Джеймс Сваллоу - Красная Ярость
Цек кивал, извращенно очарованный. Из глаз Ниник в розовых слезах сочилась кровь. Аналитическая часть его разума терялась в догадках, как такое возможно. Быть может, вокс устройство, внедренное в ствол мозга? Или некая форма псайкерского кондиционирования?
— Я знаю, что произошло… — продолжал хриплый отраженный голос. — Я действительно сожалею, лорд Цек. Теперь я вижу, несмотря на то, что ваша кровь действительно мощная и сильная, ее недостаточно, чтобы стабилизировать генетическую структуру Дитя Крови. Состав смеси ухудшается прежде, чем может связаться с клеточной матрицей клона. — Ниник покачала головой преувеличенным, марионеточным движением.
— Тогда… мы никогда не сможем преодолеть ошибки репликации, — печально сказал Цек. — Моя кровь чиста, это… он прервался, внезапно замолчав шокированный мыслью, от которой перехватило дыхание.
— Да? — позвал голос марионетки.
— Если бы мы могли создать смесь, основанную на образце крови, совершенно неиспорченной генетическим дрейфом… Она будет достаточно сильной, чтобы противостоять влиянию любых мутагенных факторов… — он ощутил, что сердце бешено колотится в оглушительном ритме.
Ответ был неразборчивым и шипящим.
— Такой не существует!
Смею ли я говорить это? Цек посмотрел на руки и увидел, что они дрожат.
— Существует, — возразил он. — Здесь, в этой самой крепости. Чистейшая кровь, свободная от загрязнения, защищенная и незапятнанная. Сохраненная сущность самого Сангвиния, взятая из его тела, охраняемая Корбуло и высшими сангвинарными жрецами…
— Они не позволят вам взять ее.
Плоть апотекария похолодела.
— Мне бы понадобилась только крошечная доля… Только капля… — он дико затряс головой. — Невозможно! Я не могу! Это было бы преступлением, осквернением! — Цек бросил взгляд на Ридая, Сангвиновый Ангел все еще беседовал с пилотом.
— Преступление, большее, чем позволить Кровавым Ангелам вымереть? — искаженный голос Ниник вырывался в тихих рыданиях. — У вас есть выбор? Это ваш последний шанс, Цек! Вы должны, вы должны, вы должны, вы должны, … — женщина отшатнулась и внезапно побежала. — Вы должны! — прорычала она, и, крича, побежала к стоянке лихтера.
Он с ужасом смотрел, как Ниник бьет себя руками, словно пытается сопротивляться внезапным импульсам, которые управляли ее телом. Девушка бросилась в выхлоп рокочущего сопла. Ее плоть почернела, через мгновение она стала вопящим факелом и заметалась по посадочной платформе.
Внимание Ридая, сервиторов и всех рабов в ангаре было приковано к пылающей фигуре.
Воспользовавшись шансом, Цек шагнул в тени и ускользнул назад в коридоры крепости-монастыря. Он знал, куда направлялся, даже когда пытался притвориться, что он такая же марионеткой судьбы, какой была девушка.
РАФЕН СЛЕГКА склонил голову, когда Мефистион обратился к нему в коридоре у Тихого Монастыря.
— Лорд, — сказал он.
Псайкер смотрел на него с жестким, хищным выражением. Как и прежде, как и всегда, проницательный взгляд библиария пронзил его насквозь, изучая, оценивая.
— Где твои подопечные, парень?
— Лорд Сет и его делегация удалились в палаты, предоставленные Расчленителям в северной башне, — объяснил он. — Брат Пулуо и брат Корвус в их распоряжении.
— Сторожат — было бы более точным определением.
Губы Мефистиона скривились и он замолчал. Рафену было трудно сформулировать, но начиная с того момента в Великом Приделе, псайкер казался… рассеянным.
— Брат-сержант, будь честен со мной.
— Милорд, при вашей проницательности, я сомневаюсь, что мог бы вести себя иначе.
Ответ вызывал намек на улыбку, но псайкер снова стал серьезен.
— Опиши мне настроение братьев. Ты находишься среди них, в то время как я был вынужден оставаться с другими Магистрами. Как дело этого конклава отразились на рядовых воинах?
Рафен помолчал, формулируя ответ.
— Каждый Кровавый Ангел понимает серьезность ситуации, — и никто лучше, чем я добавил он про себя. — Мы полностью поддерживаем нашего Магистра, какие бы приказы он не счел нужным отдать.
— Что ты думаешь об этой… репликации?
Он подавил гримасу.
— Я не знаю, лорд, что за существо было в боевой яме. Я знаю только, что это был не Астаратес.
— Его оказалось трудно убить? — спросил Мефистион.
— Я сталкивался с худшим, — он замялся, тревожный кусочек воспоминаний, поднялся на поверхность. — Оно … говорило со мной, лорд.
Лорд Смерти внимательно слушал.
— В самом деле? Что оно говорило?
Рафен тряхнул головой.
— Ничего важного. Это не имеет большого значения.
Взгляд Мефистиона был тверд.
— Ты бы не упомянул это, если бы так думал. Скажи мне, какие слова произнесло животное?
— Оно назвало меня братом. Я один миг чувствовал, как будто… как будто оно знало меня.
— Это невозможно. Это была tabula rasa, Рафен. Пустой сосуд в ожидании приказов, не как ты или я.
Космодесантник колебался.
— Хотел бы я быть уверен в этом, лорд.
Рафен помрачнел. Тени, играющие на краях его разума снова угрожали вторжением.
— После того что я видел сегодня, после схватки и выходок наших кузенов, меня наполняют предчувствия, — слова выплеснулись. Он держал в себе тяжелые мысли начиная с Эритена, но теперь чувствовал должен высказать их, в своем роде исповедаться Мефистиону. — После смерти Аркио и возвращения Копья Телесто, я надеялся, что раны Ордена заживут.
— И твои тоже, — добавил псайкер, читая мысли в его глазах.
Он кивнул.
— Предатель Стиль пытался расколоть нас и почти преуспел. Теперь единство нашей линии крови подвергается угрозе изнутри, и мы снова приближаемся к краю пропасти. Краю конфликта, открытого раздора. Что будет дальше, лорд? Междоусобная война?
Мефистион покачал головой.
— Клянусь Граалем, этого не случатся, брат сержант. Магистр Данте не допустит такого.
— Но если это судьба, которую Император уготовил для нас…
Лорд Смерти отвернулся и всмотрелся в одно из окон.
— Только Он знает ответ на этот вопрос, юноша. И Он явит Свою волю, когда миры совершат оборот.
СРЕДИ зубчатых стен крепости монастыря один цилиндрический минарет выделялся между крутых фасадов башен из ржавого камня, поднимавшихся к ночному небу. Ниже чем остальные, но не менее впечатляющий. Инкрустированный мозаикой из рубинов и белого золота. Украшения защищал от абразивных штормов Ваала мономолекулярный слой синтетических алмазов. На рассвете минарет ловил свет восходящего красного солнца, но в темноте, все, что можно было увидеть — блеск отраженного света фонарей других башен, которые собрались вокруг, как когорта телохранителей.
Минарет, вместо ножевидных наконечников, которые были на соседних башнях, венчала сфера, сделанная из мягко закругленных, вырезанных колдовством блоков. Вокруг экватора огромного шара, тянулось кольцо овальных витражей из цветного стекла, смотрящих во все стороны. За ними мерцала тусклая дымка фотонных свечей.
В часовне Красного Грааля стояла тишина. Братья, которые приходили для вечерней молитвы посещали палаты далеко внизу. Оставались лишь стражи, два вооруженных сервитора, в нишах на северном и южном концах зала. Каждый из них опирался на одно колено, наклонившись к центру открытого пространства. Они были изготовлены из металла и керамита, мощные, приближенные к человеческим пропорциям, созданные так, чтобы походить на отдыхающих ангелов. Стальные крылья бритвенных перьев были навечно сложены за спинами машин. Их головами служили выдолбленные лица старых статуй, в которых находились остатки мозговой ткани и тонкая механика, запрограммированная непрерывно следить за пространством часовни. Там где у людей были бы конечности, эти киборги-илоты имели болтеры с барабанными магазинами. Их дула и пламягасители были сделаны в форме рук. Сервиторы оставались спокойны, ладони сложены, будто в молитве.
На этом ярусе часовни не было стен, только лес гранитных столбов оплетенных слюдяным кружевом, которые поддерживали верхние уровни сферической конструкции.
Оба стража склонили головы к невысокому помосту, единственной примечательной детали зала. Созданный из огромной плиты искусственного рубина размером с «Носорог», диск подиума сиял рассеянным светом свечей. A столб слабого сине-белого сияния опускался от скрытого в потолке эмитера нуль поля. Внутри, покоясь в хватке обернувшей его энергии, без видимой поддержки парил Красный Грааль.
В западной нише — месте входа — часть мозаичного пола раздвинулась, донеся звук шагов. Брат Цек поднялся наверх и сразу ощутил в воздухе кровь. Он остановился и насладился этим.
Текстура невидимого сияния вита была богатой и пьянящей. Глубокая раскаленная медь заполнила усиленные чувства Астартес грозя закружить голову. Глаза нашли мерцающую чашу. Это был кубок, который содержал кровь его примарха. Она сохранялась мощным процессом постоянного кровоизвлечения и обмена. После смерти их повелителя, сангвинарные жрецы Кровавых Ангелов приняли священную обязанность заботы о том, чтобы вита примарха не погибла вместе с ним. Его кровь, бережно хранилась в самой их плоти. В течение десяти тысяч лет жрецы ритуально вводили и возвращали кровь Сангвиния в бесконечном цикле, поддерживая ее и никогда не позволяя ей ослабеть.
