Грэм Макнилл - Герои космодесанта
Деметр ответил молниеносным выпадом, Сцеволла парировал. Затем Деметр сделал обманный шаг в сторону, и его меч пробил защиту Сцеволлы.
Мир замер вокруг Сцеволлы, когда клинок завис в миллиметре от его сердца. В этот последний миг он почувствовал себя живым; ужас и восторг смешались в один восхитительный коктейль. Он освободился от клятвы. Наконец-то он сможет уснуть.
Но если бы Сцеволла чуть-чуть сдвинул корпус вправо, клинок скользнул бы по броне, нанеся глубокую, но не смертельную рану.
Сцеволла остался неподвижным.
Реальность обрушилась на него с ревом водоворота, и клинок погрузился в черную силовую броню. Сцеволла улыбнулся. Силовой меч пронзил сердце и вышел из спины, пробив доспех. Когда клинок освободился, Сцеволла все еще стоял.
— Хороший удар, мой друг. Удар, достойный моей смерти…
Сцеволла неожиданно удивился, с чего бы это мертвецу разговаривать. Боли не было. Шум окружавшей битвы не таял.
Деметр попятился в ярости:
— Как это может быть?! Демон!
Сцеволла уставился на разрез в собственной груди. Там, откуда должна была течь кровь, оказалась лишь дыра. В ней, как в разрыве космической ткани, кружились тысячи злорадных звезд. В голове Сцеволлы раскатилось эхо безумного смеха — четыре устрашающих голоса. Человек открыл рот, но слова принадлежали им.
— Ты полагаешь, что простая царапина сможет остановить защитника темных богов? Нужен кто-то покрупнее дворняжки Собачьего Императора, чтобы обрезать нити этой марионетки.
Сцеволла боролся за контроль над собственным языком.
— Ты не сможешь меня убить. Беги, брат. Спасайся!
Деметр презрительно фыркнул:
— Бежать? Я — космодесантник ордена Имперских Кулаков. Бегство не для меня.
Рунный меч Сцеволлы голодно запылал. Человек выкрикнул в небеса:
— Я не буду его убивать! В этой битве нет чести!
Когда Деметр вновь приблизился для удара, Сцеволла попытался подставить шею под клинок — однако рунный меч поборол его волю и со звоном блокировал выпад. Конечности не повиновались хозяину. Сцеволла снова взмахнул мечом, и Деметр неловко качнулся назад. Его горло перечеркнул тонкий разрез с опаленными краями. Космодесантник безмолвно рухнул на колени. Меч с дребезжанием выпал из его руки.
Перекрывая боевые гимны Имперских Кулаков, бешеные песнопения берсерков и вопли подыхающих мутантов, Ларс прокричал своему капитану:
— Дело сделано. Мы должны уходить. Сейчас!
Сцеволла оглянулся на труп Деметра. Надо приказать Шарну сжечь тело, уничтожив прогеноидные железы, и навсегда положить конец этой охоте.
Внезапно на площадь ворвался ком пульсирующих мускулов, выпирающих из черного, сросшегося с плотью панциря. Угреподобный придаток жадно рвал и глотал. Ферокс был удостоен величайшего дара варпа: он превратился в отродье Хаоса. Отныне он будет бездумно убивать на потеху богам.
Приказ Сцеволлы умер, не успев сорваться с губ. Глядя на то, как бывшее Фероксом создание скулит и клекочет во время учиненной им бойни, Сцеволла осознал, что за судьба ожидает его, если он решится преступить клятву. Капитан похолодел. Боги никогда не позволят завершить эту погоню. Он угрюмо поклонился мертвому врагу. Лучше уж быть рабом, чем утратить остатки человечности.
— До следующей встречи, мой друг.
Слова отдавали горечью.
Он отсек мечом голову Деметра и поднял свой трофей за волосы: еще один череп для парящего алтаря.
Ларс проревел приказ:
— Отряд, сомкнуться! Мы возвращаемся на «Коготь»!
Защитное кольцо стянулось в узел вокруг Сцеволлы. Тот включил устройство на поясе. Отряд, замерцав, исчез, и водоворот битвы мгновенно затопил покинутую ими площадку.
Апотекарий метался среди трупов павших соратников. Он собирал драгоценное генное семя, не обращая внимания на неистовство окружающего боя. Медик опустился на колени перед телом капитана Деметра.
— Слезы Императора! — воскликнул он. — Они забрали его голову!
С тяжелым сердцем апотекарий пробормотал моление по умершим и редуктором извлек семенную жидкость из прогеноидной железы на груди трупа:
— Твой род продлится, чтобы отомстить за это злодеяние, мой капитан.
Где-то в небесах раздался смех. Игра продолжалась.
Ник Кайм
ОГНИ ВОЙНЫ
— Ну, порадуй меня, Хеллиман, — проворчал полковник Танхаузе.
Старый вояка говорил только одним углом рта, в другом зажимая дымящуюся сигару. Он инстинктивно пригнулся, когда очередной взрыв сотряс стены заводского строения, заставив пол ходить ходуном, а потолок — просыпаться осколками камнебетона на заваленный оперативными картами верстак.
— В этот раз ближе… — пробурчал под нос Танхаузе и, попыхивая сигарой, в который уже раз смахнул с верстака щебень и крошку.
Всегда тяжело оставлять свой город врагу, но когда этот враг внутренний, это еще более унизительно. Но такова была суровая реальность, и Абелю Танхаузе, полковнику Тринадцатого Стратосского авиакорпуса приходилось с ней считаться. Он и так уже много территорий отдал бесчисленным ордам мятежных культистов, а те наступали и наступали! Скоро они захватят все, и ему вообще ничего не останется! Оборона трех основных городов Стратоса трещала по швам. На двубортной дубленой куртке полковника гордо красовалась потемневшая за время боев, но никогда не снимаемая эмблема — молния, бьющая из темной тучи. Бляха весила столько, что легче было бы таскать в нагрудном кармане наковальню.
Заводское здание, в котором Танхаузе устроил командный пункт, было завалено авиационными деталями и всевозможным оборудованием. Прежде помещение, видимо, служило чем-то вроде цеха по ремонту дирижаблей и других летательных аппаратов, которые были неотъемлемой частью жизни на Стратосе. По всему помещению валялись пустые баки из-под авиагорючего, циферблаты индикаторов давления и мотки рифленых шлангов. Зал, в котором Танхаузе совещался сейчас с сержантом Хеллиманом, а полковой связист Айкер принимал вокс-сообщения, был широким и длинным, с большими готическими арками и высокими опорными колоннами, выполненными из хрома и полированной пластали.
Типичное для стратосского архитектурного стиля, это здание прежде могло показаться даже красивым, но теперь его стены были изрешечены осколками и рытвинами от прямых попаданий и здорово крошились. Взрывчатка, заложенная мятежниками в трактор, уничтожила большую часть южной стены, а вместе с ней и весь костяк полкового штаба. Времени на серьезный ремонт не было, и дыру наспех заделали громадным листом пластека.
Однако, чтобы заглушить спорадическую трескотню очередей, бесконечные разрывы мин-ловушек и грохот гранатометов, захваченных мятежниками на складах, этой заплатки не хватало. Сержанту Хеллиману, чтобы быть услышанным, все время приходилось повышать голос.
— Три летучих города остаются под контролем мятежников, сэр: Кумулон, наш Нимбарос и Циррион. Кроме того, за исключением трех больших небесных мостов, они обрушили все дороги, ведущие в эти области.
— А что же наши сухопутные силы? Есть какие-нибудь успехи? — спросил Танхаузе и, приподняв фуражку, устало провел рукой по редким, зачесанным назад волосам.
По его виду было понятно, как много он отдал бы сейчас за то, чтобы подавление мятежа было делом кого-нибудь другого.
Хеллиман казался сломленным: за прошедшие несколько недель молодой офицер заметно похудел и был бледен, как привидение.
— Упорное сопротивление сводит на нет все наши усилия. Мы не в состоянии прорваться в захваченные города. Мятежники хорошо организованы и успели хорошо там закрепиться. — У Хеллимана пересохло в горле, и он нервно сглотнул. — По меньшей мере девяносто тысяч городского населения оказались подвержены влиянию культа. Они удерживают в своих руках все факторумы, производящие боевое снаряжение, и получили в свое полное распоряжение наши склады. В том числе и наше оружие…
Танхаузе окинул взглядом лежащие на рабочем столе карты города, пытаясь обнаружить там упущенные им из виду коридоры, которые потенциально можно было бы использовать для начала штурма, но видел лишь «каменные мешки» и «убойные зоны», куда его авиакорпус мог бы легко угодить.
Хеллиман с тревогой ожидал ответа Танхаузе, и недолгую паузу в их разговоре заполнял лишь яростный треск, доносящийся из командного вокса. Полковой связист Айкер сидел, склонившись над похожей на ящик переносной станцией в углу цеха, изо всех сил стараясь получить чистый сигнал, но, после разрушения повстанцами передающих башен и антенных полей, эфир будто взбесился, забив треском статики все частоты. Но Танхаузе, чтобы понять, насколько все плохо, совсем и не нужно было знать точное содержание вокс-сообщений.
— Что же мы тогда удерживаем? — спросил он наконец, взглянув в усталые глаза сержанта.
