Анатоль Нат - Приключения блудного барона.
— Отстань, зануда, — устало цедя слова, Димон с кряхтеньем опустился на выступающие из пола невысокие плоские камни неподалеку от стекающего по стене ручейка. — В другой раз лучше подготовимся. А это вообще у нас первая в этом году ходка. Тем более в горы. Так что, отвянь!
Гаси лампу, — бросил он проводнику. — Хватит одной лампы на ночь. Неизвестно ещё сколько времени будем тут плутать.
— Плутать? — устало отозвался проводник. — Да послезавтра к вечеру, особенно если поднажмём, как сегодня, будем на той стороне. Я же вам говорил, что мы тут с ребятами всё облазили и этот самый ход прошли из конца в конец. И не по одному разу.
— Делай что говорят, — отрезал Сидор.
И ты не обижайся, но мы теперь вороны пуганые, — вяло пошутил он. — После того как умудрились прозевать под собственным носом второй проход, уже на молоко дуем. Так что не пререкайся, а прими как данность.
Там мы тоже шли по описанию, правда, без тебя, но всё же. И проход нашли, и дорогу на ту сторону тоже нашли. Даже караван с первого раза умудрились провести на другую сторону гор. И единственное что я понял в этих проклятых пещерах, так это то, что здесь ни в чём нельзя быть уверенным.
И надоело постоянно надеяться на везение.
— Вот здесь ты не ошибся, — устало проворчал Димон. — Никакого везения. И ты на стены глянь. Явно кто-то их обрабатывал. И не зубами, а кайлом. Да и поилка эта лошадиная, — устало махнул он рукой в сторону ручейка, сбегающего по стене в длинную выемку в полу, — явно искусственного происхождения.
Если ты обратил внимание, то карманы эти, где мы как раз остановились на ночь, располагаются через достаточно равные промежутки. И только там, где есть какой-нибудь источник воды. Можем даже поспорить, что в следующем кармане опять будет вода и будет устроена точно такая же поилка.
Похоже. Что это очень старый, хорошо подготовленный и тщательно обустроенный караванный путь.
— Согласен, для лошадей — очень удобно, — кивнул головой проводник. — Мы с ребятами тоже на это сразу обратили снимание. Да и встречаются они действительно через примерно равные промежутки.
— Что значит обратили? — изумлённо посмотрел в его сторону Сидор. — А почему ничего этого не было в отчёте? Ни хода этого широкого, ни карманов через равные промежутки пути, ни поилок этих лошадиных? Даже то, что стены тут носят явные следы человеческой обработки мы только сейчас от тебя узнаём?
Ты соображаешь что ты сейчас сказал? Что вы половину, если не большую часть информации просто утаили.
Вы чем там думали, когда отчёт составляли? Вы вообще то полевые дневники ведёте? Или потом, по памяти восстанавливаете пройденный маршрут?
Каждый вечер ты должен вести дневник. Отображать всё, что попадается тебе на пути, чтобы в конце составить полную картину.
А у тебя что? — сердито посмотрел он на проводника. — Как вспомню твой отчёт — волосы дыбом встают. Ущелье вправо, ущелье влево — не заметил. Да и какая мол разница. Одним больше, другим меньше.
Начальник изыскательской партии, блин!
Был, — жёстко отрезал он.
А этим двоим инженерам, Лёшке с Витьком, что тебя назначили и не проинструктировали должным образом, я таких звездюлей по возвращении выпишу, — сердито посмотрел он на смущённого проводника. — Они в другой раз сами впереди тебя побегут и сами всё записывать будут.
С этого дня будешь всё время на глазах, так сказать, при штабе. Шаг вправо, шаг влево…
— Хватит тебе ругаться, изыскатель хренов, — устало одёрнул Сидора Димон, аккуратно расправляя свой плащ на голых камнях и пытаясь поудобнее на нём устроиться. — Что сделано, то сделано. Чего теперь говорить. Давайте спать. Отдохнём и махнём дальше. Что-то мне не охота здесь под землёй находиться дольше положенного времени. А если верить нашему Сусанину, — скупо улыбнулся он. — Нам ещё завтра и послезавтра, целых два дня топать.
— Эх, — грустно вздохнул он, расправляя замявшийся край плаща под спиной, — где моя походная пенка? И почему ночёвки на голых холодных камнях не способствуют долголетию, — устало посетовал он.
Притушив единственную зажженную лампу они выкинули на пальцах очерёдность дежурства. Свободные тут же завалились спать, оставив дежурного сонно кемарить возле слегка притушенной лампы.
Ночь, или то, что тут под землёй в темноте её заменяло, прошла спокойно. На условное утро быстро, всухомятку молча перекусив копчёной олениной, они так же как и вчера, неспешной, ходкой походкой двигались дальше по широкому ходу пещеры, методично фиксируя малейшие изменения в рисуемом по ходу плане.
И первый же встреченный на пути карман, полностью подтвердил их вчерашние предположения, полностью уверив их в том, что проход носит явственные следы человеческой обработки.
На той стороне гор, как Денис и сказал, они были уже к вечеру второго дня.
А то что это был конец пути было ясно уже хотя бы по гудящим от длительной, непривычной ходьбы ногам, и по тому, что ходу дальше не было. Большой завал из крупных неподъёмных камней, осыпавшихся с потолка, преграждал дальнейший путь, полностью перегораживая основной широкий проход перед ними.
Свернув с главного, широкого прохода в один из многочисленных узких боковых лазов, отмеченный ещё с того первого раза Денисом небольшой горкой мелких камней, они оказались в крохотном, буквально на пару человек закутке пещеры.
Видимо там раньше заканчивался какой-то служебный ход, выход из которого до сих пор ещё загораживали косо висящие на рыжих, насквозь проржавевших петлях давно уже сгнившие остатки бывших когда-то толстых, массивных дубовых дверей.
Видимо закрывавшие когда-то этот боковой ход и небольшую комнатёнку сразу за дверьми, по всей видимости, бывшей караулки, сейчас от них осталась одна лишь труха, ржавой пылью осыпавшаяся на головы неосторожно потревоживших её путешественников.
Дальше на выходе из комнаты, бывший дверной проём перегорожен был обрушившимися внутрь прохода большими кусками толстой кирпичной стены, наискось перегородившими весь проём. Внизу, под большими кирпичными блоками завала виднелся узкий, заваленный битой кирпичной крошкой лаз, хитроумно извивающийся между обрушенными большими кусками тёсаного камня и каких-то колонн, которые собственно и не дали обрушившейся когда-то кирпичной стене полностью засыпать весь проход.
Там, под стеной, между камней оставалось ещё достаточно свободного места, где при желании можно было с трудом проползти человеку.
Проводник, ни слова не говоря, ужом скользнул под стену. И буквально через пару минут в отвыкшие от дневного света глаза Сидора с Димоном, брызнули ослепительно яркие после пещерной темноты лучи закатного солнца, тусклый свет от которого закрывали камни, тщательно маскирующие от чужого взгляда выход с той стороны.
Выбравшись в какое-то полуподвальное помещение со сводчатыми потолками, освещенное сверху, через узкие подпотолочные оконца косыми лучами заходящего солнца, они оказались в каком-то небольшом, захламлённой каким-то бытовым мусором помещении, где по кирпичному своду потолка и по верху стен ещё местами сохранились остатки изящной гипсовой лепнины.
По захламлённой старой, сгнившей мебелью широкой, плавно изгибающейся справа налево лестнице они осторожно выбрались из подвальной комнаты в просторную, хорошо освещённую закатным солнцем залу первого этажа.
Высокие узкие арочные окна, равномерно идущие по всей стене зала с закатной стороны, давали достаточно ещё света чтоб осмотреться и открывали прекрасный вид наружу, чтоб определиться где они очутились.
Кругом были какие-то руины с обрушенными на высоте человеческого роста стенами каких-то полуразрушенных строений. Дом, где они выбрались, похоже был единственный, где сохранился хотя бы потолок первого этажа. Крыши над ними не было.
С первого же взгляд было видно что в прошлом это была просторная, красивая горная усадьба какого-то местного жителя. И как тут же с гордым видом поведал им Денис, довольно типичная для этих мест.
Но то, что от неё осталось к настоящему времени, представляло совершенно дикое, жалкое зрелище.
Осторожно побродив среди развалин, стараясь не привлекать к себе стороннего внимания, они в конце концов выбрались к останкам широких въездных ворот усадьбы, когда-то украшенных высокой изящной аркой, от которой до настоящего времени оставалась только левая половина, чудом держащаяся непонятно на чём. Большой, круглый, резной белокаменный барельеф, когда то украшавший её посредине, сейчас валялся далеко в стороне от ворот, скрытый под бурно разросшимися ветвями местного, колючего кустарника.
Кирпичное и белокаменное крошево, видимо когда-то бывшее усадебной оградой, сейчас ровным, неаккуратным валом опоясывало немалую территорию бывшей усадьбы, скрываясь дальше в стороне, за крайними руинами. Прямо перед ними, на местах бывших когда-то двух въездных боковых башен, высились буквально горы битого, ни на что совершенно не годного кирпича.
