Аарон Дембски-Боуден - Первый еретик. Падение в Хаос
Вендата отказался от продолжения спора. Аквилон уже обо всем узнал и даже спускался на поверхность, чтобы все посмотреть лично. Командир Кустодес неплохо говорил по-колхидски, но и он, как Вендата, не понял ни слова. Когнитивные сервиторы, доставленные с орбиты, столкнулись с той же проблемой — ни один лингвистический декодер не смог справиться с руническими письменами.
— Возможно, — предположил Ксафен, — мы избранный легион. Только те, в ком течет кровь Лоргара, говорят и читают на этом святейшем языке.
— А тебе бы этого очень хотелось, не так ли? — сердито бросил Вендата.
Ксафен в ответ только усмехнулся.
Невозможность разобраться в каракулях, покрывающих стены пещеры, окончательно испортила настроение кустодия.
— О чем здесь говорится?
Он показал на случайно выбранный стих, начертанный на неровной поверхности камня.
Аргел Тал взглянул на надпись и неожиданно для себя обнаружил поэзию — довольно бесхитростную, мало напоминающую ритуальные песнопения. Он уже достаточно хорошо узнал говорящих-с-богами и решил, что перед ним произведение шамана, одурманенного галлюциногенами и выплеснувшего поток сознания на священную стену.
…Мы воспеваем тех, кто творит,
Пусть обратят на нас свой взор
И одарят благословением боли,
Чтобы Галактика окрасилась кровью
И боги утолили свой голод.
— Это всего лишь плохие стихи, — сказал он Вендате.
— Я не могу прочесть ни единого слова.
— Стих довольно безыскусный. — Ксафен улыбнулся. — Ты ничего не потеряешь, если его не прочтешь.
— А тебя не волнует то, что я не в состоянии этого прочитать? — настаивал Вендата.
— У меня нет для тебя ответа, — огрызнулся Аргел Тал. — Это бред давно умершего шамана. Стихотворение связано с верой кадианцев в каких-то богов, но его суть недоступна мне так же, как и тебе. Больше я ничего не знаю.
— Разве тебе мало нескольких недель, проведенных в их шатрах, Аргел Тал? Кому нужно посещение этого нечестивого обряда невежественных дикарей?
— Вен, от твоих слов у меня начинает болеть голова, — сказал Аргел Тал, почти не слушая кустодия.
Счетчик на его ретинальном дисплее отображал время, проведенное без сна. Уже больше четырех суток. Встречи с кадианцами, на которых Несущие Слово тщательно изучали священные писания людей и обсуждали их связь со Старой Верой, занимали массу времени. Лоргар и капелланы несли основное бремя обязанностей посланников и исследователей, но Аргел Тал обнаружил, что его время занято встречами с многочисленными племенными вождями, добивающимися его внимания.
— Должен признаться, — снова заговорил Вендата, — я надеялся, что легион постарается избежать сегодняшней… глупости.
— Примарх приказал нам присутствовать, — напомнил Ксафен. — И мы туда пойдем.
Трое воинов по каменным ступеням спустились еще глубже под землю, и далекий бой барабанов стал более отчетливым.
— Вы согласились стать свидетелями представления этих выродков, даже не зная, что они намерены делать.
— Я знаю, что они намерены делать. — Ксафен показал на стены. — Об этом написано повсюду, и достаточно ясно для тех, кто умеет смотреть. — Прежде чем Вендата успел ответить, капеллан добавил кое-что еще, что стало новостью и для Аргел Тала: — Сегодня ночью кадианцы пообещали нам ответ.
— На что? — одновременно спросили кустодий и капитан.
— На вопрос о том, что выкрикивает имя примарха в шторме.
Аргел Тал сжал кулак, но в его жесте не было гнева. Казалось, ему доставляет удовольствие просто смотреть, как его мышцы и кости работают в естественном биологическом союзе.
— Деймос, — произнес он. — Нелегко было видеть его мертвым.
Перо примарха прекратило поскрипывать по пергаменту.
— Ты оплакиваешь его?
— Некоторое время я действительно оплакивал его, мой лорд. Но для меня после его смерти прошло более полугода. То, что случилось за это время, сделало прошлые переживания незначительными и пустыми.
— Ты опять рычишь.
Аргел Тал что-то утвердительно проворчал, но не проявил желания говорить на эту тему.
— Освящение, — сказал он.
Капитан был удивлен, когда вошел в главную пещеру. Удивлен, но не поражен.
Безусловно, пещера была очень большой, и, учитывая, что кадианские технологии находились приблизительно на уровне давно забытого каменного века Терры, на сооружение подземного помещения такого размера и украшение его стен и пола резными рисунками, символами и стихами явно ушли долгие годы.
Под десятками выгнутых каменных мостиков стремительно неслась подземная река. Закругленные стены освещались дымящими факелами, и мириады теней плясали повсюду, подчиняясь барабанному бою.
Все мостики сходились на центральном островке посреди реки. Здесь, залитая светом, стояла обнаженная Ингетель, на ее бледной коже змеились начертанные краской руны. На долю секунды символы приковали внимание Аргел Тала, и он мгновенно узнал их: каждый значок в стилизованном виде изображал созвездия ночного неба Колхиды. Зубчатое солнце, нанесенное синей тушью, окружало пупок девушки.
Ингетель плотным кольцом окружали барабанщики, колотившие по натянутым шкурам звериными костями. Их было ровно тридцать, и равномерный бой звучал словно пульс целого мира. Вдоль стен и в переходах стояли сотни и сотни кадианцев, наблюдавших за проходящим обрядом. Многие славили своих богов протяжным пением.
Опьяняющие запахи чистой воды, пота шаманов и древних камней почти заглушали все остальные, но Аргел Тал ощутил запах крови раньше, чем увидел его источник. Визор, откликаясь на его нетерпение, навел фокус на противоположный конец сцены. В тени, на краю центрального кольца, из земли торчало десять копий.
Основания девяти копий были испачканы кровью и испражнениями, образовавшими на камнях отвратительные лужицы. На самих копьях висели человеческие жертвы: на каждом по одному дикарю — все проколоты насквозь, и все мертвы. Наконечники копий торчали из раскрытых ртов мертвецов.
— Нельзя позволить, чтобы это продолжалось, — произнес Вендата.
Он был настолько ошеломлен, что его голос утратил жесткость.
И на этот раз Аргел Тал был с ним согласен.
Ингетель продолжала танцевать, и ее стройная фигурка на фоне ярких огней казалась совсем черной. В самом центре, неподалеку от извивавшейся девушки, над всеми смертными возвышался Лоргар. Он молча смотрел на танец, скрестив на груди руки и прикрыв лицо опущенным капюшоном.
Рядом с примархом в боевой броне обливался потом Деймос. Капитан Цар Кворел и его капеллан Рикус стояли чуть сзади. Оба не снимали шлемов. И оба смотрели не на танцующую девушку, а на ряд копий.
— Брат, — обратился по воксу Аргел Тал к своему другу капитану, — в каком бесчинстве мы принимаем участие?
В голосе Цар Кворела сквозило нескрываемое замешательство:
— Когда мы пришли, женщина уже была в таком виде, а примарх стоял и наблюдал. И зверства с копьями уже были завершены. Мы видели столько же, сколько и ты.
Аргел Тал повел Ксафена и Вендату по каменной тропе к примарху. Кадианцы шарахались от них, словно мелкие хищники от своры охотничьих псов, кланялись, шаркали ногами, а потом протягивали дрожащие руки, стараясь прикоснуться к выгравированным на броне колхидским рунам.
— Мой лорд? — окликнул примарха Аргел Тал. — Что происходит?
Лоргар не отводил взгляда от Ингетель. Неискушенному взору Аргел Тала танец девушки казался чувственным, словно она в процессе ритуала совокуплялась с каким-то невидимым существом.
— Мой лорд? — снова произнес Аргел Тал.
Примарх наконец посмотрел в его сторону. В глазах Лоргара отражалась тень Ингетель, танцующая в пламени факелов.
— Кадианцы уверены, что этот ритуал позволит их богам появиться среди нас.
Его голос звучал так же гулко, как бой барабанов.
— И ты позволяешь им это делать?
Аргел Тал шагнул вперед и впервые в жизни проявил неуважение к своему генетическому предку, поскольку его руки легли на рукоятки мечей.
Примарх не счел смелость сына оскорблением. Вернее сказать, он едва ли ее заметил.
— Кровавые жертвы были принесены до того, как меня пригласили в священный зал.
— И все же ты принимаешь участие. Ты терпишь это. Твое молчание поощряет это варварство.
Примарх снова отвернулся и продолжил наблюдать за все более исступленным танцем Ингетель. Возможно, по его безупречному лицу скользнула тень сомнений. А может, это была просто тень девушки.
— Этот обряд ничем не отличается от ритуалов, практикуемых на Колхиде всего за каких-нибудь десять лет до твоего рождения, капитан. Это Старая Вера во всем ее театрализованном великолепии.
