Фрэнк Герберт - Дюна
Как скоро этому ребенку придется стать мужчиной, подумал Халлек. Как скоро придется ему составить мысленно этот контракт, призывающий к жесточайшей осторожности, и внести в этот лист строку: «Кто ваш ближайший родственник?»[1]
Не оборачиваясь, Халлек сказал:
— Я чувствовал, что тебе хочется поиграть, и ничего мне так не хотелось, как поиграть с тобой. Но игры кончались. Завтра мы летим на Арракис. Арракис — это не игра, это реальность. Харконнены — тоже реальность. Пауль, подняв вверх рапиру, коснулся клинком лба.
Халлек обернулся, увидел салют и ответил кивком. Показал на спарринг-манекен.
— А теперь займемся твоей координацией. Покажи, как ты справляешься с этой зловредной штукой. Я буду управлять ею отсюда — здесь мне будет лучше видно. И предупреждаю — сегодня я применю новые контрудары. Враг тебя об этом предупреждать не станет.
Пауль приподнялся на носках, чтобы расслабить мускулы. Он вдруг со всей серьезностью понял, что его жизнь начала резко меняться. Он подошел к тренажеру, ткнул острием рапиры выключатель на груди куклы и почувствовал, как силовое поле оттолкнуло клинок.
— Ан гард![2] — скомандовал Халлек, и манекен начал атаку.
Пауль включил щит, парировал и контратаковал.
Халлек, управляя куклой, внимательно следил за ним. Его сознание словно разделилось: одна часть напряженно контролировала ход поединка, а другая блуждала где-то вдалеке.
«Я — словно хорошо сформированное садовником плодовое дерево. Дерево, полное хорошо развитых способностей и чувств, и все они привиты на меня — все они вызревали для кого-то другого…»
Почему-то он вспомнил свою младшую сестру — ее миниатюрное, напоминающее о сказочных эльфах лицо ясно встало перед его глазами. Но сестра давно была мертва — умерла в солдатском борделе у Харконненов. Она любила анютины глазки… или маргаритки? Он уже не помнил. И то, что он не мог вспомнить этого, огорчило его.
Пауль отбил медленный рубящий удар куклы и с левой руки провел антре-тиссе.[3]
«Вот ловкий чертенок! — подумал Халлек, теперь полностью поглощенный ловкими движениями Пауля. — Он тренировался самостоятельно. Это не похоже на стиль Дункана, и уж определенно не то, чему учил его я!»
Эта мысль только усилила печаль Халлека.
Это его «настроение» заразило и меня, подумал он и спросил себя, приходилось ли этому мальчику по ночам в страхе вжиматься в подушку, слушая отдающийся в ней собственный пульс?..
— «Если бы желания были рыбами, мы бы все забрасывали сети…»— пробормотал он.
Эту пословицу часто повторяла его мать, и он вспоминал ее всякий раз, когда мрак будущего окутывал его мысли.
Потом он подумал, как странно с такой поговоркой отправляться на планету, которая никогда не знала ни морей, ни рыб.
~ ~ ~
ЮЙЭ (произносится как «ю-э»), Веллингтон (станд. 10 082 — 10 191). Доктор медицины, выпускник Суккской школы (оконч. в Станд. 10 112). Жена: Уанна Маркус, Б.Г. (Станд. 10 092 — 10 186?). В осн. изв. как предатель герцога Лето Атрейдеса (см.: Библиография, Приложение VII [Кондиционирование Имперское] и: Предательство, Великое (Предательство Юйэ).
Энциклопедический словарь по Муад'Дибу, сост. принцесса ИруланХотя Пауль услышал, как в зал вошел доктор Юйэ, и обратил внимание на то, что его шаги как-то напряженно-медлительны и осторожны, он продолжал лежать лицом вниз на столе, куда его уложил ушедший уже массажист. Приятно было расслабиться после выматывающей тренировки с Гурни Халлеком.
— Вы удобно устроились, — сказал Юйэ своим спокойным высоким голосом.
Пауль поднял голову и окинул взглядом длинную худую фигуру в нескольких шагах от стола: помятая черная одежда, массивная голова с квадратным лицом, украшенным длинными свисающими усами, пурпурными губами и вытатуированным на лбу черным ромбом Имперского кондиционирования; длинные черные волосы схвачены над левым плечом серебряным кольцом Школы Сукк.
— Я вас порадую: сегодня у нас нет времени для обычного урока, — сказал Юйэ. — Скоро должен прийти ваш отец.
Пауль сел.
— Однако я распорядился приготовить для вас книгофильмы с записью нескольких уроков и книгоскоп — во время перелета на Арракис у вас будет время для занятий.
— О…
Пауль начал одеваться. Мысль о скорой встрече с отцом взволновала его: они очень мало виделись с тех пор, как пришел приказ Императора принять власть на Арракисе.
Юйэ прошел к Г-образному столу, размышляя: как были наполнены эти его последние месяцы. Какая потеря! Какая ужасная потеря!..
И он напомнил себе: «Я не должен колебаться. То, что я делаю, — я делаю для того, чтобы эти звери — Харконнены — не мучили больше мою Уанну».
Пауль, застегивая куртку, тоже сел за стол.
— Что я буду изучать по пути на Арракис?
— Ах-х-хх… наземные формы жизни Арракиса. Планета, так сказать, раскрыла свои объятия некоторым земным животным. Непонятно, каким образом. По прибытии мне непременно надо будет разыскать Эколога планеты — некоего доктора Кинеса — и предложить ему свою помощь в исследованиях.
И Юйэ подумал: «Что я говорю? Я лицемерю даже перед самим собой».
— Там будет что-нибудь о фрименах? — спросил Пауль.
О фрименах? Юйэ побарабанил, пальцами по столу, заметил, что Пауль удивленно смотрит на этот нервозный жест, убрал руку.
— Тогда, может, у вас есть что-нибудь о населении Арракиса в целом? — спросил Пауль.
— А? Да, разумеется, — ответил Юйэ. — Оно делится на две основные группы — на фрименов и население грабенов, впадин и котловин — там они называются чашами. Мне рассказывали, однако, что бывают смешанные браки. Женщины низинных деревень и поселков предпочитают фрименских мужей, а их мужчины охотнее женятся на фрименках. У них есть поговорка: «Из города — лоск, из Пустыни — мудрость».
— У вас есть снимки фрименов?
— Я посмотрю, что удастся найти. Но, безусловно, самая интересная их черта — глаза. Совершенно синие, без капли белизны.
— Мутация?
— Нет. Это связано с перенасыщением крови меланжей.
— Чтобы жить на краю Пустыни, фримены должны быть храбрыми людьми.
— Да, это общепризнано, — согласился Юйэ. — Они слагают баллады о своих ножах. Их женщины так же свирепы, как и мужчины. Даже дети фрименов суровы, жестоки и опасны. Вам, как я полагаю, не позволят общаться с ними…
Пауль смотрел на Юйэ; за несколькими скупыми словами о фрименах скрывалась огромная сила этих людей, и мысль о ней захватила его: «Вот бы суметь сделать таких людей союзниками!»
