Грэм Макнилл - Адептус Механикус: Омнибус
Внезапно освещение изменилось. На спину Роттла и на пол перед ним упала тень. Он развернулся, сервоприводы взвизгнули от непривычной скорости. В памяти всплыли наставления Вэйвора: шестерням Бога-Машины нужна лишь священная точность, и не нужна быстрота. Роттл не привык к скорости.
Сквозь оргстекло можно было увидеть левиафана, приближающегося к строению в потоках восходящего воздуха. Левиафаны были местными животными. Большие, наполненные газом пузыри позволяли этим огромным существам размером с грузовой челнок подниматься в верхние слои атмосферы, за пределы загрязненной ее части. Вэйвор говорил, что они безопасны, как вымершие киты Терры. Они питались обитающими в горячих восходящих потоках крилионами — микроскопическими бактериями, которые синтезировали менее ядовитые загрязняющие вещества и токсины. Это позволило левиафанам жить и процветать, в отличие от многих вымерших из-за присутствия на планете человека видов. Никакой другой жизни не существовало, и Роттл иногда думал о такой стойкости слабой плоти с чем-то сродни удивлению. Или, по крайней мере, оставшиеся у него центры чувств принимали это за остаточные синаптические импульсы удивления.
Но этот левиафан умирал. Он погружался в тошнотворные потоки океанских токсинов. Его кожа отслаивалась и трескалась на глазах, пока он приближался к строению. Его газовые пузыри были раздутыми и опухшими, мертвенно бледными и уродливыми. Роттл наблюдал, как животное вращается вокруг своей оси, изгибаясь и мерцая в бледном свете солнца. Один из пузырей разорвался, выплеснув сгусток водянистой крови, затем еще один, и еще. Левиафан бросился на здание, как терпящий крушение орбитальный дирижабль.
В магосе биологис Роттле осталось очень мало от человека, но этого хватило, чтобы он почувствовал страх. Приводы в нижней части лица дернулись, отчего пластицидовые челюсти вздрогнули. Один аугметический глаз неестественно расширился, настраивая полированные линзы на приближающегося левиафана. Магос вычислил массу, ускорение, вращающий момент и траекторию. Его горло не использовало для дыхания рот, обонятельные и носовые фильтры неуклюже взвизгнули. Роттл уже давно утратил способность кричать.
Аугметические ноги пришли в движение, когда он вычислил наиболее вероятную траекторию полета и самое безопасное место. Усиленное оргстекло могло выдержать огонь из болтера, но не прямое попадание туши левиафана. Весь шпиль мог быть разрушен. Сервитор наверху продолжал бормотать бинарный катехизис, не сознавая неизбежности столкновения. Роттл прыгнул к выступу ближайшей цистерны с генным материалом.
Той крошечной части, что осталась в магосе от человека, оказалось достаточно — как раз, чтобы затуманить холодную четкость вычислений, внести ошибку в тщательно выверенную траекторию прыжка. Роттл врезался в цистерну. И хотя размером он был со среднего человека, весил он намного больше. Дюрасталевые элементы, пластицидовые и латкритовые ткани в сумме весили намного больше человеческой органики. Человеческая часть Роттла составляла лишь небольшую часть его массы. Импульс был огромным.
Цистерна пошатнулась, поколебалась, и вновь пришла в равновесие — опоры вновь встали на место, взревело и зашипело суспензорное поле. Роттл пошатнулся, почти утратив необходимую для действия функцию — сознание — и в его слуховые датчики ворвался звук удара.
В тот момент произошло то, чего магос никогда прежде не видел. Бездействующие ранее системы защиты шпиля с ревом пришли в действие, когда гироскопы навелись на приближающуюся цель. Несколько болтерных установок «Ураган», представлявших собой по три спаренных болтера каждая, открыли огонь, и в левиафана устремился яростный поток раскаленного металла. «Ураганы» вырывали из животного большие куски тухлого мяса, уничтожая существо бурей зарядов. На прицельных сканерах цель просто испарилась. Когда Роттл, дрожа и раскачиваясь, поднял взгляд, он ничего не увидел. Как не увидел и того, что с изъеденного реактивами края цистерны на пол упали три капли бездействующего Пожирателя Жизни. Вне стазис-поля вирус тут же пробудился.
— Чудо, — слабо выдохнул Роттл, поражаясь исчезновению левиафана. А затем потерял сознание, и вот тут начались настоящие чудеса.
* * *
Каньоны пролегали между зубцами шестерни. Они простирались до самого ее диска — большого плато, сделанного из железа. На этом отполированном огромном пространстве тут и там были видны возвышающиеся над горизонтом механизмы и машины. По розовому небу пятнами и полосами плыли облака медного цвета. Роттл увидел громаду горы Олимп, вздымающуюся выше, чем он мог поверить, а над ней, на странной орбите, едва поддающейся вычислению, была сама Терра, мерцающая сталью и хромом. Все медленно, неумолимо вращалось, являя собой совершенство забытого прошлого. Громкий лязг гигантских зубчатых колес и взаимная вибрация мельчайших механизмов сливались в грохочущий в вечность бинарный гимн.
Он наполнил Роттла жизнью. А то, что осталось от его смертного тела, разлагалось в испарениях Пожирателя Жизни.
Большая шестерня ускоряла свое невозможное вращение, ее зубцы трещали как вековой лед во всем простирающемся перед магосом мире. Древние машины грохотали и скрипели свою молитву Омниссии. Округлые поршни и огромные, увенчанные горгульями устья дымоходов изрыгали обширные облака благовоний. Бесконечные вытяжные линии с ревом испускали в разреженную атмосферу перегретый воздух. Весь этот шум эхом отдавался среди железных опор, утесами возвышавшихся над магосом, и обширных хранилищ данных, вонзавшихся в небо подобно обсидиановым когтям.
И над всем этим разносилась молитва Омниссии, создаваемая звуками каждой шестерни и механизма; бесконечные последовательности зубцов, острых и тупых, иногда даже соединяющихся под невообразимо сложными углами, возносили хвалу — устами, созданными Богом-Машиной, как будто Омниссия лично изрекал двоичную истину самого знания.
Роттл попытался уловить смысл.
Бинарный грохот пропустил один удар и понизил тональность, приобретя странный диапазон и асимметричный ритм.
И тут с Иеронимом Роттлом заговорил Омниссия.
— Мой слуга, — разнеслись слова, — Ты пришел ко мне.
Приводы нижней челюсти магоса задрожали. Голос отказался ему служить.
А с бесконечно величественных машинных полей Марса продолжали раздаваться слова:
— Я наблюдал за тобой. Я пришел, чтобы решить твою судьбу. Я пришел, чтобы научить тебя слабости плоти.
Голос Роттла не мог соперничать с глубиной звука, издаваемого Омниссией. Магос смог лишь выдавить из себя протяжное и жалкое «Да».
— Я пришел, чтобы показать тебе судьбу всей плоти, Иероним Роттл. Чтобы превратить твой Пожиратель Жизни в смерть всего живого, покрытого плотью. Чтобы показать тебе знание!
Слова Омниссии звучали странно возбужденно. Роттл понял: восторг чистой информации, прекрасных данных, совершенного знания.
— Конечно, Иероним Роттл, если ты будешь слушать.
Шейная опора Роттла изогнулась, когда он кивнул. Пучок поддерживаемых в хорошем состоянии мехадендритов почтительно замер, пока магос слушал. Пока его бренные останки растворялись в парах Пожирателя Жизни, Роттл узнал от Омниссии все.
* * *
— Чудо, — произнес приглушенный голос.
— Действительно, — согласился второй, понизив голос до свистящего шепота, — Но допустимо ли это? — Интонации стали похожими на шум электронных помех, как будто кто-то переключает каналы вокса.
— 2.05 процента, архимагос биологис Вэйвор. В его останках присутствует Лекс Органикум, он все еще человек. Кибернетика шасси и обслуживающие системы не нарушили его человечность.
— Это удивительно, адепт. Вероятность его выживания была меньше десяти в минус пятой степени. Математическое чудо — а я-то полагал, что Омниссия их не допускает.
— Господин? — в голосе адепта смешались удивление и недоверие. Слишком человечно, на взгляд Вэйвора.
— Омниссия действует лишь в рамках знания, — строго ответил архимагос. Это — беспрецедентный случай, но в числовой форме вполне допустимый. — Беспрецедентным этот случай стал лишь потому, что Святые Ордосы остались в неведении относительно случая с Роттлом и его восстановления. Другие «допустимые» инциденты уже случались — таком как расчленение открывателя Стрейнга на Круксе II или вознесение технопровидца Гелиопа — но Ордосы неизменно являлись к механикус и уничтожали все записи и свидетельства. Вэйвор редко сожалел о таких чистках, но это была напрасная трата техножрецов и магосов. Лишь Вэйвор знал об этих инцидентах по провалам в памяти, по именам без вещей, похожим на негативы древнего пикт-вора. Он знал лишь то, что Святые Ордосы работали против славы Омниссии, и что Умбракогг был одним из немногих мест в галактике, где такое чудо могло остаться в тайне, потому что мира просто не существовало в обширных записях Адептус Терра. Возможно, в этом и заключалось чудо: событие было тайным, допустимым.
