Стивен Эриксон - Пыль Снов
Баделле должна умереть. Брайдерал обобрала сад, еще не найденный детьми. Сила ее возвращается, живот впервые за месяцы полон. Однако чувство вины и одиночества отняло волю. Хуже того — сам город на нее давит. Какая бы сила тут не жила, она враждебна Форкрул Ассейлам. Презрение к правосудию — она почти ощущала, как это место гневается на нее.
Охотятся ли на нее? Она думала, что да. Если ее найдут, то убьют. Сорвут плоть с костей и пожрут, до отказа набив животы. Может, так и надо. Может, это своего рода справедливость, та, что признает возможность неудачи.
Но если она убьет Баделле… одному Рутту с ней не справиться. Седдик — лишь щеночек Баделле. Встав над хладным трупом Баделле, Брайдерал сможет приказать остальным покориться. «Сдайтесь, встаньте на колени… умрите. Не это ли вы искали? Чистейший покой».
Тут она замерла, затаив дыхание: снаружи послышались какие-то звуки. Встав на четвереньки, подобралась к окну, глядящему на развалины дворца. Посмотрела наружу.
Баделле. Несет хрустальный меч — не первым попавшийся кусок, нет. Меч от дворца. Он сверкает в реках девочки, он так ослепителен, что Брайдерал замотала головой от боли. Дворец разрушен — но нечто живо в нем.
Она ненавидит этот город.
«Теперь Баделле ведет охоту. Она вонзит осколок в мою грудь, он вдоволь напьется крови.
Нужно спрятаться».
* * *Баделле повернулась на шорох, донесшийся из башни; мельком заметила лицо, тут же пропавшее в темноте окна. Значит, время? Так скоро?
Она могла бы высвободить силу голоса. Могла бы — она это знала — приказать Брайдерал идти сюда. Она сумела победить четверых взрослых Казниторов. Их дитя, одинокое и слабое, не сможет защититься.
Но она хотела, чтобы ее смерть была тихой. Ведь битва между двумя правыми силами завершилась. Мир, оказывающийся смертью, отвергнут. «Но ведь эту войну мы ведем с самого начала. Мы сражались и победили. Кончено.
Сможем ли мы поселиться здесь навечно? Хватит ли садов? И чем заняться? Мы выжили — достаточно ли этого для жизни? Как насчет мечтаний? Желаний? Что за общество можем мы породить?
Нет, этого мало. Мы не можем здесь оставаться».
Убив Брайдерал, она ничего не достигнет. «Нет. У меня есть ответ получше».
Она возвысила голос: — Дитя правосудия! Город не для тебя! Ты изгнана! Вернись к своему роду, если сможешь! ИДИ!
Из башни донесся слабый крик. Казниторы изгнали их из родных домов, отняли от семей. Как уместно теперь изгнать одного из Казниторов. «Мой дом, моя семья. Не ваши. Никогда не были вашими. Моя новая семья. Где они, там мой дом».
С Брайдерал покончено.
Баделле пошла к Рутту, к Хельд и Седдику. Есть что обсудить. Надо найти новую цель. Нечто превыше выживания. «Нечто заслуженное. Ибо мы научились выбирать свободу».
Она глянула на самодельный меч в руке. Он казался неестественно ярким, он словно собирал и выпивал свет. В сердцевине пляшет золотое пламя. Он прекрасен, да… но в нем есть еще что-то. Какая-то сила. Ужасная сила.
Она припомнила сказки, сказания об оружии, которому давали имена. Что же. Она назовет его Пламенем.
* * *— Так вашу!.. — Скрипач отвернулся от трех озабоченных лиц, от шести испуганных глаз, от судорог нарастающей паники. Осмотрел почву. — Стойте здесь, — приказал он панцирникам. — Нет, не так. Курнос, отыщи Бутыла. Острячка, вместе с Поденкой усиленно охраняйте их палатку. Никого не пускать. Поняли?
Солдаты величаво закивали. Курнос неуклюже пустился исполнять приказ.
Со всех сторон сворачивался лагерь. Палатки падали, шесты выдирались из каменистой почвы. Солдаты кричали, жаловались и ругались между собой. В прохладном утреннем воздухе повисли пряные ароматы кухонь. Рядовые двух ближайших взводов неловко переглядывались, не находя ответов. Они спали. Ничего не слышали.
Взгляд Скрипача снова скользнул к палатке. Разрезана на полоски. Внутри — если такое слово теперь подходит — вспоротые матрацы. Но никакой крови. «Так вашу…! Гори оно огнем!» Он подавлял себя, чтобы не выругаться вслух. Скрипач принялся изучать землю, ища следы борьбы, следы от вытащенных наружу тел. Любые следы. Но ничто не привлекало глаз. Слишком испуган, чтобы сосредоточиться. Где же Бутыл, Худа ради?
Острячка подошла к нему полузвоном ранее. Он вылез из палатки и наткнулся на нее, стоящую с выражением ужаса на туповатом лице.
— Пропали, сержант.
— Что? Кто пропал?
— Палатка порезана, но тел нет…
— Острячка, о чем ты? Чья палатка? Кто пропал?
— Наш сержант с капралом. Пропали.
— Геслер? Буян?
— Палатка вся порезана.
Не порезана, заметил он, отправившись на стоянку Пятого взвода. Вспорота. Толстый брезент вспорот со всех сторон с каким-то фанатичным усердием. Геслера и Буяна нет, нет их оружия, доспехов. Причем пехота стоит со всех сторон, едва протиснуться можно между палатками, да еще путаница веревок и кольев… нет, бессмыслица какая-то.
Он оглянулся: Бутыл и Курнос подходили к Поденке, а та растопырила толстые руки, преградив им путь словно засов на крепостных воротах.
— Пусти их, Поденка — но больше никого не пускай. Пока что. Бутыл, сюда.
— Что я слышу? Геслер и Буян дезертировали?
Скрипач едва не ударил парня. Зашипел: — Никто не дезертировал, но слухи теперь поползут. Идиот.
— Прости, сержант — слишком раннее утро, черт подери, думать не могу.
— Лучше бы тебе проснуться, — буркнул Скрипач, указывая на палатку. — Поищи знаки в ней и вокруг. Кто-то должен был подойти к ней. Найдешь хоть каплю крови, скажи — только тихо, понял?
Облизывая губы, уставившись на порванную палатку, Бутыл кивнул. Прошел мимо сержанта.
Скрипач расстегнул и скинул шлем. Утер лоб. Сверкнул глазами на солдат соседних взводов. — Будите сержантов. Позаботьтесь, чтобы через ваш кордон никто сюда не проскочил!
Солдаты повскакивали. Скипач знал, что новость о его болезни пронесется по рядам. Он уже несколько дней трясется от лихорадки. Стоять рядом с Аномандером Рейком было, вспомнил он, не очень приятно… но сейчас намного хуже. Ему не нужна Колода Драконов, чтобы понять случившееся. К тому же в Колоде не найти карты Консорта Тьмы. По крайней мере, ему известной карты… хотя иногда силы обретают такую мощь, такую интенсивность, что могут стереть краски с какой-нибудь из младших карт и присвоить ее себе. Возможно, так и случилось — однако он не хотел выяснять. В любом случае его слабость напугала людей — чертовски несправедливо, но так оно случилось и ничего сделать нельзя. Он хотя бы встал на ноги — и уже видит во многих глазах нескрываемое облегчение.
«Чем старше становлюсь, тем чувствительнее талант — если это можно назвать талантом. Предпочтительнее слово „проклятие“.
А теперь Рейк взял и убил себя. Невероятно. Безумно. Драгнипур разбит. О да, Рейк и Худ позаботились, чтобы большая часть скованных чудовищ была уничтожена. Чудная сделка, да уж. Скованные души и свора жутких прихвостней Худа — все скормлены Хаосу. „И мертвый будет спать, и сон продлится вечно“. Аминь».
Он вцепился пальцами в бороду. «Их утащили. Прямо из середины треклятой армии. Геслер. Буян. Почему они? О, не глупи, Скрип. Их закалил Горн Тюрллана. Оба властители.
Подумаем об этом. Геслер — он может отвесить такую плюху, что даже бог зашатается. Буян разрубит мечом сразу троих, когда достаточно обезумеет. Но… ни капли крови…»
— Нашел каплю крови, сержант. — Бутыл вдруг оказался рядом. Он опустил голову и почти шептал.
— Всего одну?
— Ну, может, две слившиеся. Три? Густая и пахнет.
Скрипач скривился: — Пахнет?
— Не человеческая кровь.
— О, великолепно. Демон?
— Скорее… ризана.
— Ризана? Не время для шуток, Бутыл…
— Я не шучу. Слушай. Ни одного отпечатка, кроме оставленных солдатами — а мы знаем, не солдаты ведь вломились в палатку и похитили двух человек. Если только у них были когти длиной в меч, ведь палатку разрезали когтями. Лапищи должны были быть громадными. Еще страннее, сержант, что…
— Постой. Дай подумать. «Ризаны? Летают в ночи, едят насекомых, мелких мышей…» — Крылья. У них крылья, чтоб меня!
— Оно пришло с неба. Разумеется, это теперь очевидней крови на глазах. Вот почему нет следов. Прыгнуло прямиком на палатку…
— Кто-нибудь услышал бы. По крайней мере, когда Гес и Буян начали бы орать.
— Да, эта часть к головоломке не подходит.
— Продолжай. — Скрипач подошел к Курносу. — Еще одно путешествие. Найди капитана Фаредан Сорт и, может, еще кулака Кенеба. И Быстрого Бена — да, его найди первым и пришли сюда. И слушай, Курнос — ни слова насчет дезертирства. И так болтовни хватает. Геслер и Буян не сбежали. Их похитили.
Курнос покачал головой:
— Мы ничего не видели, не слышали, а я ведь легко просыпаюсь. До глупого легко.
