Майкл Муркок - Хроники Корума (Сборник)
Хисак Солнцевор нахмурился:
— Насколько я понимаю, и кое-какие другие качества.
— Возможно, — сказал Гованон. — В свое время узнаем.
— Прекрасный меч, — Джери протянул к нему руку. — Можно подержать?
Но Гованон, заволновавшись, мягко отвел руку Джери и покачал головой.
— Только Корум, — сказал он. — Только Корум.
— Ну что ж… — Корум решил взять меч, но Гованон остановил его, подняв руку.
— Пока рано, — сказал кузнец-сид. — Я еще должен спеть песню.
— Песню? — удивилась Медбх.
— Песню меча, которую всегда поют в такой момент, как этот, — Гованон поднял меч к луне, и на мгновение показалось, что тот ожил, затем на фоне большого круглого диска луны он стал массивным черным крестом. — Каждый меч, что выходит из моих рук, — другой. И каждый должен услышать свою песню. Так он обретает неповторимость. Но не я дам ему имя. Это предстоит сделать Коруму. Он должен назвать меч единственным подходящим ему именем. И когда оно прозвучит, меч обретет свое последнее предназачение.
— И в чем оно заключается? — спросил Корум.
Гованон улыбнулся:
— Я не знаю. Знать его будет только меч.
— А я думал, что ты чужд предрассудков. — Джери-а-Конел гладил кота за ушком.
— Это не предрассудки. Это нечто такое, что во времена, как эти, даст мечу способность видеть другие плоскости, видеть сквозь время. Чему быть, того не миновать. И что бы мы ни делали, этого не изменить, но мы обретем некое ощущение грядущих событий и поймем, как использовать это знание, — Гованон разозлился, но, успокоившись, поднял лицо к луне. — А теперь слушай. И пока я пою, молчи.
— А что ты будешь петь? — спросила Медбх.
— Пока не знаю, — пробормотал Гованон. — Сердце подскажет.
Все подались в тень дубов, пока Гованон неторопливо поднимался на гребень холма. Двумя руками он держал меч за лезвие, вздымая его к луне. На вершине он остановился.
Ночь наполняли густые душистые ароматы, шорох листвы и попискивание мелкой лесной живности. В роще стояла непроницаемая для взгляда темнота. Кроны дубов были неподвижны. Казалось, все звуки леса умерли, и Корум слышал только дыхание своих спутников.
Несколько бесконечных минут Гованон стоял, не шевелясь и не произнося ни слова. Могучая грудь вздымалась и опускалась, глаза были закрыты. Затем он пошевелился и отметил мечом восемь сторон, после чего вернулся в прежнее положение.
И тут он запел. Он пел на прекрасном, словно спокойное течение воды, языке сидов, который настолько походил на язык вадхагов, что Корум легко понимал ее. Вот что пел Гованон:
Ло! Я ковал мечи
Для сотни сидов.
Девяносто и девять в битве сломались,
Один вернулся домой.
Сгнили в земле, раскололись во льду,
В стволах застряли, под воду ушли,
В огне сгорели, ржой покрылись…
Лишь один вернулся домой.
Иззубрен, погнут.
Металла сидов
На меч не хватило,
Железо пришлось добавить.
Сила сидов и сила мабденов
Слились в мече Гованона.
Коруму в дар.
Сила в нем — и слабость.
Гованон поднял клинок повыше. Он покачивался, словно в трансе. Наконец кузнец продолжил:
Скован в огне, закален стужей;
Сила солнца, мудрость луны,
Прекрасный и гибкий —
Судьбой наделен
Возненавидят его
Гядущие призраки,
Меч томится по ним,
Стынет их кровь.
Теперь казалось, что меч балансирует на острие и стоит вращаясь.
Корум вспомнил свой сон, и его шатнуло. Не доводилось ли ему уже раньше держать такой меч?
Скоро меч имя получит,
И содрогнутся враги!
Вот иглы острие —
Она саван шьет фой миаре!
О клинок! Сделал тебя Гованон!
Корум ныне получит тебя!
Пожиратели падали, черви земные
«Другом» тебя назовут.
Плохо придется убийцам,
И суровые зимы исчезнут.
О, большой урожай
Снимет сидов коса!
Ты имя получишь
И отчет свой начнешь,
Сиды и вадхаг
Оплатят свой долг.
Сильная дрожь сотрясла могучее тело Гованона, и он плотнее сжал пальцами лезвие меча.
Корум удивился, почему никто, кроме него, не услышал, как застонал Гованон. Он посмотрел на лица своих спутников. Они стояли как в трансе, потрясенные и ничего не понимающие.
Гованон постоял, покачиваясь, и продолжил:
Неназванный меч, ты — Корума меч!
Ни Хисаку, ни Гованону не дать тебе имя!
Черные ветры из ада летят,
Мутные реки ждут мою душу!
Гованон простонал эти последние слова. Он был испуган тем, что увидел сквозь сжатые веки, но уста его продолжали песню меча.
Корум подумал, видел ли он меч, похожий на этот. Меч проявит себя в битве против фой миоре — Корум это знал. Но будет ли меч ему другом? Почему он воспринимает его как врага?
