Елизавета Дворецкая - Ясень и яблоня, кн. 1: Ярость ночи
Напевая, она вглядывалась в морскую даль, и ближе к концу песня вдруг стала спотыкаться, будто она сама уже изрядно «выпила пива». Выговаривая слова по одному, Сэла пристально следила за чем-то, так что и братья на веслах стали оборачиваться. В серовато-голубой дали появилось что-то движущееся.
– Э, да там корабль! – воскликнул остроглазый Гуннар. – Корабль, смотрите!
Побросав весла, все стали вглядываться в даль.
– И даже не один! – заметил Аринлейв, прищуриваясь. – Там два… да, два корабля. И оба большие.
– И прямо из моря! – подхватил Альвир. – С островов! Ну, Сэла, это за тобой эриннский конунг в хрустальной золотой ладье!
– Так может, это… Торвард ярл? – с замиранием сердца спросила Сэла.
Она сразу подумала об этом: больше всех королей и чародеев во Фьялленланде сейчас был нужен он, Торвард сын Торбранда. Мигом выбросив из головы предания, Сэла вглядывалась, против воли утверждаясь в этой сумасшедшей надежде.
– А может, это кто-то плывет к нам посчитаться за прежние подвиги Торбранда конунга! – мрачно предположил Ульв. – Если там уже знают, что он убит и мы остались без защиты…
– Нет, нет! – твердила Сэла, сжимая руки и чувствуя во всем теле волнение, трепет, смешанный с еще робким, но быстро растущим ликованием. – Откуда же они могли узнать, ведь прошел всего месяц, а вы сами говорили, что в ту сторону никто еще не плыл мимо вас.
– Никто не мог еще узнать, да еще и собрать войско, снарядить корабли! – поддержал ее Аринлейв, который почти всегда думал с ней одинаково. – И вообще у уладов не бывает таких больших кораблей, они, говорят, между своими островами плавают на лодках из прутьев, обтянутых коровьими шкурами. Торвард ярл их называл «плавучими коровами». А это… смотрите же, это лангскип скамей на двадцать шесть!
Большие корабли шли на веслах и приближались не очень быстро, но уже можно было разглядеть, что это боевые корабли с разноцветными щитами на бортах. Не торговцы какие-нибудь.
– Не повернуть ли нам назад? – предложил осторожный Альвир, оглядываясь в сторону берега. – Все-таки, если что… Если это «морской конунг», нас же просто утопят, чтобы шум не подняли.
– Нет, ни за что! – пылко воскликнула Сэла. От жгучего нетерпения ей хотелось бежать по воде навстречу кораблям. – Ари, давай, гребите! Гребите! Скорее! У них ведь нет красных щитов на мачте! [2]
Аринлейв, разделявший ее чувства, тут же взялся за весло, и братьям осталось только присоединиться: родич из Аскефьорда, ходивший в походы с конунгом, пользовался у сыновей простого бонда большим уважением. Сэла, перебравшись с кормы на нос, тянулась и вглядывалась, так что Аринлейв окликнул ее:
– Эй, сдай назад! А то вывалишься еще… Как Сольвейг!
Сэла оглянулась: историю с исчезновением Сольвейг, сестры их отцов, она отлично знала, и неспроста Аринлейв вспомнил этот случай именно сейчас, когда другой конунг возвращается в Аскефьорд… Но размышлять об этом было некогда: большие корабли все приближались, и Сэла узнавала их.
– Там «Ушастый», первым идет «Ушастый»! – твердила она, в нерассуждающем восторге едва не прыгая на дне лодки. – Я же говорю, это он!
«Ушастый», дреки на двадцать шесть скамей по каждому борту, был кораблем Торварда ярла, захваченным в прошлогоднем сражении с конунгом Граннланда. Резную голову дракона на его переднем штевне украшали огромные уши с гребнем, больше похожие на крылья, из-за чего корабль назывался «Крылатый Дракон», но вслед за веселым Торвардом ярлом все стали звать его «Ушастым». Не узнать такой приметный корабль было невозможно – как и самого Торварда ярла, чью высокую, сильную фигуру Сэла уже вскоре разглядела. Он стоял на носу, вглядываясь в лодку, плывущую навстречу. Сэла замахала ему, и он взмахнул рукой в ответ, должно быть, узнав ее. Искрой блеснул золотой браслет на его запястье, словно осколок солнечного луча, и сам, рослый, мощный и стройный, в красной рубахе, с поясом, густо усаженным золотыми бляшками, – Торвард ярл любил одеваться ярко даже в походе, – был похож на молодого бога, выплывающего на заре из-за грани Иного Мира. Сэла нетерпеливо махала ему, и слезы просились на глаза от внезапной радости – Торвард ярл был гораздо лучше, чем заморский конунг на хрустальной ладье! Торварда ярла, открытого, дружелюбного, ничуть не надменного, отважного и веселого, в Аскефьорде все любили. Но первые двадцать пять лет он прожил как бы в тени своего сурового прославленного отца, и только теперь, когда он остался их единственной опорой и защитой, Сэла по-настоящему осознала, как он дорог им всем – всем, для кого он отныне равнозначен солнцу в небе.
Свободные от весел хирдманы на «Ушастом» тоже узнали людей в лодке, над морем пролетел приветственный крик: все были рады еще здесь, за целый переход до Аскефьорда, увидеть знакомые лица.
– Так он же, выходит, ничего не знает… – пробормотал за спиной у Сэлы озадаченный Ульв.
Тем временем лодка подошла к «Ушастому» вплотную; Торвард ярл, крикнув что-то, сделал знак гребцам у себя за спиной. Лодка ткнулась в борт «Ушастого», Торвард перегнулся и протянул руки Сэле; она подала ему свои, и он мгновенно, так что братья только ахнули, выдернул ее из лодки, поднял и посадил на борт, крепко держа за талию. И вот он был перед ней – смуглый, с черными бровями, со своим знаменитым шрамом, который неровной беловатой полосой тянулся от правого угла рта до заднего края челюсти. Как всегда после разлуки, он показался Сэле каким-то очень ярким, бурным, новым и неожиданным. И его весело блестящие карие глаза смотрели на нее с таким восторгом, словно к ней-то он и стремился через моря. В походах Торвард всегда скучал по дому и был рад увидеть хоть кого-то из Аскефьорда уже сейчас, а тем более девушку, потому что из всего населения Аскефьорда девушек он любил больше всех!
– Сэла! – радостно восклицал он и жадно целовал ее, покалывая щеки и губы своей черной щетиной, не бритой уже дня три. – Вот так подарок! Ты меня встречаешь, мне не мерещится! Как же ты догадалась, что я сегодня вернусь? Вещий сон видела? С меня колечко! Ну, как у нас там, солнце мое?
Сэла засмеялась и положила руки ему на грудь. «Солнце мое» Торвард ярл называл девушек, с которыми его связывали теплые чувства известного рода. Она не стремилась попасть в их число, но сейчас его бурная и искренняя радость от встречи, его горячие поцелуи и это «солнце мое» – знак ближайшей сердечной привязанности – вызывали в душе неразумную и такую приятную слабость. Все-таки он был лучше всех парней Аскефьорда, выше всех не только положением, но и качествами. Сэла твердо решила, что не станет в него влюбляться, – они не пара, и нечего зря вздыхать! Правда, на том памятном Празднике Дис и она среди общего веселья чуть не лишилась рассудка, а с ним и еще кое-чего, для девушки даже более важного. Почему она не противилась, когда ее бережно, но решительно увлекали в укромное место за выступом скалы в Драконьей роще, – она и сама не могла потом объяснить. Почему-то в то время предчувствие того, как сильные руки Торварда ярла мягко положат ее спиной на мох, вызывало не ужас, а скорее наоборот… Должно быть, возбуждение весеннего праздника и манящая страсть его поцелуев свели ее с ума. И долго еще при воспоминании об этом вечере ее пробирала дрожь – но, пожалуй, не от страха… Конечно, потом она опомнилась и была признательна брату, который так своевременно вмешался, но и теперь, несмотря на мудрые и решительные обещания, данные Аринлейву и самой себе, Сэла не могла не признать, что нет во Фьялленланде человека, более достойного любви, чем Торвард ярл!
