Анатоль Нат - Операция "Бешеные лошади"
И ведь не было бы всего этого, если бы не необдуманная жадность Корнея, скупившего на корню считай что половину всех породистых лошадей Амазонии. И теперь вместо нормального, спокойного перегона, где один конник спокойно вёл с собой в поводу две, три лошади, которые легко можно было направить куда угодно, приходилось надрываться с огромными, плохоуправляемыми табунами. К тому же, раздираемыми изнутри бьющимися за лидерство жеребцами.
Хорошо ещё что этих элитных жеребцов-производителей у них оказалось не так много, как поначалу думал Сидор. Наверное, на порядок меньше, чем ранее он предполагал. Оттого наверное и управляемость табунами хоть какая-то была. Иначе… Будь этих скотов — жеребцов, сексуально озабоченных, хоть на десяток больше, и у несчастного Сидора точно бы поехала крыша, настолько ему обрыдли эти безконечные лошадиные битвы за лидерство между собой и за чужих кобыл.
И ещё он совершенно определённо понял и сам в том чётко удостоверился — у него в табуны дйствительно собрана была самая настоящая элита. По тому, как те жеребцы дрались — точно, все они, как один — были супер!
— "Удавил бы гадов", — каждый раз просыпался он с одной и той же ненавистной мыслью. И относилась она отнюдь не к постоянно рано будившем его дежурным. Нет! К жеребцам, скотам, устроившим в табуне очередную драчку между собой. И как всегда не вовремя, когда он только-только прилёг наконец-то поспать.
Никогда ещё в своей жизни Сидор так не выматывался, так не уставал. Никогда ещё у него не было такой дикой усталости и так мало свободного времени на нормальный, спокойный сон. Когда он от усталости буквально падал под копыта своей лошади, засыпая на ходу, или вечерами, сидя у походного костра, так и засыпал с кружкой чая в руке. Времени на отдых эти четвероногие твари ему практически не оставляли.
И ведь нельзя же было отвертеться. Потому как только у него во всём двухтысячном отряде, как в случае и с медведями, вдруг оказался чудесный дар общения ещё и с лошадьми. Он с ними прекрасно понимали язык друг друга. Чем все в отряде тут же нагло и воспользовались, свалив на него все проблемы с животными, как будто он им лошадиный психолог какой-то… Анализатор там… чего-то такого… Блин!
Но, как сказал очень давно и не в этом мире один мудрый человек: "Добрым словом и пистолетом можно сделать гораздо больше добрых дел чем только добрым словом и только пистолетом". Ну, слов, включая ненормативную лексику у него всегда было в достатке, и он их никогда особо не экономил. А пистолет ему заменил добрый толстый кнут, который он безжалостно наказывал жеребцов, несогласных с его личным, единственно правильным мнением. Так что дело помаленьку пошло, наладилось.
Правда, иной раз он тяжело вздыхал, с тоской вспоминая городской арсенал в Старом Ключе, куда его однажды с какими-то мужиками по пьяни занесло. Что-то они там ему показывали, сейчас уж и не упомнишь чего. Главное, что он с того раза запомнил — ему предлагали купить за пару сотен золотых мечту идиота — настоящий, в рабочем состоянии пистолет-маузер, с коробкой-прикладом и парой десятков аутентичных патронов к нему.
Вот это тогда его и остановило. Не цена — просто безумное количество золота, что те хотели получить за свой раритет, а малое количество патронов к пистолету. Потому как больше, те парни ему сказали, что у них нет где и взять.
Но сейчас, Сидор рад был бы и этому. Пугануть выстрелом какого-нибудь чересчур обнаглевшего жеребца, вошедшего в раж, которого и плётка уже не берёт. Пугануть вот такого дурня, было бы о-очень даже хорошо. Для такого случая сейчас ему было не жалко и тех двух сотен золотых.
Но, это всё лирика, и воспоминаниями настоящего не исправишь.
Теперь же ему приходилось частенько среди ночи вставать ни свет ни заря и куда-то тащиться, чтобы там на месте в очередной раз разобраться с очередной привычной проблемой.
И так день за днём, утром, днём, вечером и ночью. С самого первого дня, когда Паша натуральным образом выкинул его со своей лодьи, сказав что воинскую славу себе он пусть добывает на суше, а таких безбашеных идиотов, как некий влюблённый дурак-Сидор, готовый развязать хоть мировую войну, лишь бы понравиться своей красотке, ему не надо. И всего-то из-за чего? Только из-за того, что он, не подумав, ляпнул ему будто ему надо обязательно прославиться. Чтобы на него более благосклонно взглянула некая белокурая особа с красивыми голубыми глазами.
И этот мерзавец при первой же удачно сложившейся возможности просто пинком под зад выкинул его с ушкуя, отправив возглавлять перегон. Гад!
Возглавлять! У Сидора, от всплывших в голове матерных эпитетов на сей счёт, в тот же миг сбились в кучу все мысли. Это он-то возглавляет?
Ха! Расскажите кому другому эту глупость.
Он, владелец этих тысячных табунов — банальный пастух со слабыми задатками лошадиного психолога и толстым, длинным кнутом, которым он совсем недавно лишь наловчился неплохо пользоваться, а никак не начальник.
Начальник — сидит себе в какой-нибудь кибитке, или там — в юрте, и только и делает что раздаёт всем указивки, которые его помощники тут же бросаются бегом исполнять. А не носится сам, как наскипидаренный, разрешая словно из рога изобилия сыплющиеся на голову проблемы.
Начальник — бездельник, что ничего не делает, и лишь пьёт водку и собирает со всех бабки… Или прекрасный организатор, у которого всё идёт как бы само собой.
Ни тот, ни другой, ни третий случай не соответствовал случаю Сидора. Он был… пастух… этого… стада.
У него даже в мыслях были одни лишь матерные слова для точного описания своего настоящего положения. Всё о чём он мечтал, о чём думал, к чему мысленно готовился — всё пошло на этом перегоне прахом…
Сидор про себя повеселился собственным, пришедшим в голову мыслям.
— "Придёт же в голову такая дурь, — подумал он, позёвывая. Под бочину ему впился какой-то корешок и он с недовольным ворчанием лениво перевернулся на другой бок.
Да нахрена оно ему нужно, начальство это! Есть Корней! Пусть этот дурак, умудрившийся купить на три тысячи лошадей больше чем им было нужно, и тем фактически сорвавший тщательно подготовленную Сидором за долгую зиму операцию, пусть он и возглавляет этот перегон. Причём купивший то, что им в принципе то и не надо было.
Захотел элитных лошадей завести? Так пусть бы теперь покорячился.
Ага! Как же!
Сидор недовольно поморщился. Корячиться-то, как раз пришлось ему. Корней, скотина такая, ничем кроме своих военных побрякушек заниматься не хотел. И как только у него под рукой появился Сидор со своей дурацкой жаждой воинской славы, как у Корнея почему-то на всякие хозяйственные нужды тут же не оказывалось времени. И в результате всё это огромное хозяйство по обеспечению перегона пришлось тащить на своём хребте удачно подвернувшемуся ему под руку Сидору. Хорошо что хоть помошников он себе постепенно подобрал толковых, из тех купцов, что остались с табунами охранять своих лошадей. Иначе бы точно зашился.
— "Элитное племеноводство!" — чуть не выплюнул из себя ненавистные слова Сидор. Как же он теперь ненавидел этот простой, научный термин.
Собранные в один табун элитные жеребцы отказались сами разделяться по своим, отдельным, элитным признакам, и тут же бросились в борьбу за неожиданно оказавшихся у них в прямом доступе чужих кобыл. Захотели тут же порушить всю элитную работу, проведённую до них несколькими поколениями животноводов амазонок.
— "Боже! Каких трудов ему стоило всех их развести по своим отдельным табунам. Да чтоб они не пересекались, да не переопылялись"…
Сидор замер в раздумьях. Наверное плёток с десяток он поистрепал всего за один какой-то паршивый месяц, препятствуя подобному переопылению.
— "Нет! Переопыляться — это из другой области", — чуть не расхохотался он над собственной шуткой.
— "Дожил, — посетовал он сам себе. — Теперь даже шучу сам с собой".
После того как он до потери сознания избил подвернувшимся под руку дрыном заснувшего на посту дежурного пастуха, который своей безалаберностью чуть не привёл дело к тому, что вот один… такой чересчур активный жеребец меклекбургской породы чуть не "переопылил" вдруг оказавшихся доступными кобыл лонгарских тяжеловозов… С тех пор разговаривать ему стало практически не с кем. Если не считать немногих своих помощников из купцов. И так не слишком то хорошие его отношения с курсантами окончательно испортились.
Прилюдное его обещание после этого случая убить любого, кто по неважно какой причине допустит порчу элитных кобыл, окончательно разорвало бывшее ещё ранее внешнее подобие нормальных отношений между ним и курсантами.
Впрочем, Сидору было на это откровенно плевать. Ему вдруг стало совершенно безразлично чужое мнение, кто там что о нём чего думает. Ему стало крайне важно сохранить чистоту породы и не допустить никакой порчи. А пустить прахом труды нескольких поколений животноводов Амазонии, веками занимавшихся селекцией лошадей, из-за какого-то разгильдяя, кто собственный сон ставит превыше всего, он был не намерен.
