Ник Перумов - Хранитель Мечей. Одиночество мага. Том 2
Над мачтами застывших галер воздух задрожал и начал сгущаться. Переливаться, чуть светиться тем самым, знакомым некроманту жемчужным отсветом. Мертвенным, словно фонарь в костистой руке скелета, сопровождающего тебя в первой прогулке по Серым Пределам…
…Работаем, работаем, Фейруз. Мы не должны стесняться или чувствовать угрызения совести. То, что мы делаем, – необходимо, как необходим всякий труд. Других назовут героями и победителями, наш удел – людской страх и отверженность, наступающие, как только они начинают понимать, чем на самом деле мы занимаемся. Смотри на меня, брат, мои руки не дрожат, хотя они покрыты горячей кровью невинных бессловесных существ. Человек растит скот, кормит и поит, заботится и охраняет, чтобы потом хладнокровно вонзить нож в горло. Забить, разделать и съесть. Отвратительно, правда? Но так поступают все, от мала до велика, и никому не придёт в голову мысль отказаться от мяса. Это необходимо, чтобы жил людской род. То, чем занимаемся мы, – то же самое. Мы убиваем, чтобы жил наш род. И потому не бойся крови, текущей по нашим пальцам. Мы просто никого не пытаемся обмануть. Мы не стараемся выглядеть лучше, чем мы есть. Мы правдивы. Мы некроманты. Смерть стоит рядом с каждым из нас каждый день, каждый час. Это наша работа – стоять с ней рядом, удерживая под локоть. Придёт время, и ты поймёшь меня, брат. Если мы с тобой переживём этот день.
…Отбив первый магический приступ Клешней, аррасские маги осмелели. Кольцо они не разорвали, и, едва вызванный ими дождь покончил с насланными песчаными копьями, защищавшие Скавелл чародеи сами перешли в наступление.
Фесс ничего не мог сделать. Ни остановить их, ни защитить. Его собственное заклятье, его гримуар ещё были далеки от завершения, а потратить скопленные крохи Силы, чтобы сберечь волшебников?
Вот ты и снова судишь, кому жить, кому нет, некромант.
Я могу и буду судить. Потому что только так я могу исполнить свой долг. Не мешай мне, совесть. Отойди в сторону. Потом можешь мучить меня, сколько вздумается. Но сейчас – отойди.
Кошки мяукали всё громче, всё отчаяннее, метались вдоль крепкой ограды… Бедняги. Вам снова выпало платить своими жизнями за тех, кто вас кормил и поил. Немножко нечестно, но разве честен лекарь, режущий невинное животное в попытках найти лекарство для больного ребёнка?..
Бой вспыхнул, разгораясь с новой силой. Линия защитников Скавелла растягивалась, воины Клешней старались обойти баррикады, потому что там, где они пускали в ход тараны, начинали греметь взрывы гранат султанской гвардии. Там, где защитников оттеснили чуть вглубь, имперские воины занялись уже знакомым Фессу по Арвесту делом – поджигали всё, что только могло гореть.
Сейчас некромант видел и понимал: имей Арвест несколько дней, чтобы приготовиться к отпору, – исход сражения был бы совсем иным.
Магия Клешней оживала, и Фесс ощущал, насколько она близка его собственному искусству. Чистая, незамутнённая магия Смерти. Доведённая почти до абсолюта.
А его заклятье всё ещё не готово…
На галерах вновь пустили в ход катапульты, отвечая на летящие навстречу атакующим взрывающиеся смеси. Катапульт было много, и били они метко. Требушеты тоже старались, и одна галера начала медленно погружаться – но остановить армаду это, конечно, не могло.
Каменные ядра крушили стены, дома с жалобными предсмертными стонами рушились, словно игрушечные, осколки розоватого и белого туфа взлетали на десятки локтей; защитникам пришлось отступить, выходя из-под обстрела. Камни падали густо и часто, и то там, то здесь, сражённый ими, падал человек. Наёмники ругались на чём свет стоит и орали, требуя идти в атаку: сколько можно ждать, пока нас всех не перебьют, что ли?
Орали в ответ и сотники, требуя держать строй и «не дёргаться, мать, мать, мать!..».
Линия зелёных и алых доспехов продвинулась вперёд. Маги Арраса попытались отразить рушащийся на Скавелл гибельный каменный ливень, но в это время жемчужная туча над галерами сгустилась окончательно и чародеи Империи Клешней нанесли свой собственный удар.
Фессу почудилось, что он наяву видит пепельно-серый, словно из погребального праха, кнут, что поднялся над палубами и мачтами. На миг некромант с презрением подумал, что враги, похоже, не способны к истинно отвлечённой магии, им нужно обязательно придать ей какой-то знакомый облик – но тут призрачная плеть со всего размаху хлестнула по берегу, и там, где прошёл кончик хлыста, вверх рванулись фонтаны земли, битого камня, обломков стен, размётанных баррикад – и всё это жуткое варево щедро оказалось приправлено человеческой кровью.
От края до края порта широкой дугой пролегла полоса вспаханной земли, заваленной бесформенными обломками. Дома рухнули, баррикады и завалы разметало, не успевшие отступить люди просто исчезли, так, что не осталось даже и тел.
Туча потускнела, посерела, опустилась почти к самым мачтам, словно отдав все силы. Воины Клешней взвыли, будто голодные зомби, и опять надавили на оборонявшихся. Теперь им почти ничего не мешало.
Отбиваясь длинными пиками, сомкнув щиты и держа строй, дисциплинированные сотни «Белых Слонов» сумели не потерять строя и отойти выше по улицам, ко второй и третьей линиям баррикад. А вот ополченцев полегло очень много. Мало кто успел вовремя отступить, мало кто имел, подобно опытным наёмникам, звериное чутьё на опасность, только и позволявшее выжить в непрерывных сражениях на границе Змеиных лесов.
Но теперь две тысячи тяжело вооружённых латников полка «Белых Слонов» и сорок сотен султанской гвардии пытались удержать троекратно сильнейшего врага, получившего наконец свободу манёвра. Линия защитников растянулась, в бреши пришлось двинуть ополченцев – и там-то они как раз и не выдержали.
Фесс видел, как это произошло.
Неумело отпихиваясь колами и копьями, отмахиваясь выданными из скавеллского арсенала мечами, ополченцы попятились перед свистящим ураганом начищенной стали. Косы имперцев крутились, с шипением рассекая воздух. Подтянулись лучники – тоже в тяжёлых шипастых доспехах, и их стрелы собирали сейчас обильную жатву – мало кто из ополченцев имел добрый доспех, большинство довольствовалось простыми щитами. Строй нарушился, кто-то выскакивал вперёд, теряя плечо соседа, кто-то падал, вопил, раненный, хватаясь за товарищей и умоляя, чтобы его не бросали. Всего этого оказалось достаточно. Бойцы Клешней пробились сквозь копейный частокол, заплатив немалую цену, но всё же пробились. Самый первый из них воспользовался метко пущенной стрелой, сразившей высокого ополченца, вокруг которого сбивались кучей остальные защитники, – алый доспех вдруг бросился вперёд прямо на целящиеся в него наконечники копий, взлетела коса, отбивая отчаянный, но неумелый выпад, и обратным движением состригла чью-то голову. В бока дерзкому имперцу грянуло сразу три копья, панцирь не выдержал, тело задёргалось, насаженное на почерневшие от крови древки, но было уже поздно. Одним броском не меньше десятка имперцев врезались в ряды ополченцев, косы так и замелькали; каждый их удар распарывал тела от плеча до поясницы.
