Джеймс Барклай - Крик Новорождённых
— Мы это делаем, Элса. Вот почему сейчас я иду поговорить с Брином, — сказал Кессиан, хоть чувствовал, что его слова звучат с прискорбной неубедительностью. — Подсознательно мы понимаем, что были наивны. Все. Включая и тебя. Мы только теперь начинаем осознавать возможные результаты того, что сделали. Все усилия сосредоточились на создании — и очень мало на просвещении. Конкорд велик, а орден влиятелен и болезненно подозрителен. Все будет очень нелегко.
— Ардол Кессиан, твой дар к преуменьшению опасности с годами не тускнеет.
Кузница стояла остывшей, в доме было тихо, ставни закрыты. Недовольные заказчики прикрепили записки к дверям дома, и изделий во дворе заметно поубавилось. Неясно, воровство ли это или люди забирали законное имущество.
Кессиан резко постучал палкой в тяжелую дверь, не рассчитывая на отклик, и не получил его. Кузница располагалась на перекрестке тихих и узких улочек, характерных для этой части Вестфаллена. Ряды домов, по большей части с мастерскими или магазинами под жилой частью, теснились вдоль кривых мощеных улиц. В это жаркое утро работа шла в основном в помещениях, однако в маленьком городке всегда легко привлечь внимание.
Кессиан посмотрел на Элсу, та пожала плечами.
— Какой выбор у нас есть? Весь город знает, что он участвовал в программе Восхождения. Мы не могли не прийти. И не забывай, зачем мы здесь, Ардол. Надо помешать ему совершить ошибку, пока идет праздник, иначе новость стихийным образом попадет в Конкорд.
Кессиан кивнул.
— Ты ведь понимаешь, что скоро нам придется рассказать всему городу правду? Люди уже должны были заподозрить, что прорыв произошел.
— Да, но мы все время говорили, что сделаем это. Всему свой час.
Элса стала стучать в дверь кулаком, а Кессиан снова пустил в ход палку.
— Брин! — крикнул Кессиан. — Открой дверь! Мы пришли тебе помочь. Это Ардол и Элса. Выйди к нам!
Он огляделся. В дверях соседних зданий уже появлялись люди. Кессиан отмахнулся от них и снова ударил в дверь.
— Брин, выходи! Мы не хотим звать стражу и взламывать дверь, чтобы убедиться, что ты еще жив.
— А ты уверен, что он там? — спросила Элса.
— Если только он прошлой ночью не вырыл туннель.
— Или свою собственную могилу.
— Это не смешно!
— А я и не собиралась тебя смешить.
Кессиан снова ударил в дверь посохом.
— Брин! Последний шанс!
Он подождал и наконец покачал головой:
— Не знаю…
Звук отодвигаемого засова прервал его. Дверь чуть приоткрылась.
— Неужели человек не может немного побыть один, если ему хочется? — проворчал Брин.
Они услышали его удаляющиеся шаги. Кессиан отворил дверь в полумрак. Видимо, ставни были закрыты давно. Затхлый воздух заполнял дом прокисшим запахом. Он пожал плечами и прошел по короткому коридору, который вел в гостиную и столовую Брина. Пустые винные кувшины, кубки и плошки валялись на полу, на низких столиках и диванах.
За столовой, через короткий коридор направо, находилась кухня. Слева лестница вела наверх, в спальню. Кузница и двор располагались за кухней, но так далеко им идти не пришлось. Брин сидел за кухонным столом, спиной к остывшей плите, и смотрел в пространство. На окружавшей обстановке лежала трехдневная грязь. Да и на нем самом тоже. Неумытый, небритый, со слипшимися на голове волосами, он являл собой неприглядное зрелище. Глаза покраснели от алкоголя и бессонницы, а руки трясли кубок, который кузнец держал перед собой. Вокруг стола полукругом стояли или лежали новые кувшины. Брин всегда любил вино. Похоже, что он вылакал большую часть своего погреба.
— Не возражаешь, если я сяду? — спросил Кессиан, придвигая стул.
Брин слабо пошевелил рукой в знак согласия. Кессиан тяжело опустился на сиденье и, пыхтя, стал пристраивать палку у края стола. Элса встала рядом, положив руку ему на плечо. От Брина в радиусе нескольких футов несло потом, рвотой и перегаром.
— Мы просто хотели поговорить с тобой, — сказала Элса. — Убедиться, что с тобой все в порядке.
— Ну, теперь вы меня видели и можете уходить, — буркнул Брин. — Не беспокойтесь, я не выдам вашу драгоценную тайну.
Кузнец не смотрел на них, он уставился на кубок, который перекатывал в отвратительно грязных пальцах.
— Это и твоя тайна тоже, Брин. Она общая. Для всех в Вестфаллене, — поправил его Кессиан.
— Послушай, мы понимаем, что ты испугался… — начала Элса.
— Испугался? — Теперь Брин взглянул на них, покрасневшие глаза на сильно загорелом и обветренном лице распахнулись. — Нет, я не испугался. Я испытываю такое раскаяние и отчаяние, что для испуга нет места. Нет смысла бояться теперь, когда мы создали это вопиющее зло.
Кессиан почувствовал, как печаль обрушивается на него, подобно снежной лавине. Он покачал головой, всем сердцем обращаясь к своему измученному другу.
— Брин, что ты говоришь! Неужели это есть зло: принести в мир новую жизнь, которая связана со всеми Божьими творениями теснее, чем все, кто был до нее?
— Это не может быть правильным, — ответил Брин хриплым шепотом. — Что мы наделали?!
— Мы принесли в мир новое знание, — сказал Кессиан. — Мы подняли людей на следующий уровень. Ближе к Богу. Чтобы лучше выполнить волю Всеведущего. Это естественное движение.
Брин фыркнул.
— Естественное! Эта девочка держала в руках огонь! Он ее слушался.
— Найдутся такие, кто стал бы утверждать, что все таланты прядей, прирожденные и иные, неестественны. В конце концов, ты же был в юности Огнеходцем. Разве ты неестественный?
— Бог дарует такие таланты, — ледяным тоном заявил Брин. — И Бог же их отнимает. Это естественный порядок вещей. А это? Мы проводили селекцию. Это неестественный путь. Он против Бога.
— Ты запутался, Брин, — резко возразил Кессиан. — Все наши дары, преходящие или иные, появились путем селекции. Включая твой.
Элса сжала Кессиану плечо и выпрямилась.
— Я стою перед тобой, чтица ордена Всеведущего. Я провожу жизнь в служении Богу. То, чего мы здесь достигли, удивительно. Это чудо. Бог привел нас сюда, чтобы мы развивали его мир во время циклов нашей жизни. Вот это мы и сделали. Мы развили. Пошли вперед.
Брин издал короткий лающий смех и обратил нарастающий гнев на нее.
— А скажи мне, почтенная чтица: что, твои собратья и вышестоящие члены ордена считают так же? Так же думает канцлер? Или ты полагаешь, что я настолько глуп, чтобы проглотить твои слова как священное писание? Когда Гориана поймали, орден объявил его еретиком. И если б они заподозрили, что здесь продолжают его работу, сюда явились бы армии. Ты не представляешь здесь ни орден, ни Конкорд, Элса Геран. Ты — марионетка Ступеней.
Кессиан почувствовал, как Элса напряглась. Она сделала медленный размеренный вдох и выдох, а потом присела на край стола.
— Я понимаю твою точку зрения, Брин, и понимаю твои страхи. Но ты не прав, считая меня марионеткой. Я верю в истинный путь ордена. Сегодняшний орден силен и вездесущ, но здесь, в Вестфаллене и в некоторых районах Конкорда, мы сохранили веру, на которой был основан орден. В то, что люди будут приближаться к Богу. Что взойдут и станут едины с Ним.
Кессиан видел, что Брин ее не слушает. Его разум не принимал рациональных доводов.
— Именно сейчас нам нужны твои силы, мой друг, — мягко сказал Кессиан. — Ты работал столь усердно и вложил так много сил. И сейчас мы должны держаться вместе. Приближаются времена испытания, опасные времена. Ты нам нужен.
— Орден сметет вас. Я слишком долго был вашим сообщником. Я могу только предаться милости Всезнающего. — Брин понурил голову.
Кессиан взглянул на Элсу. Та покачала головой. Они оба встали, чтобы уйти.
— Отдохни, Брин, — предложил Кессиан. — Мы кого-нибудь к тебе пришлем. Чтобы приготовить еды, которая подошла бы к твоему прекрасному вину. Может быть, немного прибраться.
Брин не поднял головы.
— Я уже и так достаточно замаран. Я не стану говорить ни с кем, кого ты пришлешь, отец Кессиан.
У двери их ждал Андреас Колл. Он печально улыбнулся.
— Ничего хорошего?
— Совсем ничего, — ответил Кессиан. — Пусть за ним наблюдают. Днем и ночью. Он не должен говорить о том, что видел, ни с кем, кроме Элсы и Ступеней. Для этого нужны надежные люди, Андреас. Поговори с его друзьями. Позаботься, чтобы его не подпускали к чужакам.
— А ты не преувеличиваешь? — спросила Элса. — Он не опасен. Он просто сбит с толку и напуган.
Кессиан нахмурился.
— Ты сама себе противоречишь. Ему нужно, чтобы Бог его помиловал. Как ты думаешь, кого он будет об этом просить? Не тебя, Элса. Одно небрежное слово — и все, к чему мы стремились, будет потеряно. Я не допущу, чтобы он подверг нас риску. В любом случае, это нужно сделать. Надо, чтобы он молчал.
