Джеймс Сваллоу - Черная волна
Остался еще один. Кейн откатился в сторону, когда Рафен предупреждающе выкрикнул его имя. Когда он нырнул, в воздухе прогудел огромный коготь-полумесяц. Задержись он хоть на мгновение, мощный удар чужака отсек бы ему голову. Продолжая разворачиваться, он сделал два выстрела наугад. Кейн услышал отчетливый треск, когда масс-реактивные снаряды ударились в хитиновую грудную броню ликтора. Существо замычало от боли, но не прервало атаки.
Костяной плавник-конечность, с которого свисали комки волокнистой слизи, зазубренный до места соединения с телом, подобно кнуту, оцарапал палубу за ним. Астартес выстрелил в него, но ему негде было укрыться. В пылу боя он был вынужден позволить зажать себя между грузовыми контейнерами и дальней стеной. С влажным свистом перед ним разошлись когти — и затем ликтор-акула отшатнулся, воя в агонии. Ореол обжигающей плазмы окутал его спину, и зверь от дикой боли начал вертеться волчком. Кейн увидел, как подпрыгнул Сов и попытался убить его в рукопашной, но ксенос уклонился, схватил его и выбил оружие из рук Расчленителя. Неустрашимый, рычащий космодесантник продолжил атаку. Массивный кинжал, длинный и тонкий трехгранный клинок из полированной стали с фрактально заточенной кромкой выскочил из наруча доспеха Сова. Склонившись для удара, он погрузил гибельное лезвие меж толстых ребер и вогнал его по самую рукоятку, после чего провернул кинжал, чтобы расширить рану.
Кейн выстрелил в тварь и смутно осознал, что с других сторон тоже стреляют, каждый Астартес тщательно прицеливался в конечности тиранида, в страхе случайно попасть в своих товарищей.
Ликтор завыл и начал молотить конечностями. Кейн видел все сражение во всем его кровавом великолепии. Зверь рвал себя на части, дабы вырвать клинок из внутренностей. Оружие Сова и его правую руку оторвало и отбросило вместе с кровавой мешаниной. Из плеча Расчленителя точками била кровь. Его откинуло в сторону запоздалым взмахом зазубренных когтей.
Сов отлетел в нагромождение складских ящиков и исчез в этой груде. Из разорванного живота последнего ликтора стекали ручейки крови и маслянисто-черная жижа. Он превратился в мишень для ливня болтерных снарядов и плазменных разрядов. Предсмертный вопль существа отразился от стен, затем затих, превратившись в шипение кипящих жидкостей. Рафен подошел к трупу и ударом ноги отправил его в затопленную секцию ангара. Вокруг них висел смрад горелого мяса и жженого кордита. Его лицо было оцарапано и кровоточило.
— Выкиньте это в океан. Пусть их сородичи сожрут трупы.
Кейн подошел к груде поваленных контейнеров, куда приземлился Сов, но Нокс его опередил. За ним шел клирик-апотекарий Гаст. Сержант свирепо раскидал обломки и поднял своего раненного воина с палубы. При падении Сов потерял свой шлем, его бородатое лицо было бледным. Рафен спросил.
— Он…
— … жив, — проскрежетал Нокс. Расчленитель замешкался, пытаясь сформулировать, и наконец-то добавил. — Пока что.
До того, как командир Кейна сказал что-то еще, Нокс отдал краткий приказ Гасту и клирик потащил Сова на верхние палубы "Неймоса".
После долгой паузы Кейн увидел, как Рафен спрятал свое оружие и посмотрел на пленку темной жидкости на поверхности морской воды.
— Мы освятили этот мир своей кровью и кровью врага, — произнес он, а его взгляд витал где-то вдалеке, — и если нам придется, мы завалим эти моря их телами.
НАД поверхностью воды небеса окрасились слабым отдаленным свечением надвигающегося рассвета. Лучи солнца спустились на волны, окрашивая их в чеканное серебро.
Но под ними, куда никогда не заглядывало солнце, в бескрайней серой мгле бездонных разломов, погружался в глубины "Неймос". Трупы чужаков, немые свидетельства ярости Астартес, исковеркало ходом субмарины. Мелководные потрошители ощутили останки и остановились на несколько мгновений, рассчитывая попировать. Но они остались в стороне, когда животные чувства тиранид уловили плывущее рядом кое-что большое и гораздо более смертоносное. Существо наблюдало и оценивало свои шансы против вторгшихся в его царство.
Под поверхностью, куда никогда не заглядывало солнце, за "Неймосом" в глубины последовали темные и гибкие очертания.
Глава седьмая
Гоел Беслиан осторожно ступал, прислушиваясь.
На килевой палубе, в самой нижней секции отсека с двигателями "Неймоса", гудящие редукторы пели рапсодию машин. Превосходно отлаженные механизмы, шестеренки, стержни и передачи соединялись друг с другом в безупречном исполнении своих функций. Все это было еще более невообразимым из-за почтенного возраста систем. Двигатели субмарины были основаны на философии строения, заложенной в веках, когда человечество еще не покинуло колыбель Святой Терры. Хотя подобно некоторым служащим Адептус Механикус, Беслиан был одним из тех, кто в глубине души верил, что человечество на самом деле сначала эволюционировало на Марсе и перебралось на соседнюю планету задолго до появления Императора, а не согласно тому, на чем настаивают другие. Марс всегда был прибежищем гениев, обителью величайших умов человечества.
В другое время и в другом месте Беслиан, может быть, смог бы остановиться и насладиться красотой этой великой машины, изумиться ее работой, но в данный момент он отринул все. Как бы он хотел, чтобы шум и мощь двигателей успокоили его, но все, что он слышал — шевеление мыслей-шестеренок у себя в голове. Он не мог найти себе места.
Наконец-то он остановился у контрольного отсека реактора, игнорируя троицу молчаливо работающих у своих консолей сервиторов, и уставился на россыпь индикаторных ламп на кафедре наблюдения за ядром. В данную секунду все шло как надо. Его аугметические глаза расширились, теряя фокус, взор его обратился внутрь себя.
Гоел Беслиан очень сильно боялся, и его страх был столь силен, что он представлял, словно тот преследует его везде, куда бы он ни шел, как вонь пролитого, отработанного масла для шпинделей. Он был уверен, что эти грубые Астартес могут учуять его ужас, словно хищники из плоти и крови. Он ощущал это каждый раз, когда приближался к ним.
Он взглянул на латунные манипуляторы, которые служили ему руками. Превосходная работа, они были вырезаны лазером и отполированы рабами кузни. Измученные работой металлические храповики, провода и керамика — все это давало ловкость и многогранность, которая никогда не была доступна любым человеческим пальцам… но даже они все равно дрожали. Он много раз пытался настроить коэффициент обратной связи и стабилизировать функции конечностей, но подергивание никогда и никуда не исчезало. Когда приходил страх, оно было тут как тут. Это была чудовищная, однозначно человеческая реакция плоти. Она выдавала несовершенство Беслиана, показывала ему насколько он далеко от величия и безупречности Бога-Машины.
В логических катушках его усовершенствованного мозга сформировался непрошеный вопрос. Как я дошел до этого? Вместе с этим вопросом пришло яркое понимание.
— Из-за страха, — произнес он сервиторам. Они игнорировали его. Пока он не отдаст им прямую команду, снабженную правильной инфо-фразой, они будут вести себя так, словно он невидим.
Беслиан наблюдал за их работой и ощутил укол гнева, столь сильно удививший его. Он и не думал, что еще способен испытывать эмоции такой силы. Он почти завидовал рабам-машинам, чьи высшие функции мозга были вырезаны, как и личности мужчин и женщин, которыми они когда-то являлись. Теперь они никогда не боялись. Никогда не злились. Их никогда не давила ноша собственной трусости. Они сновали туда-сюда, шептали сами себе строчки своих команд, бормотали мемо-приказы и операционные коды. Они были довольны своей судьбой и не страшились.
Логик же был проклят своими собственными неудачами. Неважно, насколько он заменил себя точной машиной, в глубине души он все равно оставался Гоелом Беслианом. До сих пор слабым.
Он думал о других, о коллегах, которые прошли тренировочные режимы вместе с ним. С тех пор они достигли должностей намного выше него. Он вспоминал товарища с детства Литтона, который был теперь лордом-магосом кузни Мондасии, элегантную и язвительную Дефру, которая пошла командовать эксплораторами. Да и всех остальных, кого знал. Беслиан был худшим из всех.
Кто-то с его талантами и самоуверенностью мог бы стать командующим дивизии техногвардии или даже встать во главе своих собственных археотехнологистов, но вместо этого Беслиан все еще трудился в тени великих и бегал на цыпочках за их робами. Он всегда выбирал наименее рискованное назначение, шел по пути наименьшего сопротивления.
Его непрерывная, ничем не примечательная карьера в Адептус Механикус привела его к Маттхану Зеллику. Возможно, как раз из-за характера Беслиана Зеллик и нанял его — возможно, ему нужен был заместитель, который никогда бы не задавал вопросов, когда поведение Зеллика выходило за рамки правил Механикус. В целом кто-то, кто никогда бы не осмелился бросить ему вызов.
