Елизавета Дворецкая - Дракон восточного моря, кн. 1. Волк в ночи
Торвард ничуть не боялся местного вождя – его томительная мощь кипела сегодня весело и яростно, как весенний ручей, наконец-то пробивший дорогу через льды. Он смеялся и не мог остановиться – то ли это было следствием местного сладковатого пива, которым их угостили у одного костра, то ли общего возбуждения. В нем смеялся кто-то другой, как кто-то другой кричал в нем во время битвы. Сейчас Торвард ощущал в себе присутствие бога – сам Тюр через него был гостем на этом празднике Богини. Сам Тюр давал ему силы и обострял все чувства – и Торвард уложил спиной на землю сначала одного соперника, потом другого, почти не чувствуя усилия.
Кто-то дал ему полотенце вытереть лоб, кто-то звал к костру и призывно размахивал поджаренной бараньей ногой. Вытираясь, Торвард тяжело дышал, и остатки смеха еще бродили в нем, как отзвуки ушедшей грозы. Регне подошел, подавая ему рубаху, и Торвард хотел ее взять, но вдруг чей-то голос рядом с ним проскрипел:
– Не хочешь ли выпить пива?
Обернувшись, Торвард увидел возле себя старуху – к счастью, не ту, что показывалась у входа в пещеру, но эта тоже куталась в черный плащ. Из-под покрывала, низко надвинутого на лоб, торчали спутанные пряди пегих волос, а неровная и шершавая, потрескавшаяся, хотя не так чтобы морщинистая кожа по цвету напоминала глину. В общем, это было какое-то чучело непонятного возраста и вида, и Торвард невольно попятился, не желая стоять рядом с этим чудовищем. Он и раньше уже ее приметил: когда бегали, или стреляли, или метали камни, эта сгорбленная старая ворона с растрепанными перьями околачивалась в первых рядах толпы и приглядывалась ко всем победителям.
Приятного в этом соседстве было мало, но старуха держала в руках кубок с темной пенистой жидкостью, и Торвард вдруг почувствовал, что просто умрет, если немедленно не выпьет чего-нибудь холодного.
– Давай, – согласился он и взял кубок.
Пряный вкус пива будил воспоминания о чем-то важном, но забытом, приятном и опасном одновременно.
– Кто ты такой? – просипела старуха, когда Торвард опустил кубок, и он едва разобрал слова сквозь царивший вокруг радостный гул.
– Я из-за моря, – сказал он, надеясь, что ей этого хватит.
– Я вижу, что ты не здешний, – продолжала старуха, и Торвард вдруг сообразил, что теперь она говорит с ним на языке сэвейгов. – На земле Фидхенн нет человека, подобного тебе статью, силой и красивым видом. Как тебя зовут?
– Гест, – ответил он, не собираясь никому здесь называть свое настоящее имя.
Ему показалось, что старуха внимательно, даже оценивающе разглядывает его грудь и плечи, его шрамы и маленький кремневый молоточек на ремешке. К лицу она не поднимала глаз, но Торварду вдруг стало не по себе под этим ощупывающим взглядом, и он, поставив кубок на землю, взял у Регне рубаху и стал одеваться. Нечего тебе смотреть на мужчин, старая метла, твое время прошло!
– Я вижу, что ты выдающийся человек, – проскрипела старуха. – Когда стемнеет, приходи к пещере, там, на склоне горы. – Она показала клюкой, и Торвард заметил, что ее кисть и пальцы обмотаны какими-то грязными, изгвазданными в золе тряпками. – Приходи. Богиня зовет тебя. Ты сможешь ей послужить.
– Богине? Я?
– Ты ведь должен отблагодарить ее за пиво, – сказала старуха, а потом повернулась и поковыляла сквозь толпу, волоча по земле широкие, вывернутые внутрь ступни.
Торвард смотрел ей вслед со смесью отвращения и недоумения: чего этому чучелу от него нужно?
– О чем это ты говорил с этой красоткой, конунг? – К нему подошел Арнор Меткий, очень довольный, с рогом, полным пива, в одной руке и с бараньей костью в другой, с которой он прямо на ходу скусывал мясо. – Иди сюда, там такое мясо! Я на одной рыбе чуть не одурел, думал, у самого плавники вырастут. Чего она от тебя хотела?
– А тролль ее знает! – Торвард пожал плечами, оправляя затянутый пояс. – Вроде как свидание мне назначила!
– Ну, ты скажешь, конунг! – Арнор захохотал. – Ты тут теперь герой – можешь выбрать себе кого-нибудь помоложе и покрасивее! Вон, смотри какая пошла! Смотри, смотри, она нам подмигивает!
Короткий зимний день кончался, стало темнеть. На луговине все так же шумел праздник, мужчины и женщины большими отдельными кругами танцевали возле костров под сложный ритм, отбиваемый особыми барабанами круитне. Но с приближением темноты Торвард опять почувствовал беспокойство. Он знал, что вскоре ему нужно быть на склоне горы возле пещеры, действительно нужно, хочет он того или нет. Об истинном содержании своей беседы со старухой он рассказал только Сёльви, и тот был убежден, что ходить не стоит.
– У них тут, как я вижу, правят женщины и женская ворожба! – говорил он. – Только боги знают, какие у них обычаи! Может, с наступлением темноты у них приносят в жертву мужчину во славу Богини и все эти состязания затевают, чтобы выявить самого сильного и достойного!
– Ничего себе праздник! – Торвард был не слишком склонен ему верить. – И поэтому все местные из кожи вон лезут, чтобы отличиться! Они что, все хотят быть принесенными в жертву?
– А кто же их поймет? Может, у них это считается очень почетным, а тот, с кем это случается, сразу попадает в объятия Лунной Богини или куда там еще! Но тебе это не подойдет, конунг! За тобой дружина и Фьялленланд, ты нам нужен самим! Ты ведь не хочешь идти?
– Не хочу, – согласился Торвард. – Но пойду.
– Конунг!
– Я уже больше года конунг. Но с некоторых пор я себе не принадлежу. Я не хочу идти, но должен. Они держат мою душу на веревочке.
– Что ты такое говоришь? – Сёльви смотрел на него с ужасом, как на сумасшедшего.
– Я проклят, ты забыл? Моя душа не принадлежит мне. Она принадлежит Богине. Меня прокляла женщина, которая была земным воплощением Богини. И теперь надо мной имеет власть любая другая жрица Богини. А эта старуха – оттуда, я это шкурой чувствую. Из пещеры, тролли б их всех драли! Я должен идти, если уж они этого хотят!
– Но ты можешь не вернуться живым!
– Ну и тролль с ним, невелика потеря! – Торвард сплюнул. – Ни один мужчина меня от этой собачьей жизни избавить не может, так пусть теперь женщины попробуют.
– Что ты говоришь?
– А ты что, в первый раз услышал?! – в досаде выкрикнул Торвард, так что островитяне стали на него оглядываться. – Я уже полгода вечно в «священной ярости», а драться мне не с кем! Ты не берсерк, ты не знаешь, как это тошно! У меня внутри все перекручивается, руки дрожат и звезды перед глазами, это разрывает меня, а девать некуда! Это и есть мощь без силы!
– Конунг, не кричи! – умолял Сёльви.
Торвард прижал ко лбу сжатые кулаки и застонал.
– Как же мне больно, вы бы знали! – мычал он сквозь стиснутые зубы. – Будь оно все проклято, все эти девы и старухи, Туаль и острова. Мать заставила меня сильнее всего желать смерти, и потому смерть ко мне не приходит, но это все равно что кольчуга, засунутая прямо под кожу! Как же мне больно, когда же это кончится?! Не держите меня, иначе я кинусь на вас! Ты бы знал, умный ты мой, как мне иногда хочется свернуть шею кому-нибудь из вас, тебе, Эйнару, Регне, кто попадется! Мне надо это выпустить на чужих! Если тут нужна для их богини моя кровь – пусть пьет эту отраву! Чем больше выпьет, тем меньше во мне останется. Я ядовитый, ты понимаешь, Сёльви? Я вдыхаю яд и источаю яд, как тот дракон, от одного моего присутствия можно умереть!
– Я знаю, конунг. – Сёльви сжал его локоть. – Мы все знаем. Даже Эйнар все понимает, потому и острит так, будто уже стоит под виселицей и ему нечего терять. Но когда-нибудь это пройдет. Помни об этом.
– Может быть, – Торвард с усилием взял себя в руки, но дышал с трудом и на лбу у него заблестели капли пота. – Знать бы, много ли от меня останется, когда все это сгорит. Я пойду. – Он вытер лоб рукавом и глубоко вдохнул прохладный влажный воздух. – Я принадлежу Ей, и Она зовет меня.
– Старуха?
– Старуха. Ничего, Сёльви. Чем глубже во тьму, тем ближе к сути. Может, мне это пойдет на пользу. Я чувствую, что нас сюда принесло не зря. Нашим пока не говори. Скажи, что меня одна красотка на свидание пригласила.
У горы с пещерой уже никого не было, а редкие встречные бросали на Торварда такие взгляды, как будто знали, куда он идет. Некоторые из них почтительно приветствовали его, но он, привыкнув к такому обращению, не задумывался: а откуда они знают, что его следует так приветствовать?
Он медленно шел по тропинке, по которой утром женщины несли куклу богини и ее корзинку, и с каждым шагом поднимался словно бы выше и выше к небу и к его тайнам, удаляясь от земли. У входа в пещеру его уже ждала старуха, но он заметил ее, только когда подошел.
– Иди за мной! – проскрипела она и нырнула во мрак пещеры.
Там внутри горели факелы в кольцах, вделанных в каменные стены. Посередине стояла на высоком камне утренняя корзина, а в ней, должно быть, лежала кукла Богини-Невесты. Но старуха темной тенью, едва различимой во тьме, торопилась куда-то дальше, маня его за собой. Торвард неплохо видел в темноте, но ему было неуютно и тревожно: он вступил в священную обитель таинственной женской ворожбы, которая душу всякого мужчины наполняет жутью перед дыханием Бездны. Эта пещера в горе, символ вселенской утробы и святилище Богини-Матери – одно из тех мест, куда мужчинам нельзя входить просто так, а только в определенные дни и для определенной цели. И он, Торвард, явно избран стать одним из тех, кому доверено участие в обряде и часть священных женских тайн. Вот только выходят ли эти посвященные обратно к дневному свету или навек оставляют свои кости во тьме? Здесь, где сохранялись обряды незапамятной древности, возможно было все. Но Торвард чувствовал не страх, а только любопытство, смешанное с какой-то смутной надеждой.
