Фрэнк Херберт - Бог-Император Дюны
— Она просто исчезает, — договорили они обе вместе. — Она исчезает из их видимости.
— Она единственная, — сказала Антеак.
— И точно так же она исчезает из видимости Владыки Лито?
— Они не знают.
— Отважимся ли мы войти в контакт с ней?
— А почему бы и нет? — осведомилась Антеак.
— Все это может оказаться под вопросом, если Тлейлакс… Антеак, нам следует по крайней мере, попытаться предупредить Его.
— У нас нет средств связи, а у дверей дежурят Рыбословши. Они позволяют нашим людям входить, но не выходить.
— Может быть, поговорить с одной из них?
— Я уже об этом подумала. Мы всегда можем сказать, будто испугались, что стражи подменены Лицевыми Танцорами.
— Охрана у наших дверей, — пробормотала Луйсеал. — Возможно ли, что Он знает?
— С ним возможно все, что угодно.
— Это единственное, что можно сказать наверняка, когда дело касается Владыки Лито, — заметила Луйсеал.
Антеак чуть вздохнула и поднялась со своей табуреточки.
— Как же я тоскую по прежним дням, когда у нас было столько спайса, сколько надо.
— Это тоже всего лишь иллюзия, — сказала Луйсеал. — Надеюсь, наш урок мы выучили хорошо. Вне зависимости от того, как там сегодня справятся тлейлаксанцы.
— Они сделают это несуразно, каким бы ни был исход, проворчала Антеак. — Великие Боги! В наши дни не найдешь уже хороших убийц.
— Всегда есть гхолы Айдахо, — сказала Луйсеал.
— Что ты сказала? — Антеак воззрилась на свою компаньонку. — Всегда есть…
— Да!
— Гхолы всегда слишком медлительны в физических движениях, сказала Луйсеал.
— Но мыслят они быстро.
— О чем ты думаешь?
— Возможно ли, чтобы тлейлаксанцы… нет, даже они не могли бы быть настолько…
— Лицевой Танцор в виде Айдахо? — прошептала Луйсеал.
Антеак безмолвно кивнула.
— Выбрось это из головы, — сказала Луйсеал. — Они не могут быть настолько глупы.
— Опасно так судить о тлейлаксанцах, — сказала Антеак. — Мы должны приготовиться к худшему. Позови-ка сюда одну из охраняющих нас Рыбословш!
~ ~ ~
Непрестанные войны порождают свои собственные социальные условия, которые во все времена были схожими.
Люди погружаются в постоянное состояние настороженности, готовые к отражению нападения. Вы понимаете абсолютное правило автократии. Все новое становится опасными пограничными рубежами — новые идеи или новые изобретения, посетители — все становится подозрительным. Феодализм берет общество в ежовые рукавицы порой замаскированный под политбюро или схожую структуру, но всегда наличествующую.
Власть начинает передаваться по наследству. Богатство распределяется вице-регентами небес или их эквивалентами. И они понимают, что должны владеть наследственной преемственностью, или их власть понемногу растает. Теперь вы понимаете Мир Лито?
Украденные дневники— Представительницы Бене Джессерит поставлены в известность о новом распорядке? — спросил Лито.
Он и его свита вступили в глубокую выемку прорубленной в скалах дороги, которая будет петлять и резко идти вверх и вниз, приближаясь к мосту через реку Айдахо. Солнце стояло в первой четверти утра, некоторые придворные накинули плащи. Айдахо шел на левом фланге с небольшим отрядом Рыбословш, на его мундире начали появляться следы пыли и пота: идти и бежать рысцой на скорости королевского шествия было тяжелой работой.
Монео споткнулся и опомнился.
— Они поставлены в известность, Владыка.
Нелегко было осуществить изменение в распорядке, но Монео был уже приучен беспорядочной изменчивости фестивалей. У него всегда были наготове запасные варианты.
— Они до сих пор ходатайствуют об открытии постоянного посольства на Арракисе? — спросил Лито.
— Да, Владыка. Я дал им обычный ответ.
— Вполне бы хватило простого «нет», — сказал Лито. — Им больше не надо напоминать, что у меня вызывают отвращение их религиозные претензии.
— Да, Владыка, — Монео держался как раз на предписанном расстоянии от тележки Лито. Червь сегодня утром был очень заметен — телесные признаки, явственно различимые для глаз Монео. Нет сомнения, из-за влажности воздуха. Влажность, похоже, всегда вызывала Червя.
— Религия всегда ведет к риторическому деспотизму, — сказал Лито. — До Бене Джессерит лучшими в этом были иезуиты.
— Иезуиты, Владыка?
— Ты, наверняка, читал о них в исторических книгах?
— Не уверен, Владыка. Когда они жили?
— Неважно. Ты достаточно узнаешь о риторическом деспотизме, если будешь изучать Бене Джессерит. Разумеется, они не начинали с подобного самообмана.
«Преподобных Матерей ждет тяжелое время», — сказал сам себе Монео. «Он собирается наставлять их на путь истинный. А у них от этого с души воротит. Это могло бы вызвать серьезные неприятности.»
— Какова была их реакция? — спросил Лито.
— Как мне сообщили, они были разочарованы, но не настаивали на своем.
И Монео подумал: «Мне лучше приготовить их к большему разочарованию. Их следует держать подальше от делегаций Икса и Тлейлакса.»
Монео покачал головой. Все это способно вылиться в какой-нибудь очень неприятный заговор. Лучше предостеречь Данкана.
— Это ведет к самодовольным пророчествам и оправданиям любых видов непотребства, — сказал Лито.
— Этот… риторический деспотизм?
— Да! Он огораживает зло стенами уверенности в своей правоте, непрошибаемыми для всех доводов против зла.
Монео настороженно следил за телом Лито, замечая, как почти беспорядочно подергиваются руки и содрогаются огромные рубчатые сегменты.
«Что мне делать, если Червь выйдет из него здесь?» — на лбу у Монео выступил пот.
— Он активно идет на умышленное искажение значений, ради дискредитации оппозиции, — сказал Лито.
— Всякий риторический деспотизм, Владыка?
— Иезуиты называли это «заботой о сохранении основы своей власти». Он напрямую ведет к лицемерию, всегда разоблачаемому пропастью между действиями и их толкованиями. Действие и истолкование никогда не согласуются.
— Я должен более тщательно это изучить, Владыка.
— В конечном итоге основой его правления становится общая вина, потому что лицемерие ведет к охоте на ведьм и к требованию козлов отпущения.
— Возмутительно, Владыка.
Кортеж миновал поворот, с кручи на секунду открылся вид на отдаленный мост.
— Монео, ты внимательно следишь за мной?
— Да, Владыка. Разумеется.
— Я описываю тебе инструментарий религиозной власти.
— Я понимаю это, Владыка.
— Тогда почему же ты так напуган?
— Разговоры о религиозной власти всегда вызывают у меня беспокойство, Владыка.
— Потому что ты и Рыбословши завладели ей во имя мое?
— Да, конечно, Владыка.
— Основы власти являются очень опасными, потому что они привлекают людей, которые и вправду ненормальные, людей, которые ищут власти только лишь ради самой власти. Ты понимаешь?
— Да, Владыка. Вот почему Ты редко удовлетворяешь ходатайства о назначении в Твоем правительстве.
— Великолепно, Монео!
— Спасибо, Владыка.
— В тени каждой религии таится Торквемада, — сказал Лито. — Ты никогда не встречал этого имени. Я знаю, потому что именно я велел вычеркнуть все упоминания о нем.
— Почему так, Владыка?
— Он был непотребством. Он творил живые факелы из людей, которые расходились с ним во мнениях.
Монео понизил голос.
— Как те историки, которые Тебя прогневали, Владыка?
— Ты сомневаешься в моих действиях, Монео?
— Нет, Владыка!
— Вот и хорошо. Историки умерли мирно. Ни один из них не почувствовал пламени. Торквемада, однако, наслаждался тем, чтобы посвящать своему богу агонизирующие крики своих пылающих жертв.
— Как ужасно и отвратительно, Владыка.
Кортеж сделал еще один поворот, опять открылся вид на мост. Но расстояние до моста как-будто не сокращалось.
Монео опять пристально вгляделся в Бога-Императора. Червь вроде бы, немного притих. И, все равно, слишком уж близок сегодня Червь. Монео ощущал угрозу этого непредсказуемого появления Святого Присутствия, способного убивать без предупреждения.
Монео содрогнулся.
Каков же смысл этой странной… проповеди? Монео знал, что услышать подобное от Бога-Императора было и привилегией, и тяжелой ношей. Это было частью платы, которую надо было платить за Мир Лито. Поколение за поколением двигались по приказанному им пути, по требованиям этого мира. Только круг приближенных к Твердыне знал о тех частых нарушениях этого мира — инцидентах, когда предвидя насилие на место будущих событий отсылались Рыбословши.
