Избранное. Компиляция. Книги 1-14 (СИ) - Симмонс Дэн

Барент скользил по поверхности щита сознания, пока не нашел в нем трещину, — а трещину всегда можно найти; он проник глубже, сломил жалкую защиту Хейнса и внедрил свою волю в саму основу сознания агента. Он коснулся центра удовольствия Хейнса, и тот закрыл глаза, словно его пронизывали токи наслаждения.

— Где эта женщина — Мелани Фуллер? — спросил Барент.

Хейнс открыл глаза.

— После заварухи в аэропорту Атланты в понедельник вечером никаких известий.

— Удалось засечь, откуда был телефонный звонок?

— Нет, сэр. Оператор в аэропорту считает, что это был местный звонок.

— Как вы думаете, есть ли у Колбена, Кеплера или Траска какая-либо другая информация о том, где находится Фуллер? Или Вилли?

Хейнс секунду помедлил и покачал головой.

— Нет, сэр. Когда найдут его либо ее, информация поступит через ФБР, я полагаю, по обычным каналам. Я буду знать об этом одновременно с мистером Колбеном.

— Лучше, если раньше, — улыбнулся Барент. — Благодарю вас, Ричард. Как всегда, ваше общество меня приободрило. Вы сможете найти Лестера на его обычном месте, если захотите связаться со мной. Как только у вас будет какая-то информация о местонахождении Мелани Фуллер либо нашего друга из Германии, немедленно передайте ее мне.

— Да, сэр. — Хейнс повернулся к выходу.

— Ричард. — Барент натягивал синий кашемировый блейзер. — Вы все еще считаете, что шериф Джентри и этот психиатр...

— Ласки, — подсказал Хейнс.

— Да. — Барент улыбнулся. — Вы все еще считаете, что контракты этих джентльменов следует официально порвать?

— Считаю. — Хейнс нахмурился и продолжил, осторожно выбирая слова:

— Джентри очень сообразительный малый. Слишком сообразительный. Сначала я решил: он расстроен из-за убийств в «Мансарде» потому, что они подорвали его репутацию в графстве, но потом убедился, что он воспринял их как нечто задевающее его лично. Тупой, толстый деревенский полисмен, вот и все.

— Но сообразительный.

— Да. — Хейнс снова нахмурился. — Я не уверен насчет Ласки, но, по-моему, он слишком... слишком глубоко в это вовлечен. Он знал мисс Дрейтон и...

— Хорошо, — кивнул Барент. — Насчет Ласки у нас могут быть и другие планы. — Он посмотрел на агента долгим взглядом. — Ричард...

— Да, сэр?

Барент соединил кончики пальцев.

— Я давно хочу вас спросить, Ричард. До того, как мистер Колбен вступил в Клуб, вы уже несколько лет работали на него. Ведь так?

— Да, сэр.

Барент коснулся нижней губы сложенными домиком пальцами.

— Вопрос, который я хочу задать, Ричард... Почему? Агент нахмурился: он не понял, о чем идет речь.

— Я имею в виду, — продолжал Барент, — зачем делать все эти вещи, о которых Чарлз вас просил?.. И теперь еще просит... Ведь у вас есть выбор.

Лицо Хейнса прояснилось. Он улыбнулся, демонстрируя идеальные зубы.

— Ну, наверно, мне нравится моя работа... Это все на сегодня, мистер Барент?

Барент с секунду внимательно смотрел на него, потом кивнул.

Через пять минут после того как Хейнс ушел он вызвал пилота по внутренней связи:

— Дональд, взлетайте. Я бы хотел полететь к себе на остров.

Глава 10

Чарлстон

Среда, 17 декабря 1980 г.

Сола разбудили голоса детей, игравших на улице, и несколько секунд он не мог сообразить, где он находится. Не в своей квартире, это точно. Он лежал на складной кровати под окном с желтыми занавесками. На секунду эти желтые занавески напомнили ему их дом в Лодзи, крики детей вызвали в памяти образы Стефы и Йозефа...

Нет, дети кричали слишком громко по-английски. Чарлстон. Натали Престон. Он вспомнил, как рассказывал ей вчера свою историю, и почувствовал смущение, словно эта молодая черная женщина видела его нагим. И зачем только он рассказал ей обо всем этом? После стольких лет... Почему?

— Доброе утро. — Натали заглянула в дверь с кухни. На ней был красный шерстяной балахон и узкие джинсы.

Сол сел в постели и потер глаза. Его рубашка и брюки, аккуратно сложенные, висели на боковой спинке дивана.

— Доброе утро.

— На завтрак яичница с ветчиной и тосты. Сойдет? — В комнате запахло свежемолотыми кофейными зернами.

— Великолепно, — сказал Сол, — только ветчина — это не мое.

Натали сжала руку в кулак и сделала вид, что лупит себя по лбу.

— Ну конечно, — воскликнула она. — По религиозным мотивам?

— Нет, из-за холестерина.

За завтраком они говорили о пустяках — о жизни в Нью-Йорке, об учебе в Сент-Луисе, о том, что это значило — вырасти на юге.

— Это трудно объяснить, — сказала Натали, — но почему-то жить здесь проще, чем на севере. Расизм тут еще жив, но... Я не уверена, что смогу правильно выразиться... Он меняется. Возможно, люди на юге так давно играют каждый свою роль, и в то же время им теперь приходится меняться... Может, поэтому они ведут себя более честно. На севере все принимает гораздо более грубые и подлые формы.

— Я не думал, что Сент-Луис — северный город, — улыбнулся Сол. Он доел тосты и теперь попивал кофе. Натали рассмеялась.

— Нет, конечно, но он и не южный город. Наверно, это просто нечто среднее. Я больше имела в виду Чикаго.

— Вы жили в Чикаго?

— Я провела там часть лета. Папа устроил меня туда на работу через старого друга из «Чикаго Трибьюн». — Она замолчала, неподвижно глядя в чашку.

— Я понимаю, вам трудно, — тихо сказал Сол. — На время забываешься, потом случайно упоминаешь имя, и все наплывает снова...

Натали кивнула.

Сол посмотрел в окно на длинные листья низкорослой пальмы. Окно было приоткрыто, и сквозь сетку дул теплый ветерок. Трудно даже поверить, что сейчас середина декабря.

— Вы собираетесь стать учителем, но ваша первая любовь, похоже, — фотография.

Натали кивнула, встала и еще раз наполнила кофейные чашки.

— Мы заключили с папой нечто вроде соглашения, — сказала она, на сей раз заставив себя улыбнуться. — Он обещал помочь мне научиться фотографировать, если я соглашусь получить образование по какой-нибудь «настоящей профессии», как он это называл.

— Вы собираетесь преподавать?

— Возможно.

Она вновь улыбнулась, уже через силу, и Сол отметил про себя, что у нее прекрасные зубы, а улыбка делает лицо славным и застенчивым.

Сол помог ей вымыть и вытереть посуду, а потом они налили себе еще кофе и вышли на небольшое крыльцо. Машин на улице было мало, детские голоса смолкли. Сол вспомнил, что сегодня среда; детишки, наверное, ушли в школу. Они уселись в белые плетеные кресла, друг напротив друга; Натали накинула на плечи легкий свитер, а Сол был в своей удобной, хотя и немного помятой вельветовой спортивной куртке.

— Вы обещали рассказать вторую часть вашей истории, — напомнила Натали. Сол кивнул.

— А вам не показалось, что первая часть чересчур фантастична? — спросил он. — Что это бред сумасшедшего?

— Вы же психиатр. Вы не можете быть сумасшедшим.

Сол громко рассмеялся.

— О-о, я мог бы тут такого порассказать... Натали улыбнулась.

— Ладно, но это потом. Сначала вторую часть. Он помолчал, долго глядя на черную поверхность кофе.

— Итак, вам удалось убежать от этого негодяя оберста... — подсказала Натали.

На минуту Сол закрыл глаза, затем вздохнул и слегка откашлялся. Когда он заговорил, в его голосе почти не слышалось никаких эмоций, — лишь слабый намек на грусть.

Через некоторое время Натали тоже закрыла глаза, чтобы лучше представить себе те картины, которые воспроизводил ее гость своим тихим, проникновенным и чуточку печальным голосом.

— В ту зиму сорок второго еврею в Польше действительно некуда было податься. Я неделями бродил по лесам к северу и западу от Лодзи. В конце концов кровь из ноги перестала идти, но заражение казалось неизбежным Я обернул ногу мхом, обмотал ее тряпками и продолжал брести, спотыкаясь. След, оставленный пулей на боку и в правом бедре, пульсировал и кровоточил много дней, но в конце концов затянулся. Я воровал еду на фермах, держался подальше от дорог и старался не попадаться на глаза группам польских партизан, действовавшим в этих лесах. Партизаны пристрелили бы еврея так же охотно, как и немцы.