Стивен Эриксон - Дань псам
Но какая-то фигура оказалась на пути, ударила в плечо так сильно, что животное кувыркнулось в полете.
Баратол упал на спину — или скорее, на бок, как сумел — и тотчас же забрызганная алым голова Гончей врезалась в россыпь камней. За головой последовало тело.
Встав с земли, Чаур поглядел на Баратола, радостно улыбаясь кровавым ртом и поднимая взятую в кузнице громадную секиру — любимое оружие Баратола. Когда Блед вылез из завала, Чаур бросил секиру в сторону Баратола, а сам подхватил каменную глыбу.
Баратол завопил, отчаянно пытаясь сбросить с ног кусок стены, а белый Пес с рычанием развернулся к Чауру. В глазах плескалась раскаленная ярость.
Барен выкарабкался из мусора дальше по улице, но подоспеть вовремя никак не мог. Не повезло Чауру.
Дергая ногами, забыв о телесной боли, Баратол сражался с завалом.
Чаур метнул камень, как только зверь бросился в атаку.
Угодив прямо в нос.
Мучительный визг… инерция вынесла Пса на Чаура, послав того лететь вдоль улицы. Он ударился о стену, упал на грязную мостовую и больше не шевелился.
Баратол вытащил ноги, оставляя след крови и кусков кожи. Перекатился на живот, схватил секиру и тяжело поднялся на ноги.
Голова Бледа повернулась.
Баратол встал посередине улицы.
Белый Пес оглянулся, зарычал и сбежал. Через мгновение мимо кузнеца промчался Барен.
Баратол зашатался на неверных ногах. С трудом сделал вдох, другой… поглядел туда, где лежало неподвижное тело. Всхлипнув, заставил себя брести в том направлении.
* * *Потоп заливал странные места в мозге, именовавшие себя Чауром, и одно за другим эти места тонули. Одна за другой гасли искры, не разгораясь вновь. Его обычная бессознательность становилась чем-то более глубоким — защитным забвением, спрятавшим от Чаура тот факт, что он умирал.
Лицо его стало торжественным — только уголок рта опустился — и, когда Баратол перекатил тело на спину, зрачки оказались предельно расширенными.
Рыдающий кузнец положил голову и плечи дурачка на колени. Все остальное — весь мир, взрывы, крики, грохот битвы — все ушло. Не сразу Баратол понял, что еще кто-то вылез из развалин тюрьмы. Раздалось стаккато проклятий на малазанском языке, а также на фаларском, добрийском и дару. Кузнец поднял голову, заморгал.
— Дергун… прошу… нужна помощь. Ему плохо.
Бывший Сжигатель был покрыт пылью, но иначе не поврежден. — Я потерял клятый меч. Я потерял клятый арбалет. Я потерял клятые жульки. Я потерял…
— Дергун! Дыханье Худа, прошу помощи — нужно найти целителя. Высший Денал — такой должен быть в городе. ДОЛЖЕН!
— Ну, есть же Колотун… но он… дерьмо! он же помер. Забыл. Не могу поверить. Забыл.
Дергунчик склонился и поглядел на Чаура. Потряс головой: — Ему конец, Баратол. Череп пробит, кровь в мозгу — всегда видать, ежели лицо обмякло…
— Я знаю, чтоб тебя. Нужен целитель! Думай, Дергун — должен быть хоть кто-то.
— Может, но не близко — нам полгорода пройти. Баратол, с этими Гончими…
— Плевать на Гончих! — Кузнец встал, держа Чаура в руках.
Дергунчик выпялился: — Ты не сможешь нести…
— Так помогай!
— Попытаюсь! Дай подумать.
В этот миг они услышали стук подков, треск деревянных колес о мостовую. Оба повернулись к началу улицы.
* * *Взгляните на вола. Он слишком устал, чтобы бежать. Даже телега сзади еле ковыляет от утомления. Слизь застыла на губах, свесившись блестящим полотном под копыта. Болезненная ясность паники угасает, глаза снова потускнели; когда два человека подошли и положили в телегу третье тело… ну, это же его привычная работа, подумал вол. Наконец мир вернул себе целостность. Есть задание, есть предначертанный путь. Он спасительнее материнского молочка.
Усталый, но довольный зверь зашагал за двумя людьми.
* * *Двое родичей встали на крыше, глядя на город. Пожары озарили ночное небо. Целая секция района Гадроби пылала, выбрасывая в воздух гейзеры горящего газа. Вскоре атмосфера странно сгустилась, надавила — пожары приутихли, по крайней мене не распространялись, да и взрывы звучали реже. И все же никто не спешил бороться с огнем — что, если подумать, совсем неудивительно.
Во дворе Усердный Лок суетился над павшими дворовыми охранниками, которых несли на одеялах. Чудесное дело: оба выжили в столкновении с ассасинами, хотя оставался большой риск, что они не вынесут лечебных назначений кастеляна. Скорч и Лефф назначили себя на обход стен имения, улица за улицей, аллея за аллеей, круг за кругом — арбалеты на изготовку, головы кружатся от возбуждения.
— Эти Гончие, — сказал Раллик, — совсем не вовремя.
— Кажется, их стены не остановят. Есть идеи, зачем они пришли?
Раллик не ответил; Торвальд поглядел на него и увидел, что кузен взирает на разбитую луну.
Торвальд не стал смотреть туда же. Небесное месиво его пугало. Скоро ли кружащиеся обломки посыпятся вниз дождем? Раллик недавно заметил, что они, кажется, двинулись в ином направлении и становятся все меньше. Есть и вторая луна, катящаяся медленнее и, значит, расположенная дальше. Она кажется крошечной, но настоящий ее размер непонятен. Имеется распространенное мнение, что она может быть иным миром, столь же большим, как наш. Кто знает — вдруг именно она обречена попасть под смертельный ливень? Нет, Торвальду совсем не хотелось думать об этом.
— Раллик…
— Ладно, Тор. Я хочу, чтобы ты оставался здесь, в пределах стен. Вряд ли будут неприятности — Хозяйка пробудила защитные чары.
— Тизерра…
— Женщина умная, да к тому же ведьма. С ней все будет хорошо. Сейчас она, скорее всего, беспокоится за тебя. Останься здесь, кузен, до рассвета.
— А что ты?
Раллик повернулся; миг спустя Торвальд ощутил чье-то присутствие и тоже повернулся.
Воркана закуталась в толстый серый плащ. — Верховный Алхимик, — сказала она Раллику, — намекал, что мы должны быть близко на случай… необходимости. Думаю, время пришло.
Раллик кивнул: — Крыши и канаты, Хозяйка?
Женщина улыбнулась: — Ты заставляешь меня мечтать о былом. Прошу, веди меня.
О да, Торвальд понял все тонкие слои, скрытые за этими словами, и порадовался. «Пусть кузен найдет счастье с самой опасной в мире женщиной. Но ведь и я нашел его с самой опасной женщиной — после Ворканы. Особенно опасной она станет, если я забуду купить хлеба».
* * *Обогнув угол — позади аллея, впереди широкая улица — Скорч и Лефф замялись. Нет смысла становиться неосторожными, даже если атаки ассасинов не предвидится. Может, они размножаются быстро как опарыши — Скорч вовсе не уверен, что Лефф пошутил, говоря так. Вовсе не уверен.
Улица пуста. Ни беженцев, ни стражи, ни злодейских убийц в черном.
Что важнее всего: ни одного Пса.
— Проклятие, — прошипел Лефф, — где же зверье? Неужто ты воняешь страшнее и злее всех, Скорч? В этом проблема? Вот дерьмо! Я мечтал об ожерелье из клыков. А может, и о лапке на поясе.
— Лапке? Скорее о гигантской дубине, от которой тебя при ходьбе перекосит. Вот было бы смешно увидеть. Стоит убить пару Гончих, просто чтобы поглядеть. Лапка Гончей, ха-ха.
— Ты сам говорил, что хочешь череп!
— Я ж не хочу его носить. Думал сделать лодку, выскоблить, понял? Можно было бы по озеру плавать.
— Черепа не плавают. Разве что твой, он ведь из пробки.
Они вышли на улицу.
— Я назвал бы ее «Гони-в-море». Как тебе?
— Скорее «Тони-в-море».
— Ты сам не знаешь, о чем болтаешь, Лефф. Вот в чем твоя проблема. Всегда так было и так будет.
— Жаль, здесь нет еще двадцати ассасинов.
— Их тут было еще больше, но не про нас. Тор сказал, что мы были отвлекающим маневром.
— Мы их отвлекли, это точно.
В этот миг показалась Гончая Теней, шагах в двадцати. Бока ее тяжело вздымались, кожа свисала кровавыми полосами. Пасть была покрыта багряной пеной. Повернув голову, зверь заметил их.
Скорч и Лефф одновременно подняли самострелы вертикально и принялись вставлять болты с зазубренными наконечниками. Затем медленно опустили оружие и прицелились.
Раздувая ноздри, зверь попятился. Еще миг — и он пропал.
— Дерьмо!
— Я знал, что ты воняешь! Мы почти его достали!
— Это не я!
— С тобой гулять неинтересно, Скорч. Совсем неинтересно. Ты любой шанс срываешь.
— Не специально. Я же люблю веселиться не хуже тебя, сам знаешь!
— В следующий раз, — пробормотал Лефф, — сначала стреляем, потом спорим.
— Хорошая мысль. В следующий раз. В следующий раз все сделаем правильно.
* * *Под луной, осадившей его мрачными воспоминаниями, Резак гнал уведенного у Коля коня. Одной рукой он сжимал неудобное копье, чувствуя всю его тяжесть. К такому оружию он не привык… и все же что-то не давало ему его выбросить.
