Дэн Абнетт - Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II
Хенрикос добрался до капитана, когда мономолекулярный нож достал плоть.
Железные пальцы сержанта сжались на кисти Десаана, крепко удерживая ее.
— Держись, брат! — закричал он, пытаясь взять оружие под свой контроль. Пока Хенрикос боролся, он увидел лица в темноте. Они мелькали, нематериальные, словно обрывки ледяного тумана. Хенрикос выпустил в одного болтерную очередь, но призрак растворился, прежде чем она достигла его. Раздался насмешливый вой, вызвавший гримасу отвращения на лице сержанта.
— Бион, это ты? Я не вижу, брат, — голос Десаана был полон боли.
Его визор был темен, как железная повязка на глазах.
— Держись, брат-капитан! — призвал Хенрикос, но бионическая сила Десаана была невообразима. Даже вдвоем они проигрывали, и клинок сдвинулся немного ближе, пронзая плоть.
— Быть выпотрошенным собственным боевым ножом, — сказал Десаан с болезненной гримасой. — Не так славно, как я надеялся.
— Ты еще жив, — заверил Хенрикос. — Отклонись…
Отпустив руку Десаана, он выхватил свой медузанский клинок и насытил его энергией. Это заняло у него на несколько секунд больше, чем должно было, его железная рука сопротивлялась ему.
Скоро оно и до нас доберется.
— Что ты делаешь?
— То, что должен, — визг разрезаемого металла заглушил рев, когда Хенрикос начал отпиливать руку капитана.
Десаан изо всех сил старался не двигаться и молчать.
— Если ты поскользнешься… — прорычал он сквозь стиснутые зубы.
— Ты потеряешь голову, — ответил Хенрикос и продолжил резать.
Вокруг них маячили призраки, то появляясь, то растворяясь в шторме. В том же ритме усиливалась или ослабевала колдовская власть над аугментикой Железных Рук.
Последние кабели и сервомеханизмы отделились с потоками масла и искр, оставив только наруч. Хенрикос, весь в поту, резко остановился, и железнорукие одновременно выдохнули.
Ветер нес прерывистые звуки болтерной стрельбы, становившейся все интенсивнее с каждой минутой. Шторм затихал, и призраки пропадали. К вышедшим из строя морлокам вернулась боеспособность, но когда пыль осела, стала очевидна высокая цена, заплаченная за это.
На земле лежали несколько терминаторов, пронзенных собственными мечами и сраженных собственными булавами. По меньшей мере еще трое были убиты призрачными воинами. Многие получили ранения.
Зрение к Десаану вернулось, и он поморщился при виде отсеченной конечности, однако благодарно кивнул сержанту.
— Рассудительность не самая сильная моя черта.
— Ты высказал свою точку зрения, я — свою. Больше говорить не о чем.
Каждый быстро отдал честь, и вопрос был улажен.
Десаан оглянулся.
Нигде не было видно убитых врагов.
— Здесь вообще был бой? — спросил Медузон, когда перегруппировал Десятую Железную.
— Я поразил одного, и он не мог выжить, — сказал Десаан.
— Как и я. Его голова оторвалась от тела, — сказал присоединившийся к ним Таркан.
Десаан нахмурился.
— Даже их смерть труслива. Они все исчезли.
Разговор прекратился, когда из рассеивающейся темноты появилась фигура. Горжет и левый наплечник были отмечены ужасными зарубками, которые, будь они на сантиметр ближе, лишили бы первого капитана головы. Четыре глубокие борозды были оставлены молниевыми когтями.
— Как и примарх, — сказал Габриэль Сантар. — Лорд Манус пропал.
Воля железа
— Он не мог погибнуть.
В тоне Медузона звучало сомнение, заставившее Сантара стиснуть зубы.
— Предательский удар… — пробормотал Десаан. Они все были страшно уязвимы в долине, но он тут же отверг замечание. — Горгона нельзя убить, — заявил он более громко. — Ни один вероломный клинок труса не сможет даже пробить его кожу. Это невозможно.
— Тогда где он? — спросил Медузон.
Хотя пустынная долина вернулась к своему естественному облику, в ней по-прежнему было полно расщелин, скал и разбросанных валунов. Даже беглая оценка давала больше двух дюжин возможных участков, где примарх мог столкнуться с вероломством врага.
Десаан понял, что не может ответить.
Сантар проследил за его взглядом и включил радиосвязь. Несомненно, ничто такое заурядное, как яма-ловушка, не могло убить Горгона.
— Железнорожденный?
Рууман был все еще на линии хребта, медленно направляя свои дивизионы тяжелой поддержки к впадине, наблюдать за которой больше не было необходимости.
— Ничего не видно, первый капитан. И я не могу прицелиться в ваших призрачных врагов, — добавил он уныло.
— А сейчас? — спросил Сантар, когда остальные офицеры собрались вокруг него.
— Огромная золотая равнина, но никаких следов нашего примарха. Или его гибели.
Сантар отключил связь. Его лицо походило на отшлифованное железо.
— Лорда Мануса нельзя убить, — заявил он, взглянув на Десаана, — но я не брошу его. Если эльдары добрались до него, если каким-то образом поймали в ловушку, тогда мне жаль этих глупцов. Они схватили расплавленный клинок голыми руками и сгорят из-за этого.
Его сердитый взгляд нашел Медузона.
— Капитан, командуй батальонами. Направь их к местонахождению последнего узла и подтверди его наличие. Я останусь с пятьюдесятью воинами, чтобы начать поиск нашего повелителя.
— Мы все еще можем объединиться, подождать Армию и направить больше людей на поиски, — предложил Медузон.
Сантар был непреклонен.
— Нет. Если они доберутся до нас, я найду им применение. В противном случае, я намерен следовать приказам лорда Мануса и найти узел.
Кивнув, Медузон отправился собирать легион, а Сантар подошел к своему товарищу и заместителю.
— Дай мне пятьдесят своих лучших воинов. Приведи Таркана и его снайперов, а также Хенрикоса. Остальные пойдут с Медузоном под его командованием, пока я не вернусь. Понятно?
— Да, первый капитан.
Десаан задержался.
— Я что-то пропустил, брат-капитан? — спросил Сантар.
— Где он, Габриэль?
Пока остальные легионеры готовились, Сантар оглядел бесконечную пустыню.
— Поблизости, надеюсь.
— А если нет?
— Тогда я буду верить, что наш лорд сможет выбраться из любых передряг, которые с ним приключились. Ты должен делать то же самое.
— Дело в шторме, Габриэль. Мы сражались с чем-то неестественным. В песках есть невидимые враги.
— Мир вокруг нас меняется, Ваакал. Ты и я видели это.
— Некоторые вещи нужно оставлять в темноте. Я не предвкушаю их возвращение.
Молчание Сантара намекало на его согласие.
Мир, вся Галактика менялись. Они чувствовали это, все Легионес Астартес чувствовали. Сантар размышлял, по этой ли причине Император вернулся на Терру, и что это значит для их будущего. Даже любимые сыновья Императора не знали, и Габриэль видел, как сказывается на его собственном отце вызванная этим боль.
Ожидая Десаана, отправившегося собирать поисковой отряд, он прикоснулся к собственноручно сделанным бороздам на боевом доспехе и задумался над верой Железных Рук в бионику. Кто бы ни были эти враги, они знали сильные стороны легиона и как им противостоять. Плоть и железо были мощным сплавом, но, как в каждом сплаве, чтобы добиться идеальной ковки, нужен верный баланс. В этот момент их металл выглядел дефектным. Возможно, Медузон был прав на счет объединения.
Теперь это не имело значения. Они рассредоточены, но они победят. Это был путь Железных Рук.
Перед ними стояли пятьдесят легионеров, жаждущих действия, и он встретил их пристальные взгляды.
Кто-то или что-то захватило примарха. Сантару необходимо было знать, где и почему. И если он должен убить каждого ксеноса, прячущегося под камнями по всей пустыне, он это сделает.
— Квадрант за квадрантом, — прорычал он. — Не оставляйте ни камня, братья. Вы — личные преторианцы примарха. Действуйте как он. Найдите его.
Феррус Манус не чувствовал себя заблудившимся, и тем не менее это место было незнакомо ему.
Это была пещера, огромное и отвечающее эхом пространство, которое вело в бесконечную темноту. Длинная, неровная трещина раскалывала сводчатый потолок, и он предположил, что упал в незамеченную расщелину в пустыне.
Тусклый солнечный свет проникал сквозь трещину, но растворялся во мраке.
Он несколько раз попытался вызвать морлоков, но связь не работала. Даже помех не было слышно. От ретинальных линз тоже было мало пользы, и он снял боевой шлем.
— Насколько глубоко я нахожусь? — поинтересовался он вслух. Эхо отсутствовало, несмотря на громадные размеры пещеры. Воздух был свеж и холоден. Он чувствовал его ласковое прикосновение к коже, но в нем присутствовал сильный запах масла и чего-то еще… благовония. Аромат был приторным, абсолютной противоположностью того, к чему он привык. Это было разложение и гедонизм, невероятно далекие от твердости и дисциплины.
