — возразил Айдахо. — Мы выполняем волю Проповедника. Он хочет, чтобы вы научили Фарад'на тому, чему когда-то научили… Пауля.
Джессика оцепенела в ледяном молчании, вспомнив слова Лето о том, что она скоро обретет интересного ученика. Собравшись с силами, она заговорила.
— Этот Проповедник — мой сын?
Голос Айдахо прозвучал глухо, словно издалека:
— Если бы я мог знать…
~ ~ ~
Вселенная здесь, она перед вами; единственно таким образом может федайкин рассматривать ее и оставаться при этом хозяином своих чувств. Вселенная не угрожает, но и не обещает. Она поддерживает порядок вещей, недоступный нашему воздействию: падение метеорита, цветение Пряности, старение и умирание. Это реальности вселенной и воспринимать их следует, невзирая на те чувства, которые мы при этом испытываем. Вы не можете словами справиться с этими реальностями. Они войдут к вам, не произнося слов, и тогда, только тогда вы поймете, что значит «жизнь и смерть», и понимание это наполнит вашу жизнь радостью.
Муад'Диб своим федайкинам— Нам пришлось все это задействовать, — сказала Венсиция, — и делается это только ради тебя.
Фарад'н ничего не ответил, продолжая неподвижно сидеть напротив матери в ее утренних покоях. Золотистые лучи солнца падали на принца сзади, отбрасывая его тень на пол, покрытый белым ковром. Свет, отраженный от противоположной стены, рисовал прозрачный нимб вокруг волос матери. Венсиция была одета в свое обычное белое платье, отделанное золотом, — напоминание о былом королевском величии. Сужающееся книзу лицо было напряжено, но сын понимал, что мать следит за каждым его движением. Фарад'н внезапно почувствовал пустоту в желудке. Странно, ведь он только что позавтракал.
— Ты не одобряешь наши действия? — спросила Венсиция.
— Что я могу одобрять или не одобрять? — спросил сын.
— Ну… то, что мы до сих пор скрывали это от тебя.
— Ах, это, — он изучающе посмотрел на мать, стараясь разобраться в том сложном положении, в котором он оказался. Но в голове билась только одна мысль — совсем недавно Фарад'н заметил, что Тиеканик перестал называть Венсицию «моя принцесса». Кстати, как он ее теперь называет? Королева-мать?
