Андрей Валентинов - Нарушители равновесия. Если смерть проснется. Печать на сердце твоём
В темноте послышался шорох одежд. Згур почувствовал, как его обнимают горячие руки, губы касаются щеки, глаз, уголка рта. В ноздри ударил дурманящий запах молодой мягкой кожи…
— Мне снилось… Уже три ночи снилось… — девушка шептала тихо, еле слышно. — Будто я свободна, а он мертв, его едят жирные черные черви… Помоги мне Згур, помоги! Помоги…
Его ладонь прикоснулась к рубцу на спине, и Згур почувствовал на пальцах что-то мокрое. Кровь… Внезапно Ивица рассмеялась.
— Он думает, что я сейчас лежу у себя в каморке и вою от боли! Пусть думает! Я не могу лечь на спину, ложись ты…
Он подчинился. Ее тело оказалось совсем рядом, острые набухшие груди скользнули по лицу…
— Вот так… Ты поможешь мне, Згур? Поможешь? Он хотел сказать «да», но губы прильнули к губам, и слова стали не нужны.
— Ведомо всем, что тяжкое время переживает ныне моя земля! По выбору народному назначила я тебя, Згур Иворович, комит вольных людей, что зовутся «катакитами», большим воеводой нашего войска. Ныне я утверждаю сотников и полусотников, тобой представленных, дабы защитили они и землю мою, и людей моих…
Кнесна Горяйна кивнула и медленно поднялась с высокого раззолоченного кресла. Згур подошел ближе, склонил голову, протянул руку. В его ладонь лег пергаментный свиток.
— Хоть и дивно мне, что просишь назначить ты сотниками и полусотниками людей неведомых, но не стану я спорить, дабы не разгорелась ненужная распря…
В голосе женщины слышалась обида. Згур улыбнулся, не поднимая головы. Новыми сотниками стали Долбило и Вересай-кожемяка, полусотниками же — их друзья. Прежде чем вызвать его в кром, кнесна целый день совещалась со своими боярами. Можно лишь представить, как шумели бородачи, как трясли обильными животами! Даже сейчас, когда первые мужи Лучева, закутавшись в шубы и надвинув на самые брови высокие шапки, безмолвно восседали на лавках, Згур чувствовал их ненавидящие взгляды. Это не волновало — только смешило. Выбора ни у кнесны, ни у ее советников не оставалось. Разве что лично отворить ворота убийцам в рогатых шлемах…
…Асмута Лутовича в горнице не было, и Згур невольно почувствовал облегчение. Без великого боярина дышалось свободнее.
— Тако же дивно мне, Згур Иворович, что просишь ты особой грамоты с моей печатью для бывого слуги моего, именуемого Ярчуком, а для чего — объяснить не желаешь. Напомнить хочу, что ты в городе моем и в земле моей, и нет тут ничего, мне неведомого…
Голос Горяйны странно дрогнул — то ли от гнева, то ли от чего иного. Згур невольно удивился, но тут же вспомнил: для кнесны каждый лучевец — «слуга». Ничего, потерпит!
— Полусотник Ярчук будет там, где это требуется. Тебе же скажу о том лично, с глазу на глаз, поскольку веры твоим боярам у меня нет!
По лавкам пробежал ропот. Згур порадовался, что не стал брать с собой венета. Тогда бы точно без «ненужной распри» не обошлось!
Глаза кнесны сверкнули гневом. Згур вдруг понял, что Горяйна не только молода, но и красива. Но красота эта была странной, неживой. Почему-то подумалось, что ее кожа ничем не пахнет. Нелепая мысль на миг смутила. Какое ему дело до этой ледяной куклы!
— Негоже глаголишь, воевода! Разве мало того, что доверила я тебе и город, и себя самое? Зачем оскорблять тех, что советовали и отцу моему, и мужу, да будет им тепло в Ирии? И тебе их совет не без пользы.
Спорить Згур не стал. Будь его воля, Щегол давно бы отправил бородачей за надежный засов. Те, кто хотел ему помочь, уже помогали. Верть, хоть и стар годами, с утра до ночи новиков учит, и внуки от деда не отстают — стараются. С этих же — какая польза?
Кнесна махнула рукой, и мохнатые шубы неохотно зашевелились, направляясь к выходу. Згур проводил их взглядом, улыбнулся:
— Теперь проветрить бы, кнесна!
Ему показалось, что Горяйна не выдержит — вспылит, но женщина только покачала головой:
— Тебя уже и так зовут холопьим воеводой. Но мы здесь не для того, чтобы лаяться, как мужики на торгу. Ты хотел мне что-то рассказать? Слушаю тебя, Згур Иворович…
Згур подошел к высокому креслу, хотел присесть прямо на ступени, но передумал. С кнесной так нельзя. Она привыкла к вежеству, да не простому — дворцовому. Поклоном меньше — уже обида.
— Говорят, что ты знаешься в делах войска? Горяйна еле заметно повела плечом.
— Отец учил меня. Он умел воевать.
— Хорошо. Я у тебя на службе, кнесна, и поэтому ты должна знать, как я думаю защищать город. Ты — и больше никто.
Кнесна задумалась, кивнула.
— Хорошо. Тебе нужна карта?
— Пока нет. Достаточно простой паутины. По неподвижному лицу промелькнуло что-то, похожее на улыбку. Горяйна покачала головой.
— В моих палатах чисто метут, воевода. Но я видела паутину, и не раз. Можешь говорить.
— Что ж… Если отец тебя учил, то ты должна понимать, что Лучев не выдержит приступа. Чтобы его захватить, понадобится всего четыре сотни. Много — пять. Стены старые, в трех местах кладка сильно расшатана, вежи невысоки…
…Згур потратил целый день, чтобы облазить вежи, пройтись по стенам, заглянуть в каждый ров. Ходил не сам, но все, кто был с ним — и Гусак, и Крюк, и старый Верть, были согласны в главном. Город не удержать…
— Поэтому мы не должны допускать скандов к стенам. Гавань открыта, но туда они не сунутся. Пока…
…Пока — пока в страшном «горшке» еще оставалось немного «земляного жира». Лодья с обученными Сажей фрактариями бессменно дежурила у входа в гавань…
— Ты хочешь встретить скандов в поле? — в голосе Горяйны звучало удивление. — С пятью сотнями?
— С тремя, — улыбнулся Згур. — Две сотни будут готовы еще не скоро. Да, кнесна, я хочу их встретить. Но не в поле — в лесу. Сканды не любят открытого боя. Обычно они посылают небольшие отряды, чтобы нападать на села
и маленькие города. Часто они захватывают лошадей, чтобы двигаться быстрее, но сейчас весна, дороги развезло…
— Знаю, — перебила кнесна. — Со скандами воевал еще мой отец. Но если так, они смогут грабить мою землю. Граница через Певушу открыта. Позавчера они уже сожгли одну деревню…
— Да, кнесна. Они сожгли Пятнатые Вылки… …О набеге Згур узнал вчера после полудня. Не выдержал — и приказал седлать коня. До сих пор ему чудился запах гари, а в ушах звенел отчаянный крик обезумевшей женщины — единственной, кого сканды оставили в живых. Оставили на муки — несчастной отрезали нос, выкололи глаза, отрубили груди. «Рогатые» словно предупреждали — так будет со всеми…
Згур сжал зубы, мотнул головой. Если Асмут солгал, если Асмута обманули, он отвезет великого боярина на пепелище и повесит на самой высокой осине.
— У них есть проводники, а мы пока слепы. Поэтому я попросил у тебя грамоту для Ярчука. Он и соткет паутину…
— Ярчук? Ты опять говоришь о нем, воевода? Згур только вздохнул. Ну чем ей не угодил венет?
— Ярчук — лесовик, у него есть друзья. На полночи живут остатки его племени. Он сможет создать отряд, сотню или даже больше. Они пока не будут вступать в бой. Их дело — следить за каждой тропинкой и вовремя сообщать в Лучев. И тогда паук не опоздает…
…О том, что рассказал ему Асмут, Згур умолчал. Рано — «человечек» в стане Лайва пока молчит. Но и без него теперь сканды не смогут ударить внезапно.
— Это опасно?
— Опасно? — Згур удивился, даже руками развел. — Война без риска не бывает, кнесна! Но если посты разместить скрытно, а на главных направлениях — удвоить…
— Я не о том…
Кнесна замялась, тонкая рука скомкала платок.
— Ярчук… Проведала я, что он твой телохранитель. Гоже ли?..
Гоже? Еще и с этой объясняться? Хватит и того, что Згур целый день уговаривал «чугастра» заняться «паутиной». Венет соглашался с задумкой, охотно давал советы, но каждый раз упирался, напоминая, что должен «блюсти» «молодого боярина».
— Полусотник Ярчук дал согласие, кнесна. Если хочешь, поговори с ним сама.
Рука вновь сжала ни в чем не повинный платок. Женщина вздохнула:
— Хорошо… Я прикажу составить грамоту и привесить мою печать. И… Хочу тебя спросить, комит… Горяйна нерешительно замялась.
— Люди всякое говорят о тебе… Где это холопов учат на воевод? В какой земле?
Ах вот оно что! Гордая кнесна никак не может смириться с тем, что ей служит «холопий воевода». Згур улыбнулся, вспомнив сурового венета:
— Так что в охранниках служил, кнесна! По обычаю нашему, по холопскому! Шибко людь охранял, однако! Там словечко, там другое, вот и выучился!
Ее лицо дрогнуло, дернулись тонкие губы.
— Можешь идти, Згур Иворович! Не держу тебя доле… Згур поклонился, на этот раз низко, со всем должным вежеством. Кнесна еле кивнула, и Згур пожалел о своих словах…
…У входа в кром Згура ждали. Молчаливый усатый холоп с поклоном протянул свернутый свиток. На тяжелой печати распростер свои крылья летящий коршун. Згур быстро развернул мягкую кожу. Он ждал письма, но на свитке было лишь одно слово: «Завтра». И линии, аккуратные узнаваемые линии — Певуша, лесные дороги, маленькие домики на месте сел. Мапа была исполнена синим, поверх же ее расползлись три черные стрелы, идущие от Певуши прямо к Лучеву. Сердце дрогнуло — вот оно! Конуг Лайв ухватил крючок!
