Фрэнк Герберт - Дюна
У самых дверей стояли широкие чаши для омовения, с желтыми и зелеными ободками. Рядом с чашами — стойка для полотенец. Экономка ему объяснила, что по обычаю гости при входе в столовую должны опустить руки в чашу и несколько раз плеснуть водой на пол, потом вытереть руки полотенцем и бросить его под ноги. После обеда за выжимками из полотенец у ворот замка соберутся нищие.
Чего еще ждать в харконненском владении, мелькнуло у Лето. Все, что угодно, лишь бы унизить человека! Он глубоко вздохнул, чувствуя, как напрягаются мышцы от накатившего гнева.
— Этого обычая больше не будет, — пробормотал он.
Из ведущей на кухню двери напротив показалась служанка — сморщенная, какая-то скукоженная старуха — ее тоже порекомендовала экономка. Герцог поднял руку, подавая ей знак. Старуха вышла из-за двери и засеменила к нему через всю залу. Пока она шла, герцог рассматривал ее лицо — грубая, дубленая на солнце кожа и синие глаза без белков.
— Милорду что-то угодно? — она склонила голову и полуприкрыла глаза.
Он указал рукой на чаши:
— Все это — убрать. Вместе с полотенцами.
— Но… Благороднорожденный…
— Я знаю обычай, — оборвал герцог. — Унести чаши к воротам. Как только мы сядем за стол и до конца обеда выдавать каждому нищему по полной чашке воды. Ясно?
Сморщенное лицо исказилось целой гаммой чувств: злобой, досадой, обидой…
Герцог внезапно сообразил, что старуха-то, наверное, собиралась торговать выжимками из затоптанных ногами полотенец, вымогая последние гроши у несчастных, толпящихся перед воротами. Возможно, это тоже обычай.
Его лицо потемнело, и он нахмурился:
— У дверей я поставлю солдата. Он проследит, чтобы мой приказ был в точности выполнен.
Круто развернувшись, он вышел и направился в Большую гостиную. В голове теснились воспоминания, бессвязные, как бормотание старой, беззубой бабки. Речки, озера, волны, травы… Яркое солнце и никакого песка. Летние дни пронеслись в памяти, прошелестев как листья на ветру.
Все в прошлом.
Да ведь я старею, подумал он. Надо же, как расчувствовался! А из-за чего? Из-за наглой, жадной прислуги!
В Большой гостиной стояла у камина леди Джессика, окруженная группой гостей. Яркое пламя трещало и отбрасывало красноватые отблески на тонкие дорогие ткани, драгоценности и кружева. Он узнал фабриканта из Картага, выпускающего защитные костюмы, агента по торговле электронным оборудованием, торговца водой, шикарный особняк которого находился почти на самом южном полюсе, рядом с его ледоперегонным заводом, представителя банка Гильдии, высокого и настороженного, поставщика запчастей к технологическому оборудованию и некую тощую даму с бесстрастным взглядом, якобы занимающуюся межпланетным туризмом, на деле же обслуживающую шпионов, контрабандистов и им подобных.
Большинство женщин в гостиной, казалось, принадлежали, к одному типу: одеты безукоризненно модно, держатся безупречно, этакая смесь неприступности с почти животной чувственностью.
Даже не будь Джессика хозяйкой дома, она все равно выделялась бы среди остальных, подумал герцог. На ней не было никаких драгоценностей, для своего вечернего туалета она выбрала теплые тона. Длинное платье повторяло цвет пылающего в камине огня, отливающие бронзой волосы схвачены темно-коричневой, как весенняя земля, лентой.
Он догадался, что это сочетание не случайно — она тонко упрекает его, намекает на возникшую между ними в последнее время холодность. А теплые тона всегда ему нравились, Джессика прекрасно знает об этом.
Среди остальных, даже не среди, а скорее чуть в стороне, стоял Дункан Айдахо. Его парадная форма сверкала золотым шитьем, плоское лицо абсолютно непроницаемо, черные вьющиеся волосы аккуратно причесаны. Отозванный из пустыни, он выполнял специальное распоряжение Хайвата: «Под видом охраны леди Джессики, держать ее под постоянным наблюдением».
Герцог оглядел залу.
В углу, окруженный подобострастными юнцами и девицами — отпрысками состоятельных людей Аракина, стоял Поль. В этой группе бросались в глаза трое офицеров из личной охраны герцога, почти на голову возвышавшиеся над остальными. О девицах герцог позаботился сам. При желании молодой наследник мог бы неплохо позабавиться. Но Поль обращался со всеми одинаково — сдержанно и благородно.
Он будет носить титул с достоинством, подумал герцог и тут же ощутил холодок где-то внутри: по сути дела это была мысль о смерти.
Поль увидел в дверях отца и отвел глаза. Всюду вокруг него расхаживали гости, сверкали драгоценными перстнями руки, звенели бокалы (провозглашая заздравный тост, каждый незаметно проверял напиток крохотным, встроенным куда-нибудь в запонку ядоловом). Но разглядывая лица, он вдруг понял, какие все здесь чужие друг другу. Под дешевыми улыбчивыми масками скрывались гнусные мысли, а за безмятежным щебетом — холодная немота сердец.
У меня кислое настроение, решил Поль и подумал: А что бы сказал по этому поводу Джерни?
Он знал, откуда взялось это настроение. Ему ужасно не хотелось разыгрывать роль молодого наследника, но отец настоял: «Ты занимаешь определенное положение в обществе. Это позиция, на которой надо закрепиться. Ты уже достаточно взрослый, сынок. Почти мужчина».
Поль увидел, как его отец показался в дверях, осмотрел присутствующих и направился через всю залу к группе, где была леди Джессика.
Как раз в ту минуту, когда он к ним подошел, торговец водой задал ей вопрос:
— Правда ли, что герцог хочет наладить управление погодой?
Стоя у него за спиной, герцог ответил:
— Мы не строим таких далеких планов.
Торговец обернулся, и герцог увидел его круглое, невыразительное, смуглое от загара лицо.
— А-а-а, герцог. А мы вас не заметили.
Лето бросил взгляд на Джессику.
— В другой раз рекомендую замечать, — потом снова перевел глаза на водяного магната, рассказал ему про свой приказ относительно чаш для умывания и добавил: — До тех пор, пока мои приказы здесь что-нибудь значат, этого обычая больше не будет.
— Это ваш приказ, как повелителя Аракиса, милорд?
— Что касается остальных, то я считаю это… вопросом их совести, — ответил герцог.
Он обернулся и увидел, что к их группе присоединился Каинз. Какая-то женщина сказала:
— Мне кажется, это так великодушно…
На нее зашикали.
Герцог посмотрел на Каинза, одетого в старомодный темно-коричневый мундир с эполетами гражданской Императорской службы и крошечным золотым знаком отличия на воротничке.
Торговец водой сердито спросил:
— Значит, герцогу не нравятся наши обычаи?
— Этого обычая больше нет, — отрезал Лето, кивнул планетологу, отметил нахмурившееся лицо леди Джессики и подумал: Ей совсем не идет хмуриться. Но зато все обратили внимание, что мы недовольны друг другом,
— С позволения герцога, — горячился водный магнат, — я хотел бы продолжить разговор о наших обычаях…
— А не пора ли к столу? — спросила Джессика.
— Но у нашего гостя есть вопросы, — улыбнулся герцог. Он разглядывал круглое, с большими глазами и толстыми губами лицо торговца и вспоминал, как его отрекомендовал Хайват: «…а за этим водным воротилой тоже надо присматривать. Запомните его имя, милорд, — Лингар Бьют. Харконнены прибегали к его услугам, но так и не добились, чтобы он работал только на них».
— Связанные с водой обычаи вообще очень интересны, — Бьют широко улыбнулся в ответ герцогу. — Мне было бы очень любопытно узнать, что вы собираетесь делать с вашей домашней оранжереей? Неужели вы не постесняетесь так роскошествовать на глазах у несчастных?! А, милорд?
Герцог гневно уставился на него, чувствуя, как кровь приливает к лицу. В голове вихрем пронеслись мысли: Какая дерзость бросить ему вызов в его же герцогском замке! Ведь этот торгаш только что подписался под обещанием верности Дому Атрейдсов. Бьют понимает, что он крепко стоит. Еще бы: вода на Аракисе — это сила. Если, например, он заминировал все водопроводы так, что их можно подорвать по его сигналу, то… А он, кажется, в состоянии выкинуть такую штуку. Разрушение системы водоснабжения приведет к гибели всей планеты. Ясное дело, что Харконнены ходили перед ним на задних лапках.
— Мы с герцогом имеем совсем другие виды на эту оранжерею, — сказала Джессика. Она повернулась к Лето и очаровательно улыбнулась. — Несомненно, мы ее сохраним, но сделаем доступной для всех жителей Аракиса, Я и герцог, мы оба мечтаем о том дне, когда климат изменится настолько, что все эти растения смогут расти повсюду.
Умница! подумал Лето. Что, торгаш, скушал?
