Дэн Абнетт - Создатель Призраков
Гаунт, пригнувшись, шел вдоль кромки отмели, миновал дежурный расчет тяжелого орудия на углу. Застывшая на дне траншеи грязь пахла вязкой смертью. Вдоль всей траншеи был проложен наземный кабель вокс-связи, поднятый над трясиной металлическими кольями с кольцами.
Комиссар знал, что заканчивался этот кабель вокс- передатчиком на позиции снайпера. В случае атаки он хотел бы узнать о приближении противника от своих самых зорких часовых, и узнать это по старой доброй кабельной связи, которую невозможно заглушить помехами.
Ларкин, как всегда, нервничал. Забравшись в ячейку на самом краю отмели, он взгромоздился на мешки и тщательно чистил свою винтовку.
Навязчивая привычка, решил Гаунт. Комиссар приблизился, и снайпер немедленно повернулся к нему, напрягшись.
— Ты вечно выглядишь так, будто боишься меня, — сказал Гаунт.
— О нет, сэр. Только не вас, сэр.
— Мне было бы неприятно это знать. Я полагаюсь на таких, как ты, Ларкин. На людей с особыми способностями.
— Я польщен, комиссар.
Винтовка Ларкина уже сияла чистотой, но снайпер не прекращал ее начищать.
— Продолжай, — произнес Гаунт.
«Интересно, сколько еще я смогу полагаться на него?» — подумал Гаунт.
5
АНГЕЛ БУЦЕФАЛОНА
Ларкин думал о смерти. Он решил, что желал бы умереть, если бы не боялся этого так сильно. Целыми ночами он размышлял об этом, но так и не решил, чего же он сильнее боится — самой смерти или страха перед ней. Хуже того, он так часто оказывался близок к ответу, так часто ловил ее ледяной взгляд, так близко щелкали ее стальные клыки… Ответ был рядом столько раз.
Должно быть, сегодня он поймет. Здесь. Смерть или страх смерти.
Может быть, ангел знала. Но она молчала. Строго и сдержанно она смотрела вниз. Глаза закрыты, будто она спит. Руки сложены на груди в молитве.
Там внизу, за стенами, кипела битва за Буцефалон. Дрожали законченные стекла в стрельчатых окнах — те, что остались целы. Яркими вспышками отражались трассирующие очереди, взрывы ракет. Ларкин прислонился к холодному камню колонны. Он поскреб грязной рукой по узкому подбородку. Дыхание наконец возвращалось в норму, пульс падал. Приступ страха, от которого он стонал и задыхался пять минут назад, утихал, как буря. А может, он просто оказался в самом ее центре.
— Ты рассказывал о том, как попал сюда.
Ларкин оглянулся на ангела. Она так и не подняла головы. Но она теперь смотрела на него, мрачно улыбаясь. Ларкин облизнул губы и беспечно взмахнул замызганной рукой:
— Война. Сражение. Судьба.
— Нет, я имею в виду — именно сюда, — произнесла ангел.
— Приказы. Воля Императора.
Казалось, ангел слегка пожала плечами, закутанными в рясу.
— Ты очень закрытый. Прячешься за словами, скрываешь за ними правду.
Ларкин моргнул. На секунду перед его глазами замелькали яркие полумесяцы и размытые полосы кровавой черноты. Короткий спазм тошноты. Он знал, что эго означает. Знал с самого детства. Галлюцинации, тошнота, металлический привкус во рту. Потом беспричинный страх, видение туннеля. После этого, если повезет,— вспышка огненной боли в голове, делающая его слабым и беспомощным на многие часы. Если не повезет — приступ, конвульсии, обморок. Потом он очнется весь в крови и синяках от припадка. Несчастный, опустошенный, разбитый изнутри.
— Что с тобой? — спросила ангел.
Ларкин слегка постучал пальцем по виску:
— Я… не в порядке. И никогда не был… ни разу за всю свою жизнь. Припадки обычно пугали мою мать, но я боялся их намного сильнее. Время от времени со мной происходит такое.
— В такие моменты, как сейчас? Когда тяжело? Когда рядом опасность?
— Не обязательно. Это просто одна из причин. Ты ведь знаешь, что такое плоин?
— Нет.
— Это фрукт. Круглый, с мягкой зеленой кожурой. Внутри розовая мякоть, много черных косточек.
Мой дядя выращивал их в саду, на Танит. Замечательные фрукты, но от одного их запаха у меня начинался приступ.
— Неужели нет никакого лекарства от этого?
— У меня были таблетки. Но я забыл их взять. — Он достал деревянную коробочку и открыл, показывая, что она пуста. — Или я не заметил, когда они кончились.
— Как ты сказал, они называют тебя?
— Чокнутый Ларкин.
— Это жестоко.
— Но ведь так и есть. У меня не в порядке с головой. Чокнутый.
— С чего ты взял, что ты ненормален?
— Ну, я ведь разговариваю со статуей, разве нет?
Она рассмеялась и одернула белую рясу, прикрывавшую ее ноги. Ее окружало мягкое, чистое сияние. Ларкин снова моргнул и опять увидел полумесяцы и полосы.
Снаружи грохот очередей и взрывов рвал вечерний воздух. Ларкин поднялся и подошел к ближайшему окну. Он смотрел на город сквозь цветное стекло витража. Окруженный стеной в восемьдесят метров высотой шпиль крупнейшего полиса Буцефалона возвышался на краю гор. Клубы дыма скрывали город. Лазерные лучи расчерчивали воздух яркой сетью. Километрах в двух он разглядел гигантские штурмовые платформы, возведенные саперными частями Имперской Гвардии. Огромные насыпи земли и бетонного крошева возле стен, почти километр в длину, и достаточно широкие, чтобы на стены могла подняться бронетехника. Пламя яростного боя освещало платформы.
Барахтавшиеся чуть ближе люди казались не больше муравьев. Тысячи солдат карабкались по окопам, рассыпались по истерзанной, разбитой земле, штурмуя неприступные стены.
У Ларкина была хорошая обзорная точка. Эта разрушенная крепость была частью комплекса, охранявшего главный акведук города. Именно это мощное строение сорвало первые попытки противника обстрелять город. Несмотря на сильный гарнизон, крепость показалась комиссару Гаунту хорошей точкой для проникновения диверсионной команды. Уже далеко не первая ошибка комиссара.
Гаунт говорил, что до оккупации Хаоса полисом управляли тридцать два благородных дома, потомки торговых династий, основавших город. Прекрасные знамена, развешенные по стенам, изображали их фамильные гербы. Сейчас с деревянных перекрытий свисали лишь обрывки пестрой ткани. А еще их теперь дополняли распятые тела глав благородных семейств.
Это было первым деянием Нокада. Нокад Погибельный, Нокад Улыбающийся. Лидер еретического культа, чьи богохульные силы захватили Буцефалон изнутри, покорив один из прекраснейших миров Саббаты. Произнося торжественную речь перед началом Крестового похода, военмейстер Слайдо лично отметил гордый Буцефалон среди тех миров, которые он желает спасти от скверны в первую очередь.
За окном разорвался снаряд, и Ларкин нырнул в укрытие. Витраж осыпался на пол осколками. Вспышки перед глазами становились все сильнее, и он почувствовал кислый привкус металла. А еще был гул. Глухой, болезненный вой в ушах. Очень плохой знак. Это было только раз или два, накануне самых страшных приступов безумия. Что-то странное творилось со зрением. Все вокруг, казалось, вытягивалось, как в кривом зеркале на карнавале Аттики. Временами предметы искажались, приближались и снова удалялись, их очертания становились размытыми.
Дрожь пробирала до костей.
Ангел зажигала свечи у металлического жертвенника. Ее движения медленны, прекрасны, грациозны.
— Почему ты не веришь в ангелов? — спросила она.
— О, я верю, — вздохнул Ларкин. — И не только сейчас, я и раньше верил. Есть у меня друг, Клугган, сержант. Увлекается военной историей. И он говорил, что во время битвы при Сароло на рассвете пришли ангелы и вдохновили имперские войска на победу.
— И ты думаешь, это было просто видение? Массовая галлюцинация из-за страха и усталости?
— Мне ли судить? — откликнулся Ларкин, а ангел тем временем зажгла последнюю свечу и затушила лучину. — Я сумасшедший. Видения и призраки являются мне каждый день. Большая часть — просто порождения моего ненормального разума. Я не могу сказать, что правда, а что — нет.
— Твое мнение не хуже любого другого. Так как ты думаешь, видели ли солдаты ангелов при Сароло?
— Я…
— Просто скажи, что думаешь.
— Думаю, да.
— И что это были за ангелы?
— Проявление силы Императора, пришедшего ободрить своих воинов.
— Так ты считаешь?
— Я бы хотел в это верить.
— А что же еще это может быть?
— Групповое помешательство! Колдовство псайкеров! Сказки, выдуманные теми, кто выжил в бою! Как ты и сказала, массовые галлюцинации.
— Даже если это и так, разве это настолько важно? Видели ли солдаты ангелов, или им просто почудилось — но это вдохновило их на победу при Сароло. Если ангел вовсе не ангел, а просто вдохновляющий образ, разве это делает его менее ценным?
Ларкин мотнул головой и улыбнулся:
— Зачем я тебя вообще слушаю? Видение, спрашивающее меня о видениях!
