А. Захарченко - Пираты Гора
Но почему же Кос и Тирос готовятся выступить против Порт-Кара? Что произошло? Нет, не может быть. Все это беспочвенные слухи. Болтовня! Назойливо возвращающаяся мысль вызывала раздражение. Я снова и снова старался выбросить ее из головы.
Лучше стоит подумать, какие корабли мне следует приобрести для своей флотилии. Денег на покупку двух новых вполне хватает. Это будут, конечно, круглые корабли, с низкой посадкой, вместительными трюмами и широкими парусами, с хорошей, тщательно подобранной командой. Я уже даже наметил для них маршруты плавания: к Янде и Тарвальдсленду. Каждый такой корабль будет, конечно, сопровождаться небольшой, подвижной галерой. Если все пойдет как надо, вложенные деньги быстро себя окупят.
Внезапно у меня за спиной появился мальчик и вложил мне в руки записку. Я обернулся; это был мальчишка-посыльный при Совете капитанов, в красно-желтой тунике и с тщательно причесанными длинными волосами.
Сложенный вчетверо листок бумаги был запечатан расплавленным воском. Я пригляделся; на поверхности воска отсутствовали какие-либо следы личной печати отправителя.
Я развернул бумагу.
Послание было коротким, выведенным печатными буквами. «Я хотел бы увидеться с вами», — говорилось в записке. Подпись «Самос» также была сделана крупными печатными буквами.
Я скомкал бумагу в руке.
— Кто передал тебе записку? — спросил я у мальчишки.
— Какой-то мужчина, — ответил он. — Я его не знаю.
Я посмотрел на Лисьяка, откинувшегося в кресле и положившего на подлокотник свой позолоченный шлем с капитанским гребнем из шерсти слина.
Он с любопытством наблюдал за мной.
Я не был уверен, что послание действительно отправлено Самосом.
Если записка его, значит, он узнал, что Тэрл Кэбот находится сейчас в Порт-Каре. Но каким образом он смог это выяснить? И что еще удивительнее, как он сумел догадаться, что Боcк, этот торговец и забияка, каким меня знали в Порт-Каре, и человек, некогда бывший воином из Ко-ро-ба, — одно и то же лицо?
Если так, значит, нет ничего удивительного, что он хочет увидеться со мной и несомненно напомнит о моей службе Царствующим Жрецам.
Но я больше ни у кого на службе не нахожусь. Я служу теперь только самому себе.
Я почувствовал раздражение.
Почему я должен держать перед кем-то ответ в своих действиях?
Да плевать я хотел на эту записку!
В этот момент в зал заседаний Совета капитанов ворвался человек.
На лице у него застыло какое-то безумное выражение.
Я тотчас узнал его: это был Хенрак, тот самый, что предал своих общинников-ренсоводов и, стоя с белой шелковой повязкой на руке, наблюдал, как их вылавливали, чтобы обратить в рабство.
— Арсенал! — закричал он диким голосом. — Арсенал горит!
Глава одиннадцатая. ГРЕБЕНЬ ИЗ ШЕРСТИ СЛИНА
Капитаны с воплями вскакивали со своих мест. Их массивные стулья с грохотом падали на пол. Ответственный секретарь что-то кричал, очевидно, отдавая какие-то распоряжения, но его никто не слушал. Все помчались к дверям, ведущим в коридор и дальше — на внутреннюю вымощенную камнем площадь, расположенную перед зданием Совета.
Я увидел испуганно мечущихся мальчишек-посыльных, пытающихся в начавшейся неразберихе подобрать разлетевшиеся по полу бумаги и путающихся у всех под ногами.
И тут я обратил внимание, что Лисьяк, развалившийся в кресле с надетым на подлокотник шлемом с капитанским гребнем из шерсти слина, не двинулся с места.
Заметил я также, что писец, обычно сидевший на стуле по правую руку от неизменно пустующего трона Генриса Севариуса Пятого и выполнявший на заседаниях Совета роль его доверенного лица, уже исчез.
Снаружи через распахнутые настежь массивные двери в зал доносились тревожные крики и лязг оружия.
Лисьяк с перехваченными сзади алой лентой волосами неторопливо поднялся.
Он водрузил на голову шлем и обнажил меч.
Мой клинок также оставил ножны.
Однако Лисьяк с мечом наготове зашагал к выходу и, бросив на меня быстрый взгляд, выскочил из зала через боковую дверь.
Я оглянулся.
В углу, там, где кто-то второпях обронил на пол светильник, уже занималось пламя.
Повсюду валялись опрокинутые стулья, исписанные, залитые чернилами листы бумаги.
Ответственный секретарь в оцепенении стоял за окончательно опустевшим центральным столом, за которым в правильном порядке возвышались предназначавшиеся для правителей города пять тронов с широкими спинками.
К секретарю подходили обменивающиеся испуганными взглядами писцы; чуть поодаль сбились в кучу несколько мальчиков-посыльных.
Тут в комнату ввалился какой-то весь залитый грязью капитан. Из груди у него торчала стрела. Едва держась на ногах, он сделал два-три неверных шага и, цепляясь за спинки кресел, замертво повалился на пол. Следом за ним, группами по четыре-пять человек, появились еще несколько возбужденно переговаривающихся, размахивающих оружием капитанов. Некоторые из них, очевидно, получившие легкие ранения, были в крови, но все они передвигались самостоятельно.
Я вышел в центр зала, к пустующим тронам.
Жавшиеся друг к другу мальчики-посыльные встретили меня испуганными взглядами.
— Потушите огонь, — сказал я им, кивнув на расползающееся по полу пламя от упавшего светильника.
Мальчики бросились выполнять приказание.
— Соберите и сохраните все записи заседаний Совета, — обратился я к ответственному секретарю.
Тот очнулся от оцепенения.
— Да, капитан, — ответил он и стал поспешно собирать исписанные листы, словно только и ждал моего распоряжения.
Я вложил меч в ножны и, подхватив громадный стол, расплескивая стоявшие на нем в медных чашечках чернила, поднял его высоко над головой.
Вокруг раздались изумленные крики.
С трудом переставляя ноги, я медленно двинулся к двери.
Отбиваясь от наседающего неприятеля и падая, сквозь дверной проем в зал отступили еще несколько капитанов.
Они были последними из тех, кому удалось спастись.
Напрягшись изо всех сил, я швырнул длинный стол над их головами.
Всем своим чудовищным весом он обрушился на наступавших, показавшихся в дверном проеме, подминая их под себя и ломая им кости. Зал тут же наполнился стонами и душераздирающими воплями.
— Несите кресла! — приказал я капитанам.
Большинство из них были ранены; но те, кто мог держаться на ногах, подносили все новые и новые тяжелые кресла и швыряли их в дверной проем, загораживая ими проход в зал.
Выпущенные нападающими из арбалетов стрелы разлетались по всему залу, вонзались в спинки кресел и легко расщепляли их своими металлическими наконечниками.
— Столы! Несите столы! — распорядился я.
Капитаны, писцы, мальчишки-посыльные, облепив столы по четыре — шесть человек, потащили их к дверному проему и свалили поверх нашей баррикады.
Кое-кто из нападавших пытался взобраться на нее, но сначала им пришлось помериться силами с Боском, взобравшимся на вершину нашего не слишком надежного сооружения.
Для самых настойчивых наиболее сложным препятствием оказался меч Боска.
Уже четверо нападавших один за другим скатились по нагромождению стульев и столов и остались неподвижно лежать на полу.
Выпущенные из арбалетов стрелы целым роем просвистели у меня над головой.
Я рассмеялся и спрыгнул с нашей баррикады. Желающих перебраться через нее больше не находилось.
— Ну что, сможете удержать эту нашу позицию? — спросил я у окружающих меня капитанов, писцов и мальчишек-посыльных.
Ответ был утвердительным и единодушным.
— Хорошо, — заметил я и оглянулся на боковую дверь, через которую ускользнул Лисьяк и, как я предполагал, тот, что выступал на заседаниях Совета представителем интересов Генриса Севариуса. Некоторые из писцов и посыльных также выбрались через эти двери,
— Присматривайте за этой дверью тоже, — сказал я оказавшимся рядом со мной капитанам.
Они тут же поспешили к двери, позвав себе на помощь нескольких писцов, а мы с двумя капитанами направились к расположенной в дальнем конце зала узкой винтовой лестнице, ведущей на крышу здания. Вскоре мы уже оказались на ее пологих черепичных склонах, украшенных по краям небольшими башенками с декоративными бойницами.
Отсюда нашим глазам открылись поднимающиеся в лучах предзакатного солнца густые клубы дыма, серой пеленой затянувшие пристань и здание арсенала.
— В бухте не видно кораблей ни Тироса, ни Коса, — задумчиво произнес стоящий рядом со мной капитан.
Я это уже заметил.
Взмахом руки я указал на причалы:
— Эти принадлежат Чангу и Этеоклю? — спросил я.
— Да, — ответил капитан.
— А те, — кивнул я на причалы, расположенные дальше к югу, — находятся в собственности Нигеля и Сулиуса Максимуса?
