Стивен Эриксон - Врата Мертвого Дома
— Глаз да глаз нужен за Л’ориком, — заявил Геборик. — Остальные двое только воображают, что очень хитры и скрытны.
— Л’орик, — пробормотала она, снова глядя на юг. — Что ты в нём чувствуешь?
— Твоё знание превосходит моё, девочка…
— И тем не менее.
— Мне кажется, он чует сделку.
— Сделку?
Геборик подошёл к ней и опёрся татуированными запястьями о тонкие деревянные перила.
— Которую с тобой заключила богиня. Ту, что подтверждает: перерождение на самом деле не свершилось…
— Не свершилось, Геборик?
— Да. У ребёнка нет выбора, рождаться или нет, ребёнок вообще не имеет своего слова. У тебя было и то и другое. Ша’ик не переродилась, она пересотворилась. Л’орик вполне может это унюхать, решить, что это дырка в твоей броне.
— Значит, он рискует навлечь на себя гнев богини.
— О да, и мне кажется, он об этом хорошо знает, девочка. Поэтому за ним нужно присматривать. Аккуратно.
Некоторое время оба молчали, глядя на непроницаемую завесу на юге. Наконец Геборик откашлялся.
— Может быть, с твоими новыми дарованиями ты сумеешь ответить на некотрые вопросы.
— Например?
— Когда Дриджна выбрала тебя?
— О чём ты?
— Когда начались манипуляции? Здесь, в Рараку? В Черепке? Или на другом континенте? Когда богиня впервые обратила на тебя свой взор, девочка?
— Никогда.
Геборик был поражён.
— Это…
— Невероятно? Да, но это правда. Это был мой путь — и только мой. Ты должен понять: даже богини не способны предвидеть неожиданную гибель, этот извив смертности, принятые решения, тропы, которыми пойдёт или не пойдёт человек. Ша’ик Старшая обладала пророческим даром, но когда получаешь такой дар — он лишь семя. Которое прорастает в свободе человеческой души. Дриджну очень беспокоили видения Ша’ик. Видения безумные. Тень угрозы, но ничего наверняка, ничего точно. К тому же, — добавила она, пожав плечами, — стратегия и тактика — не самые сильные стороны богини Апокалипсиса.
Геборик скривился.
— Это дурное предзнаменование.
— Наоборот. Мы вольны разработать собственные.
— Даже если богиня тебя не направляла, значит, вели кто-то или что-то иное. Иначе Ша’ик никогда бы не получила таких видений.
— Теперь ты говоришь о судьбе. Об этом спорь с другими философами, Геборик. Не всякую загадку можно отгадать, как бы ты ни верил в обратное. Прости, если тебе от этого больно…
— Нет, это ты прости. Но мне кажется, что если смертные — фигуры на доске, то то же и с богами.
— «Противоборство стихийных сил», — с улыбкой сказала она.
Брови Геборика приподнялись, затем он нахмурился.
— Цитата. Знакомая…
— Конечно, знакомая. Эти слова высечены над Императорскими вратами в Унте. Это сказал Келланвед, чтобы оправдать разрушение созиданием — расширение Империи во всей её алчной славе.
— Худов дух! — прошипел старик.
— Я заставила тебя задуматься о другом, Геборик?
— Да.
— Ну, побереги дыхание. Это тема для твоего следующего трактата — не сомневаюсь, старые дурни в пляс пустятся от восторга.
— Старые дурни?
— Другие философы. Твои читатели, Геборик.
— А-а.
На некоторое время они снова погрузились в молчание.
— Что будешь делать? — тихо спросил старик.
— С тем, что там произошло?
— С тем, что по-прежнему происходит. Корболо Дом устраивает бессмысленную резню, прикрываясь твоим именем…
— Во имя богини, — поправила Ша’ик, услышав сдержанный гнев в собственном голосе. Она уже говорила об этом с Леоманом — в резких выражениях.
— Вести о «возрождении», наверное, добрались до него…
— Ещё нет. Я запечатала Рараку, Геборик. Буря вокруг пустыни может снять плоть с костей. Даже т’лан имасс не смог бы пройти.
— Но ты дала знак, — возразил старик. — Вихрь.
— И это вызвало в сердце Корболо Дома сомнения. И страхи. Он всей душой жаждет исполнить то, что начал. И он по-прежнему свободен, поэтому может удовлетворять свои навязчивые желания…
— Так что же ты будешь делать? Да, мы можем выступить, но у нас уйдут месяцы на то, чтобы добраться до Арэнской равнины, а к тому времени Корболо Дом даст Тавор все возможные основания для жесточайшей кары. Восстание и так было кровавым, но твоя сестра сделает такое, что всё это покажется царапиной на заднице.
— По-твоему, она лучше меня, Геборик, не так ли? Что касается тактики…
— У нас есть прецедент: как далеко твоя сестра может зайти в жестокости, — проворчал он. — Вот он — стоит передо мной…
— И в этом — моё самое большое преимущество, старик. Тавор думает, будто столкнётся с ведьмой пустыни, которой никогда не видела. Неведение заставит её презирать такое создание. Но я своего врага знаю.
Далёкий рёв Вихря у них за спиной вдруг зазвучал иначе. Ша’ик улыбнулась. В следующий миг Геборик тоже почувствовал изменения. Он обернулся.
— Что происходит?
— Нам не потребуются месяцы, чтобы добраться до Арэна, Геборик. Ты никогда не задумывался, что такое Вихрь?
Слепые глаза бывшего жреца поражённо распахнулись, когда он посмотрел на колонну из песка и ветра. Ша’ик задумалась, как сверхъестественные чувства покажут ему этот феномен, но следующие слова подтвердили: он узрел истину.
— Клянусь богами, он же падает!
— Путь Дриджны, Геборик, станет нашей дорогой на юг.
— А мы успеем туда вовремя, Фели… Ша’ик? Успеем остановить безумие Корболо Дома?
Она не стала говорить ему, что уже слишком поздно.
Когда Дукер выехал из ворот, руки в перчатках схватили поводья и заставили его кобылу резко остановиться. Рука поменьше вцепилась в руку историка, отчаянно сжала. Он посмотрел вниз и увидел в лице Бездны мучительный ужас, от которого по жилам раскатился лёд.
— В башню! — умоляюще воскликнула она. — Быстрее!
Странный гул раскатился по стенам Арэна, этот звук тьмой заполнил пыльный воздух. Соскользнув с седла, Дукер почувствовал, как сердце его заколотилось. Бездна потащила его через толпу солдат гарнизона и беженцев. Он чувствовал прикосновения других рук — люди трогали его, словно благословляли или просили благословения.
Внезапно впереди показался сводчатый портал, ведущий к полутёмной лестнице, которая поднималась вдоль одной из внутренних стен башни. Гул на стенах уже превратился в рёв — бессловесный вопль возмущения, ужаса и боли. В башне он раскатился безумным эхом, нарастал с каждой ступенькой, на которую ступали колдунья с историком.
