Лана из Змейгорода (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев"
От выплеска темной магии русалок корежило, как от каленого железа, но ни одна не покидала хоровода, не прерывала пения, зная, что мужьям, отцам и братьям на поле битвы придется куда жарче.
— Он с тобой объяснился? — вечером перед началом последних приготовлений спросила Дождирада у Даждьросы.
Та только печально покачала головой.
— Ну он же мне обещал! — раздосадовано топнула маленькой ножкой сестра воеводы.
— Видимо, опять решил отложить, — вздохнула Даждьроса.
— Да куда уже откладывать? — воскликнула опечаленная Дождирада.
Лана тоже чувствовала себя неуютно, словно невесомое покрывало плачеи превратилось пудовый кольчатый капюшон с железным колпаком в придачу. И почему она в эти дни не позволила Яромиру больше, чем всегда? Зачем устыдилась соседей по лечебнице, отчего не нашла возможности уединиться, согласившись с неожиданно разумными доводами ящера о доле горькой вдовицы и детях-сиротах. Гордею это не остановило, как и ее отца, который, потеряв вместе с другими жителями посада и хозяйство, и дом, накануне битвы благословил дочь и назвал Медведко зятем.
Яромир, впрочем, в плохое не верил и в будущее смотрел с надеждой. Выслушав наставления Велибора, он, памятуя зимний поход, посоветовал воеводе тоже лишний раз не лезь в самое пекло!
— Тебе еще на моей свадьбе гулять тысяцким! — добавил он, обнимая Лану.
— А ты на мою свадьбу тысяцким пойдешь? — уважительно кивнув невесте друга, пытливо глянул на него Велибор.
— Да хоть ложкомойником! — просиял Яромир, который, конечно, тоже видел, что происходило между Даждьросой и воеводой, и не мог понять, почему они так себя ведут.
Конечно, все знали, что в запасе у ящеров и русалок почти что вечность. Но роковая случайность или злой умысел могут оборвать нетленную жизнь потомков бессмертных в любой миг.
Когда солнце показалось из-за горизонта, окрасив розовым снежные шапки на вершинах дальних гор, дождь прекратился, и промоченная равнина, отразив лучи пробуждающегося светила, вся заблестела, точно усыпанная самоцветными яхонтами и адамантами. Дождь, конечно, основательно промочил почву, сделав ее вязкой, но он же смыл с равнины большую часть скверны, направив ее вместе с водами Свияри в низину, где располагался лагерь Кощеевых слуг, превратив его в болото. И теперь солнце припекало вовсю, подсушивая почву. Тем более что небо, ворожбой русалок постепенно очищалось от облаков.
Пускай Лана и ее сестры не принимали истинного облика и не надевали на нежные тела кольчуг, как некоторые из смертных женщин, занявшие место в боевом строю или вышедшие на стены с луками. Однако безучастными зрительницами они в этот страшный и великий день оставаться не собирались. Едва прозвучал сигнал, они вновь встали в круг, сейчас на стенах, помогая кудесникам. Ибо едва только заскрипели, открываясь, ворота, на которые не раз уже предпринимались атаки, как в сторону разверстого проема, не давая защитникам Змейгорода выйти за стены, устремились разрушительные заряды темной магии и драконы Нави.
— Ну, началось! — с презрением выдохнули седоусые ветераны, шедшие в первых рядах, чтобы даже гибелью подать пример молодым.
— А вы, братцы, рассчитывали, что Кощеевы слуги вызовут вас на поединок или он сами выйдет, чтобы лучшим бойцам Змейгорода показать, что драться совсем не умеет? — отозвались воины помоложе, те, кто шел вперед с копьями наперевес, чтобы, встав в несколько рядов, создать необоримый заслон вражеской коннице.
— Да о каком поединке в случае с Кощеем вообще может идти речь, если он Правду не просто попирает, а над ней глумился, изобретая все новые подлые уловки и исповедуя Ложь? — задорно отозвались те бойцы, которые привыкли сражаться верхом, осыпая врага стрелами. — Вспомните, как едва не вышло с русалками!
К счастью, жители Змейгорода давно уже на угрозы хозяина Нави привыкли отвечать огнем, а посулам не верить. Если же кто давал слабину, жестоко расплачивался, как злополучный боярин Змеедар.
Вот и сейчас попытка застать ящеров врасплох не достигла цели. Темные заклинания еще на подлете к плотине наткнулись на незримую преграду, сотканную кудесниками и русалками, которые, не замолкая, вели нескончаемую песню-оберег. Веда и Мудрейший, принимавшие основной удар, уже охрипли, но замолкнуть себе позволяли лишь на миг, чтобы медом и елеем смазать воспаленное горло, пока остальные русалки продолжали пение, распустив волосы и то опуская руки к земле, то устремляя их к небесам.
В сосредоточенном, вдохновенном бдении каждая из русалок уподоблялась Мировому древу, связывая Явь, Славь и Правь с Восходом, Закатом, Полуднем и Полуночью, из своего тела создавая вселенную, защищая жизнь и готовясь ее воспроизвести. В груди у каждой участницы обряда словно играли построенные из звучной ели несмолкаемые гусли, и их пение, затронув струны голосовых складок, вырывалось наружу серебряными нитями для того, чтобы исправить ткань мироздания, нарушенную темными заклинаниями.
Их песня не смолкала до тех пор, пока пешие и конные бойцы не вышли за стены, спокойно разворачивали ряды. А в это время в небесах уже вели схватку ящеры Змейгорода и драконы Нави. Лана специально не следила. От напряжения у нее вздувались на лбу жилы, по спине стекал холодный пот, перед глазами вставала пелена. Но она не могла отвести взор, чувствуя небывалый прилив сил, если примечала в облаках покрытую золотой чешуей крылатую фигуру.
Она стояла ошую от забрала именно там, где сражался ведомый Яромиром полк левого крыла. Поэтому лучше других видела, что творится с этой стороны в небе, где гигантские тени крылатых ящеров сходились и расходились, временами заслоняли солнце, и, точно грозовые тучи, попеременно изрыгая всполохи огня и страшные ледяные заклинания. Хотя защитники Змейгорода уступали числом, они не позволяли драконам Нави не только взять верх, навязывая свою волю, но и не давали атаковать вышедших на поле смертных и бескрылых потомков ветви Полоза.
«Тесните их, ребятушки! Не давайте спуску супостатам! Чтоб им не продохнуть было!» — улавливала Лана обращенную к боевым товарищам мысленную речь любимо.
Закладывая головокружительные петли, вращаясь, точно бочка на мелководье, стелясь над горами или выныривая из-за облаков, Яромир, действовали настолько дерзко и стремительно, что не только управляемые заклинателями умертвии, но и драконы Янтарного побережья не могли ему ничего противопоставить.
«Держитесь парами и звеньями! — командовал Яромир. — Гоните их к стенам, пусть отведают гостинцев наших стрелометов. Мы для них кое-что припасли!»
Подавая товарищам пример, действуя в тройке с Боемыслом и Боеславом, он увлек за собой целое звено вражьих драконов, ведомых неразумной тварью, на спине которой сидел заклинатель, закладывая над городом крутой вираж.
«Давайте, ребята!» — обратился он к Гордею и его стрелометчикам.
И хотя смертные мысленную речь разобрать не могли, посыл они достаточно быстро поняли, и дважды объяснять, что делать им не пришлось. Тем более за дни осады, даже новички приобрели бесценный боевой опыт. Едва лишь заклинатель, увлеченный погоней за отчаянным ящером, золотая чешуя которого, сияя на солнце, служила дополнительной приманкой, позволил приблизиться ведомому им клину на достаточное расстояние, из стрелометов полетели стрелы.
— Есть! Получилось! — ликовал Гордей, которому удалось поразить не просто тупое умертвие, но самого чародея, одного из тех, кто составлял верхушку воинства Ледяных островов.
Еще двоих заклинателей достал развернувшийся для атаки Яромир.
Хотя Лана чувствовала, что губы немеют, а в горле что-то булькает, как после долгого полета или бега, она не прекращала пения, всю себя отдавая звукам, пытаясь помочь милому, оградить и защитить. В конце концов, когда она едва не упала, еле удерживаясь на ногах, сознания коснулась ворчливая мысль:
«Ланушка-лапушка, ты уж там не перестарайся! Нам с тобой еще свадьбу играть. Да и битва пока только начинается. Ты посмотри, что творится на земле».