Дэн Абнетт - Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II
— Я… Милорд?
Сантар захотел вмешаться, но урок не закончился. Речь шла об истории, созданной бардами и сказителями кланов и изложенной в Песне Странствий. Она имела несколько версий. Никто из Железных Рук не мог подтвердить ее достоверность, поскольку ни один из них не жил в темные дни прибытия примарха на Медузу. Только сам Феррус Манус знал правду и хранил ее в запертой клетке своей памяти.
— Ты считаешь, что такой воин позволил бы победить себя колдовством? Считаешь, что он мог быть настолько слабым? — спросил он.
Десаан затряс головой, пытаясь загладить вину, которую не совсем понимал.
— Нет, повелитель.
— Прочь! — слова со скрежетом покинули губы Ферруса. — Пока я не вышвырнул тебя.
Десаан отдал честь и круто развернулся.
Сантар собрался последовать за ним, но Феррус остановил его.
— Не ты, первый капитан.
Сантар застыл и выпрямился.
— Я воспитал слабых сыновей? — спросил Феррус, когда они снова остались одни.
— Вы знаете, дело не в этом.
— Тогда почему мы в тупике? — Гнев примарха остыл, и он прошелся по стратегиуму. — Я слишком долго отсутствовал на фронте, мои братья отвлекли меня. Вы стали покладистыми, послушными. Я чувствую недостаток целеустремленности в наших рядах, нехватку воли, и это отдаляет нас от нашей цели. Эльдарская магия — не моя забота, а вот обнаружение и уничтожение узла — да. Мы должны обладать внутренней стойкостью, чтобы побороть ловушки. Я возглавляю эту кампанию, и мои братья не превзойдут меня. Мы — сила, пример для всех. Репутация легиона, моя репутация не будут опорочены. Больше никаких задержек. Действуем быстро. Если понадобится, оставим дивизии Армии позади. Ничто не должно препятствовать нам в достижении победы.
Сантар нахмурился, увидел, что решимость на лице Ферруса обернулась меланхолией.
— Десаан служит вам непоколебимо, как и все мы. Вы взрастили сильных сыновей, мой примарх.
Феррус смягчился. Он опустил тяжелую руку на плечо адъютанта.
— Благодаря тебе я становлюсь сдержаннее, Габриэль. Думаю, ты единственный, кто способен влиять на меня.
Сантар почтительно склонил голову.
— Вы оказываете мне честь своей похвалой, мой примарх.
— Она заслуженна, мой сын. — Феррус отпустил его, оставив плечо онемевшим. — Десаан — хороший солдат.
— Я передам ему ваши слова.
— Нет, я сам сделаю это. Так будет лучше.
— Как пожелаете, мой примарх.
Последовала значительная пауза, и Сантар обдумал то, что он собирался сказать далее.
Феррус снова повернулся к нему спиной.
— Говори, что тебя тревожит. Мои глаза могут быть холодны, но не слепы.
— Хорошо. Будет ли мудро оставить наших союзников? Нам может понадобиться их поддержка.
Феррус быстро повернул голову и внимательно посмотрел на первого капитана. Спокойствие примарха испарилось, в его глазах словно полыхнуло белое пламя.
— Ты сомневаешься в моих приказах, адъютант?
В отличие от своего менее опытного капитана, Сантар не колебался.
— Нет, примарх, но вы сам не свой.
Любой другой пострадал бы за такую прямоту не сходя с места. И действительно, первый капитан пережил тревожный момент, пока примарх буравил его своим раскаленным взглядом. Кулаки Сантара сжались, молниевые когти готовы были выскользнуть, когда инстинкты воина взяли верх.
Ярость Ферруса погасла так же быстро, как вспыхнула, и он уставился в темноту.
— Мне нужно сказать тебе кое-что, Габриэль, — Феррус встретился взглядом с капитаном. — Я должен признаться, но эти слова только для тебя одного. Предупреждаю, ты не должен никому говорить об этом…
В последних словах примарха таилась скрытая угроза, а щека Ферруса нервно дернулась. Первый капитан терпеливо ждал.
— Я вижу странные сны, — пробормотал Феррус. Не смотря на непредсказуемость примарха, такое было для него совершенно нетипично, и это встревожило Сантара больше, чем любая угроза применения силы. — О пустыне из черного песка и глазах, следящих… холодных глазах рептилии.
Сантар не ответил. Он никогда прежде не видел своего примарха уязвимым. Никогда.
— Позвать апотекария, милорд? — в конце концов спросил он, когда заметил, что Феррус трет шею. Видимая из-за края горжета кожа покраснела.
— Раздражение, только и всего, — сказал Феррус, хотя его голос говорил об обратном. — Это место, эта пустыня. Здесь есть что-то…
Теперь Сантар ощутил настоящее беспокойство и желание как можно скорее закончить эту кампанию и отправиться на новую войну.
— Легион может уничтожить узел без посторонней помощи, — уверенно заявил он. — Плоть слаба, мой примарх, но мы не станем ее рабами.
И словно солнце, вышедшее из-за туч, Феррус просветлел и снова стал самим собой. Он сжал плечо Сантара, причинив боль первому капитану.
— Позови капитанов легиона. Я поведу нас на врага и покажу, насколько сильны сыны Медузы, — пообещал он. — Я принял решение, адъютант. Ничто не остановит меня. Ничто.
Когда Габриэль Сантар ушел, Феррус вернулся к своим раздумьям. Ничто, даже перспектива битвы не могло развеять его гнетущего настроения. Как жернов на шее, оно тянуло его все глубже в бездну. Он был уверен, что Фулгрим смог бы облегчить ношу, но Фениксийца не было рядом. Вместо этого он должен вести войну бок о бок с этим своевольным ублюдком Мортарионом и мягкосердечным Вулканом.
— Сила… — сказал он, словно произнесение слова могло бы ее дать. Он потянулся серебряными пальцами и схватил рукоятку Сокрушителя Наковален.
Он сокрушит эльдар, уничтожит их психический узел и выиграет кампанию.
— И сделаю это быстро, — добавил он шепотом, вырвав молот из ремней.
Хотя Феррус никогда не признал бы этого, для него война не могла закончиться достаточно быстро.
Укрытые сводами из белой кости двое могли говорить без опасения, что их подслушают. Многое нужно было обсудить, и многое лежало на чаше весов.
— Я различаю две линии, — сказал один лиричным и звучным голосом. — Сходящиеся на данный момент в одной точке, но они скоро разойдутся.
Другой сплел вместе тонкие пальцы и ответил:
— Я тоже их вижу и точку, в которой они расходятся. Он не прислушается к тебе. Ты зря тратишь свое время.
Хотя он был категоричен, первый собеседник не казался взволнованным.
— Он должен, в противном случае подумай о цене.
— Другие могут не согласиться, — через минуту второй медленно покачал головой. — Ты видишь вторую стезю, на которой он на самом деле не существует. Судьба закроет эту дверь для нас.
— Ты видел это?
— Я видел его. Он должен выбрать, все должны выбирать, но его решение уже принято, и не в нашу пользу.
Теперь тон первого собеседника отметил легчайший оттенок раздражения.
— Как ты можешь быть уверен?
— Ничто не бесспорно, тем не менее, альтернатива маловероятна, но железные ноги не сменят свой путь без сильного импульса.
Первый откинулся назад.
— Тогда я обеспечу его.
— Это не будет иметь никакого значения.
— Я должен достичь цели.
— И, тем не менее, у тебя не выйдет.
— Но я должен попытаться.
Биона Хенрикоса из Десятой роты Железных Рук не воодушевило жалкое состояние дивизий Армии. Люди были похожи на призраков, пропахших потом и покрытых коркой соли. Они были изранены, обескровлены и медлительны. Беспредельно медлительны.
Даже скитарии Механикум и батальоны сервиторов пострадали главным образом из-за слабости их элементов из плоти. Несколько сотен кибернетических существ были оставлены ржаветь на пути следования Армии; выбывших из числа Саваанских масонитов тоже бросили там, где они пали. Их похоронят пески.
Временный лагерь был поспешно разбит несколькими оставшимися бригадами трудоспособных рабочих сервов. Лазареты занялись случаями тепловых ударов и критического обезвоживания.
Хенрикос подсчитал больных и раненых солдат, лежащих на сеточных и парусиновых койках в палатках — их были сотни. Кто-то жалобно стонал, но большинство уныло молчали. Он не задержался, не обратил внимания на группы Доганских истязателей, опирающихся на пики под тентами, свисающими с бортов «Химер»; на отчаянные попытки механиков-водителей охладить двигатели машин; на тихие проклятья людей, счищающих со своего оружия комья утрамбованного песка. Один седой полковник, жующий пластинку табака, коснулся фуражки, приветствуя космодесантника. Он выглядел измученным, как и его люди. Но когда Железнорукий прошел сквозь толпу покрытых волдырями, обгоревших солдат, которые едва могли говорить пересохшими губами и раздувшимися языками, он почувствовал толику сострадания.
Это место было не для людей. Это был ад, а следовательно, сфера деятельности таких выкованных среди звезд воинов, как он. В отличие от большинства своих братьев, Хенрикос не обладал полным комплектом бионических усовершенствований. Его руку удалили и заменили механическим подобием, согласно ритуалу легиона, но остальная часть седьмого сержанта была органической. Он подозревал, что крупица сочувствия, которое он испытывал, пришла от этого пристрастия к биологии.
